Покойников здесь не закапывают в землю. Раньше у северян не было лопат и ломов, чтобы долбить вечную мерзлоту, рыть могилу. Говорят, что в старину ослабевших стариков, неспособных двигаться, кочевники покидали на месте очередной стоянки. Людям, обреченным на смерть, оставляли все их богатство: одежду, нарты, орудия для охоты и рыбной ловли, посуду и еду, чтобы покойникам хорошо было на том свете.
Обычаи, сложившиеся в глубокую старину, не исчезли еще и теперь. Умершего закутывают в оленьи шкуры, кладут в высокий просторный ящик, сколоченный из простых досок, и увозят на кладбище. В последнее время в Воронцове для этой цели используют гусеничный вездеход, который легко преодолевает и болотистую тундру, и довольно крутые подъемы. Место для кладбища выбрано сравнительно сухое, на склоне возвышенности. Ящики с покойниками стоят прямо на земле и лишь чуть присыпаны с боков желтой глиной и мелкими камушками.
Рядом с каждым ящиком — имущество умершего: все то, что потребуется ему для жизни и для охоты в царстве мертвых, если оно все-таки существует. Для мужчин оставляют на кладбище нарты и длинный шест, чтобы править оленями. Возле одного из ящиков нарт нет, зато лежат высокие резиновые сапоги. Видимо, покойник был рыбаком. Тем, кто на этом свете охотился, кладут капканы. Всем — тарелки, кружки, ложки. Кому-то положили даже большой старинный котел. Очень трогательны детские, почти игрушечные нарты, которые стоят возле маленьких ящиков…
Особенно много имущества забирают с собой женщины. Видимо, и после смерти они не освобождаются от хозяйственных обязанностей. Им даются и кастрюли, и бидоны, и половники, и вообще всякая посуда. У одного из ящиков столько этого добра, что образовалась целая цепочка в один ряд — больше некуда ставить. Придавленная крышкой, развевается на холодном ветру дорогая красивая шаль. Через щели между досками виден край одеяла.
Некоторые ящики почти развалились от времени. Останки покойников, их одежда, оленьи шкуры — все это превратилось в темную массу, в которой уцелели только украшения: бусы, кольца, еще что-то. А у одной покойницы родственники оказались такими заботливыми, что положили ей хромированную ложечку для обувания. Она блестит до сих пор среди бурых клочьев разложившейся оленьей шкуры. Все имущество на кладбищах стоит нетронутое. Покойники явно не пользуются им. Время безжалостно делает свое дело, многие вещи проржавели, потрескались, а некоторые совсем превратились в прах…
Между поселком и ближним кладбищем на вершине холма и на его склоне увидели мы какие-то странные купола, выпирающие из земли. Нечто подобное встречается на юге Красноярского края, в хакасских степях. Там много невысоких курганов, окруженных большими камнями. Это древние могилы вождей кочевых племен. А купола в Воронцове даже нельзя назвать курганами; очень уж они малы, не больше четырех-пяти метров в диаметре, но зато имеют почти правильную геометрическую форму.
Как и вся тундра вокруг, они покрыты коричневым мхом и лишайником. Но здесь гораздо суше, а главное — купола словно нарочно усеяны небольшими, с кулак, камешками. Может, это следы выветривания? Может, тут бушевали когда-то вулканические силы, давившие на вязкий, полурасплавленный слой камня?
Я хотел расспросить об этом геологов, приехавших на вездеходе из тундры. Но эти молодые ребята, обросшие патлами и густыми бородами, сразу попрыгали в мотобот и отправились на «Воровский», чтобы подышать воздухом цивилизации, пообедать в настоящем ресторане за настоящим столом, выпить пльзеньского пива и чего-нибудь более пристойного для молодых землепроходцев. Свой вездеход они оставили туристам. Водитель свозил несколько групп в глубь тундры, за гряду голых черных возвышенностей.
Когда я возвратился на теплоход, геологи уже успели освоиться там. Довольные и умиротворенные, они охотно рассказывали пассажирам о своей работе, правда посматривая на часы: хотели до отхода «Воровского» еще раз заглянуть в ресторан.
Перебивать их было неудобно, я не спросил о куполах и до сих пор не знаю, что это такое. Но рассказ геологов оказался интересным сам по себе.
Если посмотреть на карту, где отмечены нефтяные и газовые месторождения в нашей стране, то можно без труда уловить закономерность: новые залежи этих полезных ископаемых обнаруживаются все дальше к северу и северо-востоку. Пятьдесят лет назад нефть у нас добывали только на Каспии. Потом в Поволжье появилось Второе Баку. Забили фонтаны в Ухте. А теперь нефть и газ дает стране Сибирь, буровые вышки поднялись над тайгой за Тюменью, в васюганской глуши.
Разведчики подземных богатств во многих пунктах вышли на берега Ледовитого океана. Шаг за шагом исследуют они новое месторождение, которое, возможно, окажется таким огромным и богатым, что превзойдет все известные раньше. Центральный полярный бассейн имеет вид гигантской чаши, а геологи знают, что каждая такая чаша всегда содержит залежи нефти и газа.
В воды Ледовитого океана погружаются Печорская, Западно-Сибирская и Хатангская структурные впадины, богатства которых уже известны и частично используются. На Новой Земле, на Шпицбергене, на арктических островах Котельный и Пионер полярники видят характерную пленку и пузырьки в воде. А это верные признаки.
Геофизический поиск нефти и газа ведется сейчас в Обской губе и в Усть-Енисейском заливе, в том числе и возле Воронцовской фактории. Твердо установлено, что полезные ископаемые тут есть и что их много. Геологи утверждают, что добывать нефть на арктических берегах легче, чем, к примеру, в болотистой тайге под Тюменью. Вечная мерзлота будет помощницей для бурильщиков. А Северный морской путь открывает дорогу арктической нефти во все части света.
Однако добыча на берегах — это только малая часть дела. Основные залежи скрыты под водой, под толстым ледяным панцирем океана. Как достать их оттуда, об этом уже сейчас думают те, кто привык жить не только нынешним днем, но и смотреть в будущее.
— На наш век нефти и на берегу хватит, — сказал самый молодой и самый бородатый геолог. — Но помяните мое слово: лет через двадцать — тридцать очередь дойдет и до Арктического бассейна. Будем добывать нефть со дна Ледовитого океана. Факт! — закончил он и хлопнул рукой по своему колену.
Бас геолога звучал так решительно, что сомневаться в верности его слов не было никакой возможности.
НАСТОЯЩАЯ ТУНДРА
На Диксоне кто-то из местных жителей сказал: «Ну, какая у нас тундра! У нас море да камни. Тундра южнее». В Дудинке хрупкая женщина — музейный работник — пожимала плечами: «Нет, тундра севернее, а у нас тут лесотундра. И кустарник, и даже лиственницы кое-где». Только после высадки в Воронцове мой сосед записал, наконец, в своем дневнике, что видел настоящую тундру. Оказывается, у него с детства, со школьных лет, установилось твердое представление, что тундра — это обязательно болотистая равнина со множеством озер, покрытая сплошным ковром мха и карликовых березок. Такую тундру он искал и успокоился только тогда, когда увидел.
А между тем тундра включает в себя ряд подзон. Самая северная, арктическая тундра очень уныла, однообразна, бедна растительностью. Зимой здесь дуют сильные ветры, которые сносят снег со всех мало-мальски возвышенных участков. Земля трескается от стужи. Только в этих трещинах и в низинах, куда набивается снег, сохраняется скудная низкорослая растительность. Даже летом вид у такой тундры не очень приятный. Повсюду встречаются россыпи щебня да голый суглинок. Лишь кое-где заметны пятна и полосы зелени, Поэтому и называют северяне такие места «пятнистой» тундрой.
Там, где лето длится дольше, где глубже прогревается земля, а зимой больше бывает снега и меньше ветров, широкой полосой протянулась тундра мохово-лишайниковая. Растительность здесь богаче, разнообразней. В речных долинах, на защищенных от ветров склонах появляются заросли кустарников: карликовой березки, северной ольхи и полярной ивы. Правда, эти «заросли» можно спутать с травой, так как они не поднимаются выше тридцати — пятидесяти сантиметров. Но все-таки это уже кустарник. Под его защитой растут брусника и голубика, даже грибы можно собирать в таком «лесу». Больше становится травянистых растений, часто попадаются осока, мытник, пушица.
Оленеводы особенно ценят лишайниковые тундры, где растет много ягеля, который почему-то называют оленьим мхом. Правильно, ягель самая лучшая, самая питательная пища для оленей, но это не мох, а низкорослый лишайник, который словно белым налетом покрывает щебенчатые россыпи и невысокие холмы.
Мохово-лишайниковая тундра незаметно переходит в тундру кустарниковую, которая потом, южнее, превращается в лесотундру. Возле Дудинки, где местность холмистая, можно встретить ольху и березу в рост человека и даже выше. В низинах, на болотинах — повсюду видна ива. Кусты хорошо приспособились к суровым условиям, растут в долинах, в укрытых местах, Куда ветер много наносит снега. Зимой кусты «прячутся» в сугробах. И вообще они соизмеряют свой рост со снегом, чтобы не обморозиться в зимнюю стужу. По высоте кустарника в тундре определяют толщину снежного покрова.
Мы высаживались на берег в нескольких местах, видели разную тундру. В какой-то степени мой сосед был прав, назвав мохово-лишайниковую тундру «настоящей». Ведь даже ученые именно ее именуют типичной.
…На севере, в тундре, где животный и растительный мир не отличается разнообразием, особенно заметна неразрывная взаимосвязь всего живого; она выступает здесь в чистом виде, без многочисленных промежуточных инстанций. Я не берусь судить с научной точки зрения, но все же выделил бы две основные жизненные цепи, характерные для тундры. Первая: человек — олень — растительность. Конечно, жители тундры ловят рыбу, охотятся, но это лишь подсобный промысел. Основу их благосостояния составляли и составляют оленьи стада Олень дает жителю Севера главное — пищу и одежду. Раньше он давал и шкуру для чума. Кроме того, олени в тундре — незаменимое средство передвижения, на них ездят и зимой и летом.