<экзистенциального невроза>, которых одолевало чувство бессмысленности, никчемности существования и т. п. У меня складывается впечатление, что метамотивация не даруется человеку сразу же с удовлетворением базовых потребностей;
иногда при исследовании приходится учитывать дополнительную переменную, названную мною <неприятием метамотивации>. А это значит, что для лучшего взаимопонимания между нами, для более осознанного построения теории самоактуализации полезно было бы расширить определение самоактуализированного человека и сказать, что он не только а) психологически
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 315
здоров, б) удовлетворил свои базовые потребности и в) позитивно использует свои возможности, но и - г) устремлен к неким <высшим> ценностям, взыскует их и преклоняется перед ними.)
II
Они посвящают себя без остатка своему делу, служат своему призванию, они знают свое предназначение, воплощенное в любимой работе
(<внеположной по отношению к их "Я">).
При исследованиях самоактуализированных людей я обнаружил, что все они без исключения (я могу говорить лишь о представителях нашей культуры) - увлеченные люди, люди, посвятившие себя любимому делу, <внеположному> по отношению к их <Я>. Они служат своему призванию, знают о своем предназначении, воплощенном в их работе. Как правило, увлеченность и преданность делу настолько сильно выражены, что язык не поворачивается называть их затертыми, утерявшими эмоциональную окраску словами. Слова <призвание>, <служение> или <миссия> кажутся блеклыми и банальными, они не в состоянии передать страстного, самозабвенного и искреннего отношения таких людей к своей <работе>. Мне кажется, что уместнее говорить о <судьбе> или о <предназначении>. А порой даже о <жертвоприношении> в религиозном смысле, о принесении себя в жертву своему делу, о возложении себя на алтарь служения делу, некой первопричине, которая лежит вне человека, которая больше человека и величественней человеческого, ради чего-то неэгоистичного, внеличностного.
Мне представляется разумным расширить присутствие понятий <судьба> и <предназначение> при описании этого феномена. При помощи этих, на первый взгляд неадекватных, понятий удачно передается чувство неадекватности, возникающее при общении с самоактуализированными людьми (как и с некоторыми несамоактуализированными), при разговоре с ними об их работе или деле (83). Это удивительное и парадоксальное ощущение взаимной любви человека и его дела, комплементарности их друг другу, чувство, что работа <сродни> человеку, что он предназначен исполнять ее, что только он может сделать ее хорошо и правильно, что он даже скучает по ней. С первых его слов мы ощущаем присутствие чего-то, вроде гармонии предназначения, или даже идеального союза, брака, свершенного на небесах, истинной дружбы, когда двое кажутся созданными друг для друга. Человек и его работа в таких случаях подходят друг другу, как ключ к замку, а замок - к ключу, они откликаются друг на друга, как струна фортепьяно откликается на чистый тон голоса, как пение сливается с музыкой в высшей
гармонии.
Что касается женщин, то все сказанное выше относится и к ним, но
несколько в ином смысле. Среди моих испытуемых была женщина, абсолютно поглощенная ролью хорошей матери, жены, домохозяйки, посвятив 316
Метамотивация
шая свою жизнь служению семейственности. Ее призвание - а ведь это можно назвать призванием - состояло в том, чтобы растить детей, составлять счастье своего мужа, поддерживать связи между многочисленными родственниками. Она была непревзойденной матерью, женой и домохозяйкой, и было видно, что это доставляет ей высшее удовольствие. Она всем сердцем любила то, что ей приходилось делать, не желала для себя иной судьбы и отдавала этому делу всю себя. Когда мы говорим о конкретной женщине, то важно учитывать, в какой степени сочетается в ней любовь к домашнему и профессиональному труду, что именно она считает своим предназначением, что для нее любимо, важно и значимо. Глядя на некоторых женщин, мне порой кажется, что рождение ребенка само по себе может стать абсолютной самоактуализацией для них. Но чаще всего, когда я берусь рассуждать о самоактуализации женщин, я испытываю чувства смущения и неуверенности.
III
В идеальном случае позыв совпадает с призывом, <я хочу> совпадает с <я должен>.
Когда мне приходится исследовать самоактуализированных людей и я пытаюсь вычленить из единого мотива две подобных детерминанты внутреннюю и внешнюю, у меня возникает чувство, что я пытаюсь сделать из одного волоска два. Безусловно, можно рассуждать о внутренних позывах, например, когда человек заявляет: <Я люблю детей (или живопись, науку, политику) больше всего на свете. Я очарован ими... Меня тянет к ним... Они мне необходимы...> Это мы можем назвать <позывом>, и это скорее похоже на потакание собственной слабости, нежели на исполнение обязанности. <Позыв> стоит особняком и отличен от <призыва>, который предъявляет человеку требования от имени ситуации, окружения, проблемы, внешнего мира примерно так же, как пожар <призывает> к тушению его, как беспомощный младенец требует заботы, как несправедливость взывает к благородству. Призыв обязывает нас, возлагает ответственность, вынуждает к действию невзирая на то, чем мы заняты и чего хотим. В призыве больше долженствования, обязанности, необходимости, чем желания.
В идеале (и к счастью у большинства исследованных мною испытуемых) <я хочу> совпадает с <я должен>, позыв согаасуется с призывом. И тогда сторонний наблюдатель наполняется благоговейным трепетом от обязательности человеческого предназначения, от заклятия и предначертанности судьбы, от гармонии необходимости и желания. Наблюдатель (как и сам <призванный> человек) ощущает не только благодатное <долженствование>, но и необходимость, правильность, уместность, ценность, справедливость того, что предстает его взору. Мне самому зачастую приходилось переживать этот комплекс чувствований при наблюдении такого типа единения одного с другим, слияния двух в одно.
Теория метамотивации: биологические корни высших ценностей 317
Здесь напрашивается слово <целесообразность>, но я не решаюсь употреблять его, потому что оно подразумевает проявление воли, намеренность, работу сознания и рассудка, оно не передает той одержимости, того желания и нетерпеливого стремления подчиниться воле предназначения, безоглядного порыва навстречу судьбе и счастливого единения с ней. Ведь скорее судьба играет человеком, чем он ею, пусть даже мы не сможем забыть, что человек - творец собственного счастья и кузнец своей судьбы. В любом случае, человек должен сначала узнать ее, угадать сходство окружающего со своими неосознанными ожиданиями. Наверное, лучшими учителями при этом узнавании, при выборе, решении, предположении - или даже определении - были бы Спиноза и даосисты.
Если все-таки вам не удается постичь эти чувства интуитивно и непосредственно, попробуйте поразмышлять о том, что происходит с человеком, когда он влюбляется. Влюбленность приходит к человеку не по обязанности, не по долгу, она скорее противоречит разуму и логике. Влюбленность и произвол вступают между собой в очень непростые, но уж никак не подчиненные отношения. И если вам приходилось влюбляться, то вы вспомните, каково это - быть магнитом и железом одновременно, вспомните, насколько приятно быть одновременно и тем, и другим.
IV
Человек восхищен тем, что ему повезло, что судьба благоволит ему, но чувство может быть и амбивалентным, он может у верить себя, что не
заслуживает такого благоволения судьбы.
На примере влюбленности я могу пояснить еще один феномен, который трудно пересказать обычными словами. Я говорю о чувстве несказанного везения, удачи, благоволения судьбы, о трепете перед чудом, об изумлении своей избранностью и особого рода гордости за нее. И в то же время эти чувства удивительным образом смешиваются с ощущением человеком собственной ничтожности, с убежденностью, что судьба не по праву даровала ему те прелести и достоинства, которые он находит в объекте своей любви
без счета и остановки.'
Предчувствие несказанной удачи может пробудить в человеке всевозможные невротические страхи, усилить комплекс неполноценности, довести до полного самоуничижения, запустив механизмы встречных оценок, динамических производных от комплекса Ионы и др. Лишь поборов в себе подобное противодействие, человек сможет всем сердцем принять высшие ценности.
V
Такие люди преодолели дихотомию <работа-игра>; такие, слова как <ничегонеделание>, <хобби>, <отпуск> и т. п. имеют для них особый смысл.
318
Метамотивация
О таком человеке можно с полным правом сказать: <Он делает то, что ему нравится, он воплощает в работе свое истинное "Я", самоактуализируется в ней>. Абстрагируясь и экстраполируя подобное заявление к абсолютному, совершенному случаю, можно сказать: <Этот человек лучше всех делает это дело, а это дело - лучшее в мире для этого человека, оно соответствует его талантам, способностям и интересам. Он создан для этой работы, а она для него>.
Если вы можете сказать нечто подобное о каком-либо человеке, если вы чувствуете правомерность такого высказывания, то ваши отношения с ним поневоле перемещаются в иную дискурсивную реальность, в высшую реальность (89), в реальность трансценденции, где взаимопонимание возможно только в том случае, если разговор будет идти на высшем языке (на языке Бытия, на мистическом уровне и т. д.). Так, например, совершенно очевидно, что расхожее, общепринятое противопоставление работы и игры чуждо такому человеку (80, 83). Когда он увлечен своим делом, он не сможет дать однозначного ответа на вопрос: работает он или развлекается? Работа увлекает его, его хобби - это его работа. Разве можно сказать, что человек <трудится>, когда он любит свою работу, когда она доставляет ему большую радость, чем любое другое занятие, если он с нетерпением ждет момента, когда можно будет приступить к ней или вернуться к ней после вынужденного перерыва? Разве мы можем в данном случае говорить о