Пурпоров качнул головой:
— Нет. Яков Редисов. Точно, Редисов.
— Ясно… — снова проговорил Феликс, на этот раз с ухмылкой. А даже почти поверил…
— И он, — снова взял слово Рамишев, — он рассказал, что вы уехали с Таисией Буловой, а Булова вроде как живёт в Каталёве. Значит и вас если где имеет смысл искать, то там.
— Так, стоп, откуда он знает про Булову? — Феликс нахмурился. Что-то он ничего не слышал раньше о таком странном знакомстве.
— Да вроде как общался с ней… Когда она сидела в Истрицке. Она же, говорит, интеллигентка, надо было ей отдельное помещение обеспечить, чтоб наш дурдом вокруг не плясал.
— Так и сказал?
Те оба закивали.
— Слушайте, что вы ему наболтали, что он вам всё это выложил?
— Да и не пришлось болтать особо…
— Бутылку поставили?
— Н-нет, — запнулся Рамишев. Пурпоров удивлённо поднял брови:
— Разве он из таких? Не похож.
— Нет, мы просто узнали, что он из местной ночлежки и спросили, не было ли приезжих в городе. Он вас сразу вспомнил и описал подробно. А тут мы уже нашли Булову, и Сибилла сказала нам, где вы… Что-то не так?
— Думаю, — Феликс оторвал взгляд от стены и попытался сделать его менее мрачным. — Думаю, не расписал ли он всё это, кроме вас, кому-то ещё. Кстати, а он не упоминал какой-нибудь…
«Какой-нибудь амулет», — хотел он сказать, но что-то остановило.
— Какие-нибудь… свои догадки, может быть. Прогнозы.
— Вроде нет… — Рамишев снова с сомнением взглянул на Пурпорова, но тут же просиял. — А, разве что он догадался, кто ты, и вообще, считай, твой фанат. Читал журнал Видерицкого и вообще… Ах да, кстати!
— Ага, забыли, — подхватил Пурпоров и вытащил из кармана белый запечатанный конверт. — Это тебе от Видерицкого.
— Что это? — мгновенно подобрался Феликс.
— Посмотри — увидишь. Мы объяснили в общих словах ситуацию, когда отъезжали в Истрицк, и он просил тебе передать.
— Ну вот просто отлично, да, — бросил он злобно, опираясь спиной о косяк притворённой двери.
Китти внимательно и молча смотрела на него, не вставая с кушетки.
— А мы-то думали, кто нас сдал в Истрицке, — он патетически взмахнул руками. — Теперь всё понятно. Не удивлюсь, если и тот телефон, который мы не опознали, тоже его.
— Может быть, — откликнулась Китти. — Но не факт.
— Я ещё всё думал в прежние годы, почему наш журнальчик не накрывают, высшие силы на нашей стороне, что ли… — Феликс вздохнул. — Какой же я идиот.
— Подожди, даже если это он, он едва ли знает про Каталёв. Только про Истрицк.
— Да не в этом дело, как ты не понимаешь!
Последнюю фразу услышали, наверно, даже внизу.
Феликс помолчал немного, заговорил снова:
— И вы посмотрите на него! Задобрить меня решил. Деньги присылает зачем-то… Или считает, что я их возьму?
— Я бы рекомендовала тебе взять, — спокойно сказала Китти. — Нам бы сейчас было нелишне.
— И ничего не значит, что он сдал нас? Ничего не значит, что горел Истрицк? Знаешь, как это называется? Это называется политическая проституция.
Китти чуть поморщилась:
— Н-нет, так называется несколько другое.
— Без разницы уже. Пусть подавится ими.
— Феликс, — она пристально смотрела ему в глаза. — От того, что ты их сейчас не возьмёшь, там уже ничего не изменится. А еда, бензин и прочие полезные фишки нам ещё нужны.
— Бери сама, если хочешь! — Феликс швырнул ей конверт и вылетел на лестницу.
Китти посидела без движения около минуты, затем подняла конверт, вытащила деньги, пересчитала их и положила к себе. Конверт же начала тщательно и методично складывать пополам.
Рамишев остановил его возле самых дверей.
— Феликс, ты куда? — вид у него был растерянный и чего-то ради немного испуганный.
— Не трогай меня! — Феликс отдёрнул руку. Рамишев поспешно отступил, но смотрел всё так же растерянно.
— Но послушай, там же ливень и уже почти ночь. Куда ты собираешься идти сейчас?
— А что такое, Витик? — Феликс с ехидной улыбкой обернулся на него. — Хочешь сказать, если я сейчас не вернусь, для кого-то что-то изменится?
— Феликс, ну что ты такое говоришь…
— Какое кому дело, куда я!
Он толкнул дверь и вышел в потёмки.
Китти сложила конверт в маленький аккуратный квадратик, когда в комнату протиснулся Рамишев (Пурпоров остался стоять в дверях).
— Китти? — Рамишев неуверенно склонился к ней. — Что тут у вас произошло? Куда он пошёл?
Она ещё раз для надёжности продавила одну из сторон квадрата.
— Кажется, я не его личный надсмотрщик, чтоб ты меня спрашивал. Я не знаю, куда он пошёл.
— И всё-таки? — он присел рядом с кушеткой на корточки. — Китти, серьёзно, ты лучше его знаешь. Куда он мог скорее пойти сейчас?
Китти помолчала, раздумывая.
— Скорее всего, никуда в особенности. В случайно выбранном направлении.
— Это плохо, — Рамишев тревожно оглянулся на Пурпорова. Тот, по-прежнему стоя в дверях, кивнул:
— Как искать будем — сначала в сторону леса или города?
— Давай я к лесу, ты — к городу.
— Нет, наоборот…
— Оставьте его в покое, — громко прервала Китти. — Хочет пробежаться по окрестностям — пусть пробежится. Разве что заблудится немного на обратном пути.
Рамишев встал, присел с ней рядом на край кушетки.
— Китти, что всё-таки случилось? Из-за чего вот это всё?
— Мы даже ничего понять не успели, — подхватил Пурпоров.
— Что случилось… — задумчиво повторила Китти.
57
Он думал, пройдёт куда больше, будет идти всю ночь без конечного пункта, без направления — сквозь темноту, в поля, вдоль пустых трасс. Когда же чуть заметно забрезжит рассвет, он дойдёт туда, куда, наверно, теперь и хотелось: какое-нибудь хранимое в тайне от мира, давно позабытое всеми пристанище — последний и настоящий дом для тех, кто был изгнан обществом и самим временем. Если же нет — а более, чем вероятно, что нет — просто наткнётся на тех, кто положит конец путешествию. Серьёзно, раз все уже сдали всех, то и этих должно здесь быть предостаточно.
Не так сложно оказалось даже игнорировать дождь, пусть он и хлестал холодным душем. После нескольких минут Феликс наоборот приспособился радоваться ему: чем хуже, тем лучше, в конце концов. Но вот идти в потёмках по настоящему бездорожью… Да, тут он немного не рассчитал.
Уже просто двигаться здесь было куда трудней, чем по городу, где он мог безустанно шагать из края в край десятками улиц. Дойдя через размокшие поля до кромки дальнего леса (ну сколько, квартал-два по городским меркам), Феликс привалился к ближайшему стволу.
Только сейчас он понял, что совершенно вымотался.
Отдышавшись немного, он на чистом упрямстве прошёл ещё немного вглубь леса, но через две минуты был принуждён остановиться. Ещё несколько шагов — и он просто упадёт, а падать в сырые полусгнившие листья было противно.
Он постоял на месте, чтоб хоть чуть-чуть перевести дыхание, затем развернулся и медленно, понуро побрёл обратно.
Насквозь вымокший, с единственным желанием — забиться в какой-нибудь угол и вырубиться там без сновидений, он добрался до порога. В такой час, конечно, все уже спят. Что к лучшему: меньше всего ему сейчас нужны были свидетели.
Чуть выше по лестнице стоял Леон Пурпоров.
— Вернулся? — он спокойно кивнул Феликсу. — Молодец. Пойдём.
Наверно, это следовало опротестовать, но сил не хватало ни на протест, ни на то, чтоб поинтересоваться, куда, собственно, «пойдём». Поэтому когда Пурпоров жестом позвал в кухонную пристройку, Феликс просто поплёлся следом.
Они с Китти не пользовались этим помещением, и обычно тут было пусто и холодно. Теперь же откуда-то разливался жар, а на одиночной конфорке, включённой Пурпоровым, что-то тихо ворчало, и синеватый огонь лизал металлическое днище.
Феликс бухнулся на табурет у стола, опустил голову на руки. Закрывать глаза как-то уже не было смысла.
— Во-первых, вот, пей, — Пурпоров поставил перед ним чашку с чем-то чёрным и дымящимся.
— Что это?
— Кофе с коньяком. Тебе надо отогреться.
— Да не хочу я, — Феликс отвернулся от стола.
— Ну да, я понимаю, что ты хочешь заболеть и чтоб за тобой все ухаживали. Но это сейчас будет совершенно некстати.
Феликс подволок к себе чашку, нехотя сделал несколько глотков. Физически и правда сделалось чуть лучше, но менее мерзко от этого не становилось.
— А во-вторых, послушай меня теперь, — Пурпоров наклонился, заглядывая ему в глаза. — Всё, ты успокоился? Или с тобой ещё нельзя говорить?
— Да, — Феликс отодвинул чашку. — Да, успокоился.
— Тогда слушай. Это не Видерицкий сдал вас в Истрицке. По одной простой причине: он не знал, что вы там.
Феликс недоверчиво смотрел на него.
— Потому что когда дошла эта история с Истрицком, мы выждали неделю с лишним, прежде чем куда-то ехать и что-то говорить Видерицкому. Если даже он и заподозрил что-то или увидел какую-то связь, вас там на тот момент давно не было.
— Неделю, — повторил Феликс. — Даже так?
— Более того, мы вообще не говорили ему про Истрицк — разве что он знал из каких-то других источников, но не будешь же ты всерьёз доказывать на пустом месте, что так и было. Мы назвали Каштору. Это к югу, совсем в другой стороне.
— Вы поменяли город? — Феликс вскинул изумлённый взгляд. — Даже для Видерицкого?
Пурпоров примирительно кивнул:
— Я, конечно, понимаю, что, по сравнению с тобой, мы люди второго сорта. Но не надо так уж нас недооценивать, да?
Феликс смущённо спрятал взгляд:
— Этого я не говорил.
— Ты пей, пей.
58
С некоторой опаской он поднялся наверх. Китти лежала без движения, отвернувшись к стене. Впрочем, конечно — глубокая ночь на дворе.
Феликс присел на край её постели, тихо позвал:
— Китти? Ты спишь? — она не ответила. — Китти…
Когда он решил, что и не ответит, и собирался встать, она проговорила глухо: