— Что ищем, господа? — донеслось с балкона. Там, небрежно опершись спиной об одну из колонн, стояла девушка лет шестнадцати, в футболке и шортах и с огромными нелепыми часами на запястье. — Не это, случайно?
На ладони она подбросила нечто маленькое, обтекаемое, обёрнутое мятой розоватой бумагой.
Всех будто подбросило заодно с этим жестом.
— У неё! — завопил Клементинов. Несколько спецов тут же снова исчезло в коридорах.
Девушка лениво, будто бы нехотя оторвалась от колонны.
— Сделаем интереснее, — предложила она и следом повернула неприметный рубильник на стене. Свет погас на несколько секунд, и хотя почти тут же начал работать генератор, девушки на прежнем месте уже не было.
— Над входом! — обернувшись, заметил Клементинов. Оставшиеся в зале спецы ринулись на приступ: пространство под балконом заволакивала крупная зеленоватая сетка, почти не видная в полумраке.
Девушка с любопытством посмотрела вниз.
— На спектаклях Магды Терновольской в ходу были падающие люстры, — заметила она, продвигаясь к перегородке, у которой сходились в узел верёвки и металлические тросы. — Но у каждого времени свои приметы.
Она с неожиданной силой дёрнула узел, и сетка стремительно поползла вниз с одного краю, чтоб сбиться у другого в подобие свёрнутого занавеса. Сверху же, с купола рухнуло растянутое до того полотно мешковины, оставив свободно болтаться несколько канатов и тросов.
Внизу завязалась борьба в полотнище. Девушка же, пользуясь суматохой, двинулась по дуге, то и дело скрываясь из вида за колоннами и появляясь вновь.
— Этим утром мне предсказали, что сегодня я сыграю в главном спектакле своей жизни.
Она снова исчезла за колонной, и когда через секунду спецы возникли на балконе на этом самом месте, её уже не нигде не было. Будто вовсе исчезла в воздухе.
— И снова нет, господа, — послышался её голос совсем с другой стороны. Опершись о балюстраду, девушка ещё раз подкинула тот предмет в розоватой бумаге. — Но может, не так она вам и нужна?
— Жанчик, сзади! — предупредил мужчина с растрёпанными рыжими лохмами.
Девушка оглянулась на спеца, который подобрался уже совсем близко и был от неё в паре шагов.
— О, — она запрыгнула, на балюстраду, быстро перескочила на узкий карниз у нижнего края балкона. Такая хрупкая конструкция, похоже, только её и могла выдержать, но спец, похоже, собирался это проверить.
Оглядев людей внизу, девушка выцепила из всех большеглазую брюнетку.
— Сашенька! — та изумлённо вскинула голову. — Лови!
Брошено было предельно метко, и брюнетка без труда поймала предмет, но следом растерялась и просто застыла на месте, не зная, что дальше. Рыжеволосый сгрёб её в охапку и протолкнул к остальным — в самый центр, под защиту толпы.
Спец на балконе не оставил однако попыток добраться до девушки на карнизе. Та обернулась, с нарочитым недоумением обратилась к публике внизу:
— Ну вот чего он хочет? — она передвинулась немного в сторону по карнизу. — А, ладно…
И спрыгнула вниз.
Кто-то испуганно вскрикнул, дальше повисла тишина. Никто не мог понять это странное исчезновение и что означает оно теперь для них.
— Ну что вы в самом деле, — послышался голос из потёмок. — Разве никто уже не помнит этого трюка?
Следующий миг — и она выехала на свет на толстом канате. Узел внизу служил ей постаментом, верёвка — надёжной мачтой.
— Сегодня впервые на сцене Жанна Миловицкая! Поаплодируем ей.
— Так, ну всё, — один из спецов выхватил пистолет. Клементинов послал ему запрещающий жест, но тот не смотрел и не видел.
— Всё-таки решились? — девушка покачивалась вместе с канатом, который никак ещё не мог остановиться. — Может, в этот раз получится… А, нет, погодите, у меня ведь ещё целый один номер.
Она метнула что-то вниз, как метают бомбу, и хотя взрыва не произошло, всё окутало едким густо-серым дымом. Раздалось несколько беспорядочных выстрелов, и пока дым застил всё от глаз, внизу началось неравное ожесточённое сражение.
Когда стало понято, что здесь обойдутся и без её помощи, Сашенька, никем не замеченная, ускользнула в боковые коридоры: она разглядела, что среди своих и чужих одного человека в зале нет.
И что за нужда была Сибилле говорить это сегодня утром…
Она нашла Жанчика там, где и думала найти: в коридоре, на пути к тайному складу, который давно уже перестал быть тайным. Та стояла спиной к Сашеньке, привалившись боком к стене, и, похоже, не собиралась идти дальше.
Как будто бы…
— Жанчик, — негромко окликнула Сашенька, осторожно подошла ближе. — Ты ведь всё ещё играешь? Да?
— Конечно, играю, — голос звучал весело, разве что чуток принуждённо. — Как же иначе?
— Точно? — Сашенька остановилась в двух шагах позади. Надо бы зайти спереди, понимала она. Надо бы, но становилось страшно, удушающе страшно. — Может, позвать остальных?
— Тссс. Не кричи. Дай мне красиво умереть.
Лаванда не успела досмотреть, чем закончилось сражение: настойчивый трезвон разбил картинку, и зеркальная стена опять сдвинулась.
— Госпожа Мондалева, здесь некоторым образом чепэ, — затараторил в трубку назначенный Лавандой зам (как ответственный за поиски амулета он наделялся особым статусом и имел прямой выход на неё). — В «ящике» начались беспорядки, пресечь их оперативно не удалось… Глина с большой вероятностью утеряна, но поиск идёт на всех направлениях…
— Я знаю, — устало вздохнула Лаванда. — Продолжайте дальше как должно.
— Я извещу вас, как только… — она положила трубку.
И что тем людям в амулете. Будто они и вправду могут понимать, что это и для чего должно служить.
Да и клементиновские хороши. Ничего не умеют толком, а ещё назвались спецотрядом. Халтурщики на содержании.
— И всё из-за одной безумной фанатки, — проговорила она зеркалу. — Нет, это никуда не годится.
Зеркало молчало, лишь пыталось отразить ей что-то — будто чего-то она не видела раньше в своём лице.
— Да. Совершенно никуда не годится.
46
Небо начинало светлеть.
Сначала осторожно, по краешку, потом зеленоватый просвет въелся в темноту, а темнота посерела и сильно потеряла в глубине, как теряет истасканная идея. Следом же зеленца растворилась в восходных лучах и освободило место просторному жёлтому.
Рассвет теперь был поздний.
— Может, останемся до вечера? — Феликс оторвался от окна. — Днём ехать опасно.
— Деньги, — напомнила Китти. Она уже почти собралась и закалывала на ходу пучок.
Феликс, вспомнив, кивнул. На «ещё раз четыре комнаты» ушла бы почти половина всего, что у них есть сейчас, а впереди ещё ожидало неизвестное завтра…
Возможно даже, это комнатка потом вспомнится как последнее светлое пятно на пути… даже не хотелось догадываться, куда. Феликс проскользил взглядом по прикроватному столику, светлому дивану с шершавой, под плетёную, спинкой, высокой тумбочке у окна…
— А что это? — он моментально оказался у тумбы.
Китти обернулась. На мгновение растерянность, вина и ожидание непременных кар неведомо откуда мелькнули на её лице, но лишь на мгновение.
— А. Это передала мне девушка из «ящика». Забыла посмотреть.
Феликс настороженно глянул на неё, потом на этот предмет. Нечто маленькое, ближе к шару, однако не вполне ровное, завёрнутое в измятую розовую бумагу. С одного краю она топорщилась, и Феликс с опаской разворошил пальцами обёртку.
Сквозь розовый проглянула яркая зелень. В тот же миг по пальцам неприятно прошёл разряд, но Феликс даже почти не заметил и, на мгновенье отдёрнув руку, торопливо развернул бумагу.
Пробормотал:
— Дежа вю…
Второй раз он стоял вот так — на расстоянии касания, медленно укладывая в голове, что это оно, именно оно.
В первый раз ему показал Гречаев. Отгороженный закуток конспиративной квартиры, коробка из-под какой-то мелочи (дамочки в летних светлых платьях и с зонтиками гуляют по лугу)… «Это мел, Феликс — да, тот самый колдовской мел. Да, он настоящий. Думаю, если ты теперь с нами, тебе можно и даже, пожалуй, полезно его увидеть». «А подержать?» — тут же подхватил Феликс. Гречаев снисходительно улыбнулся: «Можно, но я бы не рекомендовал. А вот, если, не дай Бог, какой-то форс-мажор и надо будет организовать перевозку, передержку… да просто похранить у себя какое-то время — тут я на тебя рассчитываю».
Феликс радостно кивал и втайне ждал форс-мажора. Знал бы он тогда, как это будет…
(«Я запишу её сейчас, кто-то должен с этим покончить. В конце концов, писать буквы он должен. Серьёзно, едва ли это смертельно. А тебя, Феликс, — твёрдая ободряющая улыбка, — тебя я назначаю своим ассистентом. Если что… А впрочем, ты и так всё знаешь»).
Он ещё раз навязчиво провёл пальцами по зелёной штуке.
— Знаешь, что это? — он оглянулся на Китти. — Колдовская глина. Колдовская уничтожающая глина.
— Думаешь?
— Я знаю. Только я не смогу ею ничего написать, — он тихо рассмеялся, несколько раз отрывисто тронул амулет. — Током бьётся, тварь.
(Да разве ж это «бьётся» — щёлкается немного, есть чуть-чуть. «Бьётся» — это как тогда с Улей, вот там ударило так ударило. Уля дурак… был).
Он отнял было руку, но притянуло опять, снова и снова коснуться этой зелени, несмотря на боль, а может, и ради неё, как будто он не мог прекратить это делать. Может, амулет рассердится и треснет по-настоящему. Счастливое число — три, в конце концов.
— Феликс, — Китти смотрела на него странно, будто он причинял какой-то дискомфорт лично ей.
Он удивлённо поднял взгляд.
— Прекрати. Они не приручаются к рукам.
— Да… я помню, — он отодвинулся от стола, мотнул головой, сгоняя остатки наваждения.
— Можешь положить к себе, если хочешь. Только заверни хорошо.
Феликс кивнул:
— Уже выдвигаемся?
— Да. Попробуем лесными дорогами, если там можно будет проехать. Параллельно трассе. Вряд ли кто-то будет искать нас по лесам.
— Если б мы кому-то настолько понадобились, думаю, нас накрыли бы здесь ночью, — Феликс мрачно усмехнулся. — А вообще, интересно, конечно, что это мы наблюдали. Тебе не показалось, что им было немного не до нас?