Он вздрогнул, тут же метнулся к авто. Сообразил обогнуть, дёрнул дверь и быстро забрался на переднее сидение.
— Я же говорила: осторожнее, — сказала Китти. За эти дни она не растеряла ни капли своего бумажного глянца. — Ты ведь тоже причастен.
— Дай руку, — прервал он.
Китти видимо удивилась.
— Зачем?
— Дай руку, — настойчиво повторил Феликс.
Она настороженно протянула всё с тем же удивлённым выражением лица. Он вцепился в её кисть, ощупал запястье и дальше до локтя — будто хотел сам себя убедить, что она здесь, что она настоящая и по-прежнему никуда не делась. Он и сам не понимал, что на него нашло.
Китти, по всей видимости, не понимала тоже.
— Чего ты? — тихо проговорила она. — Я же позвонила почти сразу.
— Да, — усмехнулся Феликс. — Через час после новостей. Понимаешь? Через час.
Он выпустил Китти, в следующую же секунду порывисто обнял её.
Она неловко обняла Феликса одной рукой (за рулём это было неудобно), поняла, что его трясёт мелкой дрожью.
— Ну ладно тебе, — пробормотала Китти. — Что ты как девочка. Всё же уже нормально.
Она не могла понять сейчас и что предпринять, не знала.
Поглаживая его по голове и ожидая, когда он успокоится, Китти пристально тем временем осматривала мутные потёмки за стеклом. Наконец, ей показалось, что увидела. Так или нет, не было времени проверять. Китти отстранилась.
— Феликс, милый, сядь на место. Нам нужно срочно отъехать.
Он сел и даже пристегнулся (обычно они спорили об этом минут пять). Спросил только:
— Куда?
— Потом объясню.
Они остановились у самой окраины. Дальше дорога вела из города и шла на восток.
Китти заглушила мотор и сидела, сосредоточенно опустив взгляд, будто глубоко задумалась.
— Ну так что? — спросил Феликс.
Она подняла голову:
— Нам надо сейчас уехать.
— В смысле, уехать?
— В смысле, покинуть Ринордийск и перебраться в какой-то другой город. Всё равно, в какой. Вполне возможно, что и их придётся менять.
— Скрываться, одним словом? — Феликс презрительно скривился. — Бежать от них сейчас и дальше бегать всю жизнь? Отлично придумано.
— Можно, конечно, проявить чудеса отваги и по-геройски остаться, — холодно проговорила Китти. — Но тогда уже точно насовсем. И, вполне возможно, на этом самом месте.
Он недовольно вздохнул:
— Хорошо, езжай, дай только я вылезу.
— Нет, — так же холодно отрезала она. — Если остаёмся, то оба.
— Эй, этический шантаж — моя прерогатива!
— Я не шантажирую.
Китти повернулась и впервые за поездку посмотрела на него.
— У меня просто были соображения, — негромко заговорила она. — Что если сейчас уедем… То ещё сможем вернуться и что-то сделать. Действительно сделать. А не бросаться как обычно красивыми словами и жестами, — она долго и почти доверительно посмотрела на Феликса, потом вновь отвернулась. — Но и они, конечно, тоже хороши.
Он нехотя, почти в принудительном порядке повращал эту мысль, напряжённо сжав пальцы.
— А пять минут на подумать?
— Думай, только быстрее. У того забора я вижу человека-наблюдателя, — Китти перевела взгляд в другую сторону. — И вон те ребята на джипе тоже явно не погулять вышли.
Феликс не разглядел в таких подробностях, но оснований не доверять ей у него не было.
— Но мы вернёмся? — спросил он.
Китти ничего не ответила.
— Ладно, давай так: ты обещаешь, что мы постараемся вернуться?
— Да.
— Хорошо, — он обречённо кивнул. — Тогда поехали.
Китти кивнула в ответ и завела мотор.
Через минуту они неслись по трассе на восток — сквозь неизвестность, сквозь ветер и ночь.
25
Они ехали долго. Довольно скоро машина свернула с трассы, и они двигались теперь по мелким неосвещённым дорогам, что неохотно стелились под колёса, наждачно шурша и иногда подкидывая кверху. По сторонам угадывались поля и маленькие лески, но очертания их были зыбки, непостоянны, и казалось иногда, что всё это не по-настоящему — просто снится странный околдованный мир, который ты нигде не видал. А может, наоборот, сном было всё, что помнилось до того: какой-то большой город, крыши многоэтажек… флаги… люди на солнечной набережной… А настоящий мир всегда и был здесь, в нагревшейся духоте между сиденьем и темнотой за окном, всегда немного трясся и светил лампочками на приборной панели…
— …вряд ли охраняют. Можно в них.
— А? — переспросил Феликс. Он и впрямь успел задремать, хотя, казалось, не закрывал глаз.
— Эти сараи, наверно, не охраняют, — повторила Китти. — Нам нужно отдохнуть немного. Завтра долго ехать.
— А, да. Это идея, — он подумал, вспомнил кое-что важное. — А куда мы всё-таки двигаемся?
Китти помолчала.
— Был вариант поехать в Истрицк, — через минуту всё-таки проговорила она. — Это к юго-востоку.
— А почему именно туда?
— Я жила там одно время. Впрочем, можешь выбрать любой другой, это не принципиально.
— Прям любой, — протянул Феликс. — И можем, например, махнуть до приозёрья?
— Хоть до Черюпинска.
Феликс тихо рассмеялся:
— Да ладно, Истрицк меня вполне устраивает.
В сарае оказалось довольно чисто и даже почти не сыро: он был хорошо сделан. Большую часть занимали приспособления хозяйственного толка, и среди них можно было сносно расположиться.
— И мы даже никому не скажем из наших? — спросил Феликс.
Китти внимательно посмотрела на него:
— У тебя есть кто-то, кому ты безоговорочно доверяешь? Не потому что «за одну идею», а лично?
— Витька Рамишев, — сказал он почти сразу. Потом, подумав немного. — Леон Пурпоров тоже.
— Вот им и позвони, — кивнула Китти. — Остальным не надо.
Она протянула ему мобильник (свой он давно выключил) и связку ключей в придачу, пояснила:
— Если что понадобится в машине. Я сейчас уже лягу.
Феликс вышел наружу, чтоб не мешать ей обустроиться. Один за другим набрал номера обоих своих друзей, и те, удивляясь, всё же не задавали лишних вопросов и обещались молчать. Наверно, подумалось ему, два раза он всё же не ошибся объявляя друзьями тех или других, потом вымарывая их мысленно из списка и занося обратно через какое-то время. Два раза — это ведь жутко много, не правда ли.
Отзвонившись, он закурил. Тишина вокруг была такой глубокой, такой не по-городски чужой, что её надо было разбавить чем-то — почему бы не сигаретным дымом.
Кажется, когда-то, когда тишина и ночь были такими же чужими даже в городской комнате, в собственной кровати… Да, он тогда спал ещё в маленькой детской кроватке и, лёжа на своей подушке, мог вглядываться в распростёртую тьму за окном. Тогда, в иные ночи он видел, как за столом у окна сидит силуэт: вполоборота, и было не рассмотреть лица, только общие очертания. Она (Феликс откуда-то точно знал, что это она) никогда на него не смотрела, но, казалось, знала его и потому только здесь находилась — чтобы… Чтобы, отвечал себе Феликс, однажды всё-таки подойти ближе, совсем близко, и съесть его. Странно, но это почти не пугало — напротив, притягивало, будто ему дали лучшее обещание в мире и оно будет исполнено, что бы ни случилось дурного. Позже силуэт уже не появлялся, но помнилось само ощущение, и, будучи подростком, Феликс не раз воспроизводил его, когда что-то тревожило его и мешало уснуть.
А ведь это проскользнуло в один миг, когда он впервые подсел к Китти — помимо, конечно, того плавно-ленивого жеста, которым она держала ручку… Да, он вспомнил теперь: одно только мгновенье, секундное узнавание, и снова всё забылось, как будто не было. «Мы с вами, случайно, раньше не встречались?» — насмешливо спросил он, отодвинув соседний стул. Китти смерила его долгим формальным взглядом с оттенком любопытства, наконец ответила: «Думаю, нет, господин Шержведичев». «Тогда самое время исправить», — рассмеялся он.
Сигарета закончилась. Феликс оглянулся на пятно сарая, едва различимое в свете дальних фонарей, вошёл.
Китти уже спала, свернувшись клубочком, словно ей было холодно. В сарае, впрочем, и впрямь было не слишком тепло, а жакет она сняла, чтоб положить под голову. Феликс помедлил, снова вышел наружу.
Внутри машины обнаружилось просторное, хоть и грубоватое покрывало. Вернувшись с ним, он осторожно, чтоб не разбудить, накрыл Китти. Свет от поставленного ими в углу фонарика давал немножко рассмотреть, и Феликс заметил что-то странное, с металлическим блеском. Он потянулся, чтоб выудить пистолет у неё из-под головы. Ладонь резко хлопнула его по руке.
— А вот это не надо, — Китти открыла глаза. — Я сейчас нервная, могу сразу перейти к крайним мерам.
— Неужели не поймёшь, что это я, — хихикнул он.
— Могу и не успеть.
— Ладно-ладно…
Он отошёл на другую сторону сарая, когда Китти обернулась и чуть приподняла покрывало:
— Ложись, тут достаточно места.
— Просто ложиться? — он присел рядом.
— Феликс, я не спала трое суток.
— Я ж не всерьёз.
У него самого в голове кто-то раз за разом порывался дёрнуть рубильник и всё отключить. Уже устроившись и накрывшись, он вдруг вспомнил:
— Да, а где ты была все эти дни?
— Лучше не спрашивай, — сказала Китти в темноту.
26
— Всё это очень дурно пахнет.
Вислячик внимательно выслушивал его, поминутно и не очень осмысленно кивая.
— Если верить тому, что мне сказали, то ещё ночью они оставались, может, не в городе, но где-то поблизости. А к утру… что, к утру — и след простыл. Ищи их теперь по всем путям-дорогам…
— Недоглядели, недоглядели… — снова кивнул Вислячик.
— Главным образом, конечно, Клементинов. Не знал бы его лично, даже подумал бы, что подыгрывает им, — он улыбнулся. — Он слишком солдафон для этого.
— Да… — протянул Вислячик. — Так посмотреть, может весьма нехорошо для нас обернуться.
— Это точно. Особенно для тебя.
— А почему для меня особенно? — тот сразу насторожился и подобрался.