По крутому склону поднялись все, даже немолодые женщины. Помогла взаимная выручка, помогла решимость. Обидно ведь останавливаться, не переступив последний порог.
Перед глазами открылась обширная, овальной формы, прогалина — мертвая зона, окруженная кольцом зелени. Мрачно высились бесформенные нагромождения черных и красноватых камней, сброшенных сюда извержением. Мелкие камни, как бомбы вылетавшие из кратера, будто впаяны в лаву.
Лишенная растительности, желтоватая от серы прогалина ближе к краям становилась темнее, приобретая то розовый, то какой-то рыжий оттенок. А в центре ее с гулом и свистом рвалась вверх высокая. струя пара, клокотал газ, распространяя удушливый запах сероводорода. Это и есть фумарола. В стороне от нее бушуют другие, а во многих местах пар просто клубится над расселинами, будто догорают среди камней заброшенные костры.
Фумарола похожа на маленький кратер, весь покрытый желтым, глянцевитым наростом серы. Пар и газы бьют из отверстия диаметром около метра. Бьют с такой силой, что струя отбрасывает в сторону даже тяжелые камни. В глубине фумаролы что-то бурлит и словно ворочается медленно и тяжело. Под ногами ощутимо подрагивает почва, такое чувство, что вот-вот разверзнется земля и провалишься в преисподнюю.
У меня было странное состояние. Совсем близко, в трех шагах, находилось «окно» в совершенно неведомый мир. Мы осваиваем космос, но еще никто не проник в «раскаленное царство». Нам известно, что ада нет, что фумаролы не отверстия над котлами для варки грешников. Но как прорваться в земные глубины? Вход рядом, однако охрана у него такая, что не подступишься. Вот она, великая тайна, и мы стоим на самом краю ее!
У второй фумаролы, образовавшейся на склоне оврага, голос особенный. Струя пара и газа бьет под углом, и не гудит, а свищет и подвывает. Вокруг отверстия особенно много серы, ярко-желтая корка облепила весь склон; около кратера заметны изломы — это струя прокладывала себе путь, выбивая наросты.
Вот так и парит, и гудит, и воет мертвая прогалина и днем, и ночью, и летом, и в зимнюю стужу, согревая свои камни и отравляя растительность ядовитым газом. А посреди этой мрачной поляны высится черная, пористая, будто изъеденная годами скала.
Мы разбили бивак в кустарнике, неподалеку от фумаролы, но едва успели покончить с сухим пайком, как переменился ветер и нас обдало запахом сероводорода. Пришлось поторопиться со спуском.
В зарослях мы столкнулись с другой группой туристов, поднимавшихся к фумаролам. Особенно обрадовался этой встрече Алексей. Он стоял на пригорке, среди кустов, подавшись вперед, словно тигр в засаде, искал глазами, когда мелькнет над бамбуком красная косынка Надежды. Я поскорее увлек в сторону доктора. В эти минуты Алеша меньше всего нуждался в медицинском надзоре.
С этой группой пришел парнишка в высоких резиновых сапогах, а с ним женщина лет тридцати в грубой зеленой куртке, в таких же брюках и в красивых сапожках. Они ожидали на поляне, пропуская мимо себя туристов. А когда появился неторопливый Ипполит Степанович в распахнутом дождевике, в неизменной тюбетейке и с посохом, женщина шагнула к нему и спросила не без робости:
— Вы профессор Базальтов?
Могучий Ипполит поклонился со старинной галантностью и сказал:
— Да, это я. Чем могу быть полезен?
Вот ведь какая история: мы вместе пребывали на Енисее, вместе путешествовали по Тихому океану, а не будь этой женщины, никогда не узнали бы, что наш молчаливый Ипполит Степанович — доктор наук, известный ученый, исследователь пустынь и гор Средней Азии.
Между ним и женщиной завязался такой интересный разговор, что я ни на шаг не отставал от них. Оказывается, растительный мир Курильских островов изучен еще мало. Вот уже несколько лет здесь-., работают ботаники, в том числе и эта женщина. Из сообщения в областной газете они узнали, что на «Туркмении» путешествует профессор Базальтов, и решили обязательно разыскать его.
Добрую половину слов собеседники произносили по-латыни и я многого не понял. Но один факт меня удивил. Прошлым летом сотрудница экспедиции «обожглась» красивым цветком сумаха ядовитого. Была сыпь, температура, потом на коже образовались язвы. Сотрудница уехала на материк, там вылечилась, а этим летом снова вернулась на Кунашир. Она не трогала цветок, не нюхала его, увидела только издали. И этого было достаточно, чтобы болезнь вспыхнула снова.
Не знаю, как объяснили ученые этот рецидив. Я лишь уразумел, что яд цветка действует на нервную систему человека. Значит, не зря предупреждали нас об осторожности.
Впрочем, какая там может быть осторожность! Когда мы спускались, начался дождь. Ноги скользили по стеблям бамбука, но траве и глине. Мы хватались за стволы, за ветки, за что придется, и все равно падали, получая царапины и ссадины. Наш грузный Герасимыч ободрал чем-то щеку. Сначала даже не заметил: такая маленькая была ранка. А потом щеку разнесло, и он несколько дней ходил с явным креном на левый борт.
Простившись с вулканом Менделеева, мы поехали осматривать второе чудо Кунашира, так называемый Горячий пляж. Оказывается, подземное тепло вулкана доходит до самого моря, и не только доходит, но и стремится вырваться на поверхность.
Вот он, этот удивительный берег. Неширокая полоса гальки и темного песка, протянувшаяся метров на четыреста. Пологий мыс, на котором стоит поселок, и маленькая бухточка, сжатая крутыми обрывами, будто дымятся. Повсюду среди камней и просто из песка поднимаются струйки пара, то почти прозрачные, то с розовым или голубоватым оттенком. В нескольких местах бьют роднички кипящей воды, которая булькает, хлюпает и пузырится. Возле них нельзя прикоснуться к земле: температура тут до ста градусов. Да и в любом месте, чуть копнешь песок, начинает идти пар. Копнешь второй, третий раз — и берегись: ударит такая струя, что можно обжечь лицо. Хозяйки вбивают колья для сушки белья, колья окутываются клубами пара. Тут же вырыто некое подобие колодца. Вода почти на уровне земли. Но вода не простая, а кипяток. Женщины черпают ведрами, берут для стирки. На пляж приносят чайники и кастрюли. Зарывают их в песок. Через десять минут вода начинает кипеть. Через час хозяйка приходит и достает из песка кастрюлю с готовым борщом. Или с ухой. И это не только летом, но и зимой, при любом морозе.
Горячая вода используется также для отопления. Кстати, трубы над домами там не такие, как везде. Над крышами торчат топкие железные трубки, через которые выходит отработанный пар.
Во время прилива океан заливает пляж и охлаждает его. По едва вода отступает, мокрый песок начинает парить снова.
Целебная сила горячих источников на Кунашире очень высокая. Сюда приезжают люди с радикулитами, экземой и другими болезнями, которые не смогли вылечить ни лучшие врачи, ни домашние знахари, ни знаменитые на весь мир грязи. А здесь после десяти — пятнадцати ванн поднимаются на ноги даже те, кто потерял было способность ходить. У больных экземой кожа становится чистой и гладкой. Но сюда очень трудно, очень далеко добираться.
В общем, на Горячем пляже есть десятки источников самых различных свойств, есть поблизости обширные залежи инистых грязей. Но это редкостное сочетание используется пока только смелыми «дикарями». До тех даров, которые несет людям вулкан Менделеева, хозяйские руки практически еще не дошли. А ведь здесь можно создать замечательный курорт, построить тепловую электростанцию, устроить целую систему парников, чтобы круглый год созревали овощи. Все рядом, все на одном месте. Да еще неповторимая природа: магнолии, океан, птичьи базары на скалах.
Вот только ходить там страшновато, под ногами все время дымит земля. Но ведь живут же там люди много лет, и ничего ко случилось с ними. Последнее извержение вулкана было данным давно. Об этом извержении напоминают груды ноздреватых многотонных камней, повсюду рассеянных на берегу и даже в воде. Это «капли» лавы, долетевшие до океана.
Между камней почти сплошной настил крупных белых раковин, тяжелых и плотных, словно отлитых из перламутра. Их тут миллионы. Сначала мы набили полные карманы. Но потом побросали и стали придирчиво отбирать лучшие.
Близился вечер, пора было возвращаться в Южно-Курильск. Мы вознамерились было идти пешком, но инструктор посоветовал сесть в автобус, поджидавший возле моста. Небо снова грозило дождем, да и дорога тут, оказывается, была необычная. Собственно говоря, дорога вообще отсутствовала. Километров пять автобус двигался прямо по плотному сырому песку, между береговым обрывом и кромкой воды. Начался прилив, пляж быстро суживался. Шофер спешил, гнал машину, пока океан не отрезал нас от города. Иногда волны ударяли прямо в колеса, мы мчались по воде, по белой пене прибоя; во все стороны летели крупные брызги.
В порт приехали до начала дождя, но это не спасло нас. Вскоре хлынул тропический ливень. Счастливчики укрылись в диспетчерской, в каких-то будках, но подавляющее большинство туристов осталось под открытым небом.
На рейде разгружалось несколько судов, плашкоуты были заняты, и никто не соглашался везти нас на «Туркмению». Мы бодро, с веселыми песнями мокли под дождем, а директор круиза тем временем переговаривался с теплоходом при помощи карманной рации, такой маленькой, что она умещалась в кулаке.
С опозданием на причал явились три пожилых путешественника и с места в карьер начали рассказывать о своих приключениях. В этот день им удалось побывать на южной окраине острова в заливе Измены, где раскинулись подводные луга удивительного растения — анфельции. Из этой морской травы получают на заводе студенистое вещество, известное под названием агар-агар, которое используется и в химии, и в медицине, и во многих отраслях промышленности.
Едите вы, к примеру, мороженое, или майонез, или мармелад — и всюду есть немножко агар-агара. Но наши путешественники, возвратившиеся с залива Измены, восхищались другими свойствами этого вещества. Один товарищ, владелец кино-и фотоаппаратов, говорил о том, как используется агар-агар для производства кинопленки. А второй рассказывал, как применяют его для осветления вин. Причем рассказывал товарищ не только со знанием дела, но и с большим чувством. Вот уж, действительно, каждому свое.