— Есть смысл рискнуть, — поддержал командира комиссар Орловский.
— Но оружие?
— Мы выгрузим его в какой-нибудь отдаленной бухте.
Едва наступила темнота, «Адмирал Завойко» снялся с якоря. На японском броненосце тотчас замигал сигнальный фонарь: «Куда следуете?» Клюсе приказал сигнальщику ответить: «На Командоры». Японцы не стали чинить препятствий. Яхте некуда было деться, далеко ей не уйти. На броненосце знали, что запас топлива у яхты невелик. Но там не знали энтузиазма революционных моряков. А они, выгрузив оружие в бухте Калыгир, повели свое судно на юг, борясь со штормом, экономя каждый килограмм угля. Когда японцы, считавшие яхту своей добычей, спохватились, «Адмирал Завойко» был далеко, затерялся в океанских просторах. Взбешенные японцы объявили яхту «пиратским судном». Это известие прибыло в Шанхай раньше яхты. И когда «Адмирал Завойко» приблизился к порту, лоцманы категорически отказались провести его к причалу. Судну пришлось долго стоять на рейде.
В ту пору Шанхай кишел белогвардейцами, бежавшими сюда из Советской России, тут нашли свой приют остатки разбитых колчаковских банд. Они не могли смириться с тем, что здесь, в порту, находится советский корабль. Несколько раз вооруженные отряды белогвардейцев подходили ночью на катерах и джонках к яхте, пытались захватить ее. Но матросы успешно отражали нападения. Однажды они обезоружили и взяли в плен весь вражеский отряд.
Два года простоял «Адмирал Завойко» в Шанхае. Это был маленький советский островок в стане буржуазии и белогвардейщины. Моряки не только сберегли его от посягательств врага, но и сами вели активную пропаганду среди русских матросов на пароходах, которые белогвардейцы угнали с Дальнего Востока. После такой пропаганды некоторые пароходы, выйдя в открытое море, шли не заданным курсом, а поворачивали на север и возвращались в родные края.
Здесь, в Шанхае, на глазах у злобствующих врагов экипаж «Адмирала Завойко» поднял советский военно-морской флаг. Под этим флагом 20 марта 1923 года судно вошло в бухту Золотой Рог. Радостной была встреча с родной землей, с родным городом. На причале громко пели «Интернационал». Тут же состоялся митинг, на котором было зачитано письмо команды «Адмирала Завойко» Владимиру Ильичу Ленину. «Счастливы заверить, что возрождение Красного флота на страх мировому империализму находится в верных, испытанных руках!» — так заканчивали свое послание моряки.
Пусто было в ту пору у владивостокских причалов. Белогвардейцы и интервенты, отступая, затопили или угнали все военные корабли и пароходы. Яхта, переименованная в «Красный вымпел», одна должна была охранять огромную морскую границу, вести борьбу с японцами, которые хищнически ловили в наших водах рыбу и крабов, занимались контрабандой. «Красный вымпел» доставлял продукты и другие товары на далекие острова; моряки устанавливали там Советскую власть, сражались с недобитыми белогвардейскими бандами.
В 1924 году «Красный вымпел» пришел в бухту Провидения, где уже несколько лет не появлялись суда с Большой земли. Каково же было удивление моряков, когда на палубу поднялся урядник в парадной форме, с погонами и царскими медалями на груди. «Какой у вас флаг, господин капитан? — разгневанно осведомился этот «представитель власти». — Вы что, бунтовщики? Снять немедленно! Арестую!»
Ничего не поделаешь, пришлось морякам самим взять под стражу ошеломленного «блюстителя порядка».
Год спустя «Красный вымпел» высадил десант на Сахалине, в жестоком бою разгромил большую банду белогвардейцев возле порта Лян и установил в этом районе Советскую власть. А сколько их было таких походов, десантов, боев, стычек! Ведь единственный советский корабль на весь океан! И только после 1932 года, когда был создан Тихоокеанский военно-морской флот, дел у «Красного вымпела» поубавилось. Но он долго еще продолжал свою нелегкую службу, боролся с нарушителями морской границы, участвовал в разгроме японских империалистов.
Очень хорошо, что этот первовестник Советской власти на берегах Дальнего Востока объявлен мемориальным кораблем-музеем! К нему не зарастет народная тропа, как не зарастет она к старшему брату «Красного вымпела», который обрел свою вечную стоянку в городе Ленина.
…Вечером наползли тучи из «гнилого угла», снова заморосил дождь. Зажглись электрические фонари, отражавшиеся в воде. На веранде морского вокзала и на причале собрались провожающие. Корпус теплохода начал подрагивать от работающих машин.
Еще накануне я простился с Мишей Матюшиным и с другими знакомыми. День был воскресный, они собирались ехать за город, не хотелось портить им отдых.
И все-таки я ждал. Приятно было бы пожать на прощание руку, сказать несколько слов. Я бродил по мокрому асфальту причала, слышал обрывки торопливых разговоров, видел лица провожающих: и грустные, и равнодушные, и даже радостные. Кто-то всхлипывал, а щеки у всех были мокрые от дождя.
Прощались члены экипажа, прощались наши экскурсоводы и туристы — жители Владивостока. Но таких было немного. А все остальные плотной массой грудились вдоль левого борта «Туркмении», притихшие и немного взволнованные.
Нет, ко мне никто не пришел. Я поднялся на палубу. Ровно в двадцать один час раздалась команда убрать трап.
ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВЫЙ ТИГР
Я совсем не против поездок за границу. Наоборот. Это очень полезно: посмотреть, как люди живут, и себя показать. Разумеется, с хорошей стороны. Но прежде чем отправляться в зарубежный вояж, надо обязательно познать родную страну.
Вот прожил человек все свои годы в каком-то городе, освоил пейзажи в пределах дачной местности и Южного берега Крыма, и вот отправляется он скакать галопом по Европам. Возвращается оттуда, и глаза у него на лоб вылезли: ах, какие там дворцы, какие реки, какие горы! И невдомек ему, что нечто подобное, даже еще лучшее, имеется у нас в собственном доме.
Мне довелось изъездить нашу страну, как говорится, и вдоль и поперек. И я не перестаю поражаться ее богатством, великолепием и невероятным разнообразием. У нас есть все. Старинные дворцы и затерянные в дебрях зимовья, новейшие города и такие места, где еще не ступал человек; есть черная стужа Арктики и слепящий зной пустынь, есть тундра и субтропики, пальмы и кедры, лазурные берега и дымящиеся вулканы. Нет, я не берусь даже перечислять: это просто невозможно. Лучше скажу еще раз, не боясь повториться: страна наша очень богата и сказочно красива. И только лень да отсутствие любопытства мешают некоторым гражданам видеть ту красоту, которой щедро одаряет нас матушка-природа.
Кстати, в приморской тайге до сих пор разгуливают на свободе шестьдесят диких первозданных тигров[2]. Конечно, встретить их нелегко и не всегда приятно, особенно в сумерках. Но, высаживаясь на берег, каждый из нас втайне мечтал о такой встрече. В конце концов зверь не обязательно будет голодным…
Потенциальная возможность увидеть тигра появилась у нас на второй день путешествия, когда раздвинулись прибрежные горы и «Туркмения» медленно вошла в глубокую бухту, со всех сторон окруженную лесистыми сопками.
Открыта эта бухта давно: еще в 1787 году здесь побывал французский мореплаватель Лаперуз, окрестивший новый залив портом Сеймура. Но это название не прижилось. Больше чем через сто лет, во время Крымской войны, несколько английских судов преследовали русский военный корабль. Воспользовавшись густым туманом, корабль свернул в неизвестную бухту. Англичане потеряли его и ушли ни с чем. Произошло это 11 июля по старому стилю, в день Ольги. Поэтому русские моряки в честь своего спасения назвали гостеприимную бухту — бухтой Ольги. Так пишет знаменитый путешественник Владимир Клавдиевич Арсеньев, не раз бывавший в этих местах.
Приведу выдержку из его книги: «В 1906 году в посту Ольги была небольшая деревянная церковь, переселенческая больница, почтово-телеграфная станция и несколько мелочных лавок. Пост Ольга — не деревня и не село. Ольгинцы в большинстве случаев разночинцы и запасные солдаты, арендующие землю для застройки. Никто не занимается ни огородничеством, ни хлебопашеством, никто не сеет, не жнет и не собирает в житницы…»
С той поры прошло шестьдесят лет, из них полвека — советских. Теперь в поселке Ольга больше трех тысяч жителей, работает агаровый комбинат. В районе есть рыболовецкий колхоз с семью сейнерами, развито животноводство, пчеловодство, большое внимание уделяется разведению пятнистых оленей.
Высадившись на берег, наша первая смена отправилась сначала осматривать Синие скалы. Песчаная дорога бежала по краю бухты, огибая сопку, потом свернула вправо, в широкую долину реки Авакумовки. Мы уходили все дальше от берега. Обычное море сменилось морем зелени: склоны сопок казались кудрявыми, ни одной прогалины не видно было на них. Долина реки сплошь заросла высокой травой и кустарником.
Дождь почти не чувствовался, но теплый воздух был так насыщен влагой, что дышалось не легче, чем в бане. Туристы далеко растянулись вдоль дороги. Мы шли среди последних. Наш уютный Герасимыч со своим солидным брюшком был несколько тяжеловат, для того чтобы лидировать в кроссе по пересеченной местности. У Алексея неважно работал «мотор», хотя он и не показывал этого. Конечно, обидно иметь в тридцать два года порок сердца, но что поделаешь?! Я в общем-то знаю, как это произошло. Лет шесть назад Алеша работал в экспедиции на Кольском полуострове. Там у них что-то случилось, Алексей спасал своего товарища, нес на себе по тундре километров пятьдесят, провалился под лед и стоял по пояс в холодной воде, держа товарища на руках. Короче говоря, коллегу своего он спас, а сам свалился в жестоком приступе ревматизма. Потом — сердце. Об этом случае писали в газетах.
Теперь у Алеши спокойная должность: он работает на метеорологической станции. Но вот сильна у человека страсть к путешествиям, носит его черт знает куда! Я не очень жалуюсь на свой «двигатель», но и то он на Дальнем Востоке начал пошаливать. Во-первых, сопки, сплошные подъемы да спуски. В среднерусской полосе их, может, и не очень бы ощущал, а в Приморье и без этого нелегко: большая влажность, процент кислорода меньше обычного. Надо акклиматизироваться, привыкнуть.