— Новые! Новые! — возвестил человек и, хоть его возглас затонул в суматохе, пристроился и пошёл рядом с Феликсом.
— Знаешь, кто я? — от него слегка несло перегаром. — Я — Яков Бобров. Прямой потомок того самого Клавдия Боброва.
— Нда? — неопределённо протянул Феликс.
— Что? Не веришь? — тот придвинулся ближе. — Зря не веришь, я тоже поэт! Хочешь экспромт?
— Клавдий Бобров был прозаиком, — сказал только Феликс. Всерьёз диспутировать с этим чудаком его совсем не тянуло.
— Изволь, прозой! — рыжий с готовностью встал в ораторскую стойку. — Не ходи по лестнице вверх. Не ходи по лестнице вниз. Подниматься в лифте — вот истинное счастье!
Феликс невольно рассмеялся, зажав рот рукой.
— Что ты ржёшь, что ты ржёшь? — вскинулся тот. — Понаехали и ржут!
Весь в возмущении, он метнулся в ближайший закоулок и тоже исчез.
Китти успела пройти чуть вперёд и дожидалась теперь, пока Феликс нагонит.
— Если он понял, что мы «понаехали», поймут и остальные, — вполголоса заметила она, когда они пошли рядом дальше.
— Что-то такое выдаёт, — полузадумчиво, полуиронично прокомментировал он.
— Расслабься, — Китти легонько хлопнула его по плечу. — И не косись по сторонам с таким пренебрежением. Это далеко не худшее место на Земле.
— Барак, — фыркнул Феликс.
— Ну что ты, — Китти чуть заметно усмехнулась чему-то своему. — Барак совсем не так выглядит.
Сама она, несмотря на внешнее спокойствие, была как натянутый до предела трос — Феликс понял это, когда небрежно приобнял её для вида (всё лучше, чем стоять столбами на развилке коридоров, поглядывая то в одну сторону, то в другую).
— Ну что, куда?
Перед ними с гиканьем и шумом промчалась стайка недавних ещё подростков. Один, бежавший чуть впереди, перебрасывал в руках два яблока и смеялся: «Нет, моё! Нет, моё!» Остальные с хохотом почти злобным неслись следом.
— Я вижу там лестницу наверх, — сказала Китти, когда стайка скрылась.
— Заходите, заходите, — прощебетали девушки на верхотуре. Внизу, в закутке перед самой лестницей, ещё размещалось несколько лежанок, но они пустовали.
Одна из девушек, с светло-серыми короткими кудрями, похожая скорее на мальчика, вдруг звонко хлопнула по руке подругу.
— А я говорила, что кто-то будет!
Та, большеглазая брюнетка, перемазанная помадой и тушью, удивлённо захлопала ресницами:
— Но ведь уже больше, чем полчаса.
Первая показала наручные часы, несуразно большие на её запястье:
— Я засекала.
— Мухлёжница, мухлёжница!
Китти, уже успев мило улыбнуться обеим, стояла на лестнице, Феликс же притормозил у нижней ступеньки: вдруг очень захотелось их спросить, на что же они поспорили. Однако он вовремя вспомнил, что с ходу заводить здесь хоть какие-то знакомства совершенно необязательно и двинулся по лестнице вслед за Китти.
Второй этаж пустовал, и сразу становилось ясно, почему. Жар печей, горевших внизу, сюда почти не доходил. Впрочем, всё же было заметно теплей, чем на улице.
Китти оглядела помещение. Тихо спросила:
— Попробуем поспать?
Феликс кивнул. Возвращаться обратно через все закутки и коридоры, после искать ночью машину в глубине леса казалось теперь делом почти неприступным.
Впрочем, как он быстро понял, заснуть здесь было ненамного легче.
«Ящик» продолжал жить: он шептался, скрежетал, звенькал чем-то и шушукался на десятки голосов, иногда снизу нёсся отборный мат вперемешку с возвышенной патетической речью, и так по кругу.
Это бы ничего, но каждый шорох и вздох напоминал о дверях, которые не закрывались здесь полностью, о множестве незнакомых людей, у любого из которых может быть свой повод и своя выгода, о том, что вспомнили выключить телефон только перед самым городом…
Снизу у лестницы раздался испуганный вскрик, затем смачный шлепок и следом звонкое «Жанчик, дура, не подкрадывайся!»
Ещё один звук раздавался периодически и он был настойчивее, постояннее других. Он повторялся то здесь, то там: лёгкое скрёб-поскрёб, в углу, за стеной, казалось уже, во всех стенах всего дома. Будто это время бежит и подтачивает одну за другой все перекладины лестницы. Истекает.
Китти вздрогнула и тоже не спала больше (они лежали в обнимку, так было теплее). Наверняка, пялится сейчас в темноту, как и он.
— Как думаешь, что это? — шёпотом спросил Феликс.
Она вслушалась, так же шёпотом предположила:
— Крысы?
— Надеюсь, те, что с хвостами.
— Я тоже надеюсь.
Они помолчали ещё немного. Каждый делал вид, что спит. Скрёб-поскрёб. Скрёб-поскрёб…
— Сибилла могла нас выдать, — сказала Китти.
— Уедем завтра утром.
Она ничего не ответила.
— Или тебе надо отдохнуть? — вспомнил Феликс. — Сколько дней за рулём.
— Я бы, конечно, не отказалась, но в сложившихся обстоятельствах лучше и правда ехать.
Шорохи вдруг притихли. Сначала Феликс не понял, отчего, но тут услышал будто бы другой звук. Или… показалось?
— Слышишь? Как будто где-то свирель.
Китти помолчала.
— Нет, — он знал, что она прекрасно слышит. — Нет, я не слышу.
34
Казалось, и не заснули ни на минуту, только плыл зачем-то, словно не замечая Передвижного моста, по реке красный трамвай и посверкивал огоньками сквозь вечернее марево, но тут на рассвете в дверь постучали.
Феликс приподнялся, понял, что стук ему уже не приснился. Правда, это не в дверь…
— Это внизу ходят, — глухо сказала Китти. Она стояла и прислушивалась к тому, что за стенами. Феликс метнулся к окну.
— Там автомобили, — возвестил он, рассмотрев точно. — Штук пять и, похоже, из Ринордийска.
Китти вскинула взгляд, кивнула:
— Кто-то сдал нас.
(А ведь они даже не решили, знают по легенде друг друга или нет…)
Китти обшарила пустые карманы.
— В машине? — догадался Феликс.
— В машине.
— Так, ладно, — он пробежался глазами вокруг, отыскал удобную доску с гвоздями на конце, встал с ней сбоку от двери.
Китти скептично подняла брови:
— Серьёзно?
— Почему нет!
— Лучше уходить через окно, если поднимутся.
— Ну сколько их там — пять? Десять?
— Там можно пройти по трубе, я вижу.
На минуту воцарилось молчание. Оно повисло здесь, у них и, казалось, даже заглушило звуки ниже. Не слышалось больше ни топота, ни голосов, ни скрипа дверей комнат — или это уже заложило в ушах на нервной почве… Хотя нет, слышал же он собственное дыхание, да и дыхание Китти тоже. Его скрыть не получалось, как ни старайся.
Наконец что-то раздалось на улице. Оба повели головой, боясь понять неправильно. Взревел и быстро отдалился мотор, за ним ещё два.
Китти быстро подошла к окну, выглянула так, чтоб снаружи было сложно заметить.
— Уехали. Похоже, в город.
Оба, не сговариваясь, с облегчением опустились на лежанку.
— Да, обязательно сегодня умотаем, — пробормотал Феликс.
— А вот как раз лучше не надо, — прервала Китти.
Он обернулся, в изумлении уставился на неё.
— Ты не понял? Они и не искали нас слишком тщательно. Потому не пошли на лестницу. Главное, чтоб мы поняли, что они были здесь и среагировали соответственно.
— Хочешь сказать, «ящик» сейчас под наблюдением?
— Не обязательно. Достаточно выездов из города.
— Думаешь, так заумно? — Феликс недоверчиво оглянулся на окно, будто из него сейчас можно было видеть Истрицк и все его дороги. На улице светало.
— Сколько я знаю этих людей, вполне вероятный вариант. Лучшее, что мы можем сделать, это залечь на пару недель и не дёргаться.
Феликс фыркнул ещё даже без слов, просто от одной мысли. Попробовал поискать слова.
— А если за эти две недели они наведаются ещё раз? Скажешь, нет?
— Это куда менее вероятно, — спокойно возразила Китти. — Если не будет реакции с нашей стороны, а точными сведениями они не располагают, вполне возможно, решат, что нас здесь нет.
Феликс задумался.
— Это, конечно, зависит от того, кто нас сдал, — протянул он.
— Это могла быть Сибилла. Это могли быть местные.
— Это могли быть Рамишев или Пурпоров. Не специально — но, скажем, проболтаться. Или разговор могли прослушать.
— Они не знают место.
— Я сказал про Истрицк.
Китти подумала ещё.
— Человек, в доме которого я взяла ту симку, мог выдать номер.
Феликс удивился:
— Ты была в чьём-то доме?
— Родственника.
— По маме? Ты вроде говорила, у неё нет…
— По отцу.
— Это новости! Ты знаешь своих родственников по отцу и даже можешь у них остановиться, а я об этом никогда не слышал?
Китти молчала так долго, что он на неё обернулся. Глаза её потемнели, губы превратились в узкую упрямую линию.
— Я не хочу об этом говорить.
Феликс хотел было возразить, но тут же передумал: с Китти в этом обличии спорить было бесполезно. С накрывшимся ноутом легче.
— Ну как хочешь, — он так же упрямо отвернулся, бухнулся на лежанку в отдалении. — Можем в таком случае ещё раз попробовать поспать.
35
Никто не пришёл за ними — ни в этот день, ни во все последующие дни. Феликс и Китти редко спускались со своего пристанища: второй этаж был обширен и абсолютно необитаем. Разве иногда ему или ей приходилось выбираться наружу — добыть еды и принести наверх, лучше всего рано утром, когда «ящик» вымирал, или почти в ночь, когда густой сумрак кутал переулки и помогал остаться незамеченным. Тут уж приходилось выбирать.
По улицам Истрицка в обилии бродили спецотрядовцы. Феликс часто видел их, когда пробирался от дома к дому или затаивался за ближайшим углом, настороженно и яростно следя, как перемещаются чёрные фигуры. По четыре, пять человек — эти явно были не отсюда, слишком холёные и лощёные для этого города… Впрочем, что уж, ринордийского спеца Феликс узнал бы за версту как любого из личных врагов. Они вели себя здесь как хозяева, как будто приехали на отдых, заходили в дома и постройки, порой что-то выносили оттуда, а иногда просто исчезали в жилом здании и не появлялись больше, то и дело громко отчитывались в телефон, а в промежутках смеялись чему-то между собой. Никого из них не было здесь в тот вечер, когда Феликс и Китти въехали в Истрицк.