Потом попросил почитать ему о празднике.
Мефодий взял Евангелие, и оно сразу раскрылось на девятой главе Евангелия от Луки…
«Глаголю же вам воистину: суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дондеже видят царствие Божие». «Бысть же по словесех сих яко дний осмь, и поем Петра, и Иоанна, и Иакова, взыде на гору помолитися. И бысть егда моляшеся, видение лица его ино и одеяние его бело блистаяся…»
Мефодий читал текст, который мог бы повторить, закрыв глаза, и перед глазами его не буквы вставали, а плывущие с озера клочья тумана, явственно различал он шум набегающих на прибрежные скалы волн…
«Петр же и сущии с ним, бяху отягчении сном: убуждшеся же видеша славу Его, и оба мужа стояща с Ним. И бысть егда разлучистася от Него, рече Петр ко Иисусу: Наставниче, добро есть нам зде бытии: и сотворим сени три, едину Тебе, и едину Моисеови, и едину Илии: не ведый еже глаголаше…»
Мефодий помотал головой, отгоняя видение озерного берега, и, прервав чтение, взглянул на отца…
Глаза отца были закрыты, а лицо — отстраненно-далеким.
Мефодий отложил Евангелие и осторожно потрогал руку отца — она была уже холодной.
— И егда бысть глас, обретеся Иисус един… — сжимая мертвую руку, проговорил Мефодий. — И тии умолчаша, и никому же возвестиша в тыя дни ничесоже о тех, яже видеша…
23 декабря 2011 г.
Услышанные голоса
Во тьме
Вера весь вечер просидела в квартире одна. Время от времени смотрела на телефон, но телефон молчал.
Вере стало грустно.
Совсем, совсем одна жила она после смерти сына. Никого не было и не будет уже. Даже подруги, и те подевались неведомо куда.
Вера вдруг подумала, что вот умрет она, а никого нет рядом.
И так страшно стало, когда она представила себя мертвую в своей отдельной двухкомнатной квартире, где ее найдут неизвестно когда, что она позвонила брату.
— Я помру, наверное… — сказала она.
— Брось глупости говорить, — сказал брат. — Ты же еще не старая.
— Не старая… — вздохнула Вера. — Но знаешь, так страшно стало, когда я представила себе, что умерла, лежу в своей квартире и никого, никого нет! Никто не знает, что я умерла…
— Ой, не придумывай ты глупостей, — сказал брат. — Не отвлекай меня… Я футбол смотрю!
И он повесил трубку.
А Вера, слушая гудки в трубке, заплакала, так ей стало обидно.
Потом ей захотелось попить чаю, и она встала. И только положила трубку, как телефон тут же взорвался звонком.
Звонил брат.
— Ты чего? — спросила Вера. — Футбол закончился, что ли?
— Не… — сказал брат. — Перерыв между таймами… А ты что, серьезно это?
— Что это?
— Ну, что умрешь…
— Умру, конечно, — вздохнула Вера. — Еще ни одному человеку не удавалось остаться жить вечно. Или у тебя другая информация есть?
— Ну, да… Конечно… — сказал брат. — Но я так понял, что ты не вообще про свою смерть говорила, а конкретно.
— Может быть, и конкретно, — сказала Вера. — Ощущения у меня, Борис, последнее время какие-то тревожные… А что? Неужто ты обо мне заволновался?
— Ну а о ком мне еще волноваться? Ты не поверишь… Ты позвонила, а я даже футбол смотреть не могу! Все сижу и о твоих словах думаю…
— Спасибо! — растроганно сказала Вера. — И на том спасибо… Мне сочувствие сейчас очень важно. Такое, понимаешь, одиночество, что кажется, никому ты не нужна. Совсем, совсем никому… Понимаешь?
— Понимаю, конечно… — сказал брат. — Но ты извини… У меня футбол начинается. Ты мне вот что скажи… Квартира-то у тебя на кого записана?
И вроде и ничего не сказал, а темно в глазах стало…
Осторожно Вера повесила трубку.
Так темно было, что в такой темноте и сам не знаешь, куда забрести можно.
Время Иакова Боровичского
Икона святого праведного отрока Иакова Боровичского в храме Святой равноапостольной Ольги в Михайловке вставлена в киот и не сразу и разглядишь, что это — бывший футляр от настенных часов.
Перед киотом горит лампада, и кажется, что из этого огонечка и встает святой праведный отрок.
Святой праведный Иаков Боровичский явился в 1543 году в селе Боровичи, во вторник на Светлой седмице.
Было половодье.
Шумела на Боровичском пороге Мста, со страшным грохотом ломались, наползая друг на друга, льдины…
И вдруг из ледового дыма и грохота выплыла льдина и, двигаясь встречь течению, уткнулась в берег саженей на сто выше Свято-Духова монастыря.
Густой туман поднимался от льдины, и когда он рассеялся, увидели жители темную, как будто опаленную огнем сосновую колоду…
Это был открытый гроб с телом нетленного отрока…
Как отмечено в «Словаре историческом о русских святых»: «Кто был родом сей угодник, где жил и где скончался, достоверных сведений нет. Местное предание говорит, что он был простой и усердный судовщик, принял юродство Христа ради и убит громом».
Нет сомнения, что предание, на которое ссылается «Словарь», возникло много времени спустя, а тогда, когда Мста принесла в Боровичи льдину с темной, как будто опаленной огнем сосновой колодой, жители села не приняли мощей святого праведного Иакова и оттолкнули льдину назад на середину реки.
Но льдина с телом святого угодника Божия снова вернулась на прежнее место, и снова ее вытолкнули на речную стремнину.
И в третий раз вернулась льдина…
На этот раз блаженный чудотворец сам явился во сне сразу нескольким жителям Боровичей.
— Отчего, будучи христианами, немилосердно гоните меня, подобного вам христианина? — спросил он. — Если же вы это делаете лишь потому, что не знаете моего имени, то я открою его вам: я — Иаков, получивший имя сие в честь Иакова, брата Господня.
Только тогда и поняли земляки, что он пришел к ним на помощь…
Слабого света лампады едва хватает, чтобы осветить изображенные на иконе боровичские церкви, но понять, какое время года изображено на иконе, уже трудно…
Впрочем, это и неважно.
Остановилось время в бывших настенных часах.
Прямо на святом праведном отроке, рожденном из наших слабых молитв, и остановилось…
Покаяние
Ребенок совсем больной родился и долго, очень долго не вставал на ноги.
Но Римма Ивановна, хотя и одна — муж совсем пьяницей стал! — растила Петю, не унывала.
Молилась она, каялась за грехи родни своей, и вот Господь услышал молитвы — встал Петенька и пошел.
С ним и пришла Римма Ивановна в церковь, чтобы рассказать о совершившемся чуде и почитать стихи, которые она стала писать, когда молилась.
— Слава Богу, что ребенок пошел… — сказал батюшка, перебирая листочки со стихами. — А про какой это прадедовский грех вы пишете, который отмолили?
— Так ведь там сказано, батюшка! Можно сказать, что самый страшный грех. Дед моего мужа солдатом был, когда митрополита Вениамина расстреливали в 1922 году… Вот его в эту расстрельную команду и назначили…
— Во как… А я читал, что мучеников наших даже переодели перед расстрелом в другую одежду и постригли, чтобы никто не знал, кого расстреливают… А вам дед сам о расстреле говорил? Не поминал, где это было?
— Нет, батюшка… Эту историю я от мужа знаю, а он от своей матери слышал.
— Так, может, напутали чего? Может, и не Вениамина он расстреливал?
— Кого же, если не Вениамина? Петенька-то мой, правнук его, сколько не ходил, пока я этот грех не отмолила!
— А других грехов у вас не было? — спросил священник, откладывая стихи.
— Не… — Римма Ивановна покачала головой. — Вроде больше я про расстрелы не слышала. Так чего вы решили?
— А что я должен решить? — удивился священник.
— Ну как чего? Книжку-то вы мне поможете издать? Я даже название придумала для сборника — «Покаяние»…
Лазарев
Воспитанник Вадим Лазарев пропал в конце октября…
Вначале его искали вокруг интерната, ездили на соседние станции, потом позвонили матери Лазарева в город, но мать вообще не сразу вспомнила, кто это такой, и сказала, что не видела сына больше года.
И так в поисках ноябрь прошел, декабрь…
Когда ударили рождественские морозы, стало понятно, что теперь можно и не искать Лазарева. Редко кому из убежавших воспитанников психоневрологического интерната удавалось выжить в такие морозы.
Перед Рождеством Мария Сергеевна, директор интерната, ездила причащаться к своему духовнику, отцу Иоанну.
Старенький, весь седой, отец Иоанн, не торопясь, исповедовал ее, и Марья Сергеевна обо всех своих грехах вспомнила.
Вспомнила и про Лазарева.
Рассказала, что сбежал воспитанник и не могут сыскать…
— Как домовая церковь ваша? — невпопад спросил отец Иоанн. — Литургию служите?
— Служим, — ответила Мария Сергеевна. — Осенью перерыв был, отец Игорь болел…
— А что с ним? — спросил отец Иоанн.
— На Святую землю, батюшка, отец Игорь ездил, тогда и заболел… А сейчас выздоровел. Недавно, слава Богу, служить приходил…
— Слава Богу, что служить стали… — сказал отец Иоанн. — Нельзя без церкви вам…
И, накрыв епитрахилью голову Марии Сергеевны, прочитал разрешительную молитву.
Уже благословившись, Мария Сергеевна спросила совета, как теперь молиться ей за Лазарева, как за живого или как за мертвого…
Помолчал отец Иоанн…
— Как за живого молись… — сказал.
— Слава Богу! — сказала Мария Сергеевна и перекрестилась.
— И передай отцу Игорю, чтобы поменьше по святым местам ездил, коли за такое дело взялся… — сказал отец Иоанн. — Служить надо.
Это перед Рождеством было, пятого числа, а через две недели позвонили и сказали, что можно прекратить поиски Лазарева.
— Почему? — спросила Мария Сергеевна.
— Погиб он…
— Погиб?!
— Замерз, бедолага… Мы тело нашли.
— Может, это не он? — спросила Мария Сергеевна.
— Как же не он? — усмехнулся милиционер. — Его и мать опознала. Уже похоронили вашего Лазарева…