— Я не сплю. Чего ты хотел?
— Ты обиделась?
— Да.
— Я не нарочно. Просто на нервах сейчас, всё это… Наверно, сказал что-то не то.
— Да, Феликс, я тоже на нервах и тоже хочу домой. Мы так и будем швыряться друг в друга?
Он глубоко вздохнул, переместился к ней ближе.
— Хочешь, я что-нибудь сделаю?
— Мм… да, я хочу, чтоб ты починил машину. И чтоб вернул лето: надоело печку каждый раз растапливать.
Она приподнялась, обернулась на Феликса.
— Не получится? Жаль…
На это он не нашёлся, что ответить. Китти покачала головой:
— Здесь мы ничего не можем сделать, Феликс. Только по возможности не портить кровь один другому. Это в Ринордийске так было можно… Но такими темпами Ринордийск нам не светит — мы изведём друг друга раньше.
Феликс слез с кушетки и медленно отошёл к окну. Опёрся пальцами о подоконник, сказал:
— Я не знаю, почему так происходит. Я не хочу, чтоб так было, но каждый раз… оно как будто само. Как будто какое-то проклятие.
За стеклом мутнели сливающиеся очертания чужого леса. Небо же… его было не разглядеть.
— Знаешь, что я подумала, когда заметила тебя впервые? — тихо произнесла позади него Китти. — Не когда ты подсел ко мне, немного раньше. На перерыве между парами, когда ты выступал перед теми, кто остались в аудитории. Ты говорил о революции… и о свободе. И о чём-то ещё. И я подумала: какой он странный и неправильный. Все эти слова, слова, бесконечные слова, все эти пафосные жесты, как будто всё это что-то значит и может что-то изменить. Он меня бесит, подумала я. Но… что-то в нём есть. Пусть остаётся таким — он мне нравится в таком виде, — Китти замолчала, дождалась, когда он обернётся. — Ты же подумал примерно то же? Да?
— Да, почти, — Феликс кивнул.
Он отвернулся — лучше уж темень за окном, чем пялится так друг на друга — и застыл в удивлении. Тихо проговорил:
— Снег…
— Что? — в следующую секунду Китти возникла рядом.
— Снег пошёл.
Белые крупинки появлялись в ночи будто из ниоткуда. Они ниспадали с самого верху, плавно пролетали перед окошком и все, как одна, стремились вниз, к размытой почве и лужам, по которым совсем ещё недавно барабанил дождь. Сначала казалось, там все крупинки и исчезают бесследно, что они тают, едва коснувшись земли — слишком слабые ещё, чтобы её покрыть. Но нет: ближе и дальше вырастали постепенно призрачные пятна, белеющие в темноте — предвестники будущих сугробов по пояс.
— Сегодня же… первое декабря? — он посмотрел на Китти. — Хотя, может, растает ещё.
— Он не растает, — Китти покачала головой.
Где-то, казалось, сквозь тишину тонко звенит свирель.
59
Простыня полей растянулась от города до леса — гладкая, серовато-серебристая. Просторная… Здесь казалось даже, что у них полно возможностей и способов действовать дальше — совсем не так, как это представало в узких стенах «дома в лесу». Поодаль слышались голоса: люди прогуливались на площади в зимний выходной день. Там, у них, за рекой, было спокойно и мирно, и силуэт башенки, как охранитель, вставал над ратушей и горожанами.
В другое время Феликс, может, и сам бы присоединился к ним.
— Ну что? — он помял комок снега в руке, обернулся с улыбкой к Пурпорову и Рамишеву. — Как там сейчас Ринордийск?
— Не очень хорошо, — взгляд Рамишева тревожно метнулся по полю. Вернулся вновь.
— Об этом можно было и так догадаться, — Феликс тихо рассмеялся. — Рассказывайте, что как.
— Ну… — неуверенно начал тот, переглянулся было с Пурпоровым, но тот смотрел в заснеженную даль. — Из-за дождей там немного потоп. Местами река вышла из берегов, подтопило дома… В низинах, говорят, вода может дойти и до нижних этажей.
— Или уже дошла, — вставил Пурпоров. Поймав их недоумённые взгляды, объяснил. — Это так было на момент, когда мы уезжали. Если вода по-прежнему пребывает, то не замедлит сказаться.
— Да… — Рамишев кивнул и вновь обратился к Феликсу. — Даже трамваи перестали ходить, представляешь?
— Из-за дождей?
— Очень много воды… Льётся по улицам прямо потоками. Рельсы ушли под неё глубоко.
— Ты помнишь, чтоб когда-нибудь в Ринордийске не ходили трамваи? — подхватил Пурпоров.
Феликс подумал мгновенье, уверенно покачал головой:
— Никогда. Даже когда кончался Чексин и начиналась Нонине, они ходили, как всегда. Но как же теперь передвигаются?
— Там сделали сейчас временные дороги, — объяснил Рамишев. — Деревянные, вроде таких закреплённых настилов прямо поверх воды. По ним даже могут ходить автобусы — вытащили несколько из запасников. Они, правда, старые и часто ломаются… — он чему-то нахмурился. — А ещё, рассказывают…
— Это из непроверенных источников, — перебил Пурпоров. Рамишев обиженно хлопнул глазами:
— Дай мне ему рассказать! Вполне возможно, так и было.
Пурпоров недовольно пожал плечами: мол, дело твоё.
— Говорят… Там большей частью эти автобусы ходят и ещё некоторые частные авто, в основном, высоких чиновников. Но ещё, говорят, там встречаются мутные личности — как будто, может быть, выпущенные уголовники…
— Или вольные ссо-шники, — добавил Пурпоров. — За ними сейчас никто не смотрит: ни за теми, ни за другими.
— Да, — согласно кивнул Рамишев. — Говорят, один автобус наткнулся на них — они обычно перемещаются сразу большой толпой. Может, они не смогли разъехаться — их машина не влезала параллельно, на тех дорогах вообще довольно узко. А может, им просто что-то не понравилось. В общем, говорят, они раскачали автобус, столкнули с дороги и утопили.
С хриплым криком пролетела поверху большая серая птица.
— Что, правда? — недоверчиво спросил Феликс.
— Это рассказывают, что так, — снова поспешно вмешался Пурпоров. — Сейчас вообще почти невозможно понять, что рассказывают, а что было на самом деле. Тогда ещё интернет более менее оставался, иногда неофициально всплывало разное. По телевидению — естественно, молчок… Знаешь, что там теперь показывают?
— Ну, конечно, наши победы и достижения, какие варианты!
— Нет, не угадал, — он выжидательно поглядел на Феликса. — Уточек. На городской пруд прилетели чайки и теперь должны ужиться с местной фауной. И так — все сутки на единственном оставленном канале.
— Чайки… — повторил Феликс. Ему что-то вспомнилось было, но тут перебил Рамишев:
— Да… А когда окончательно накрылся интернет, перестали доходить любые новости, даже на уровне слухов. Разве что кто-то знает по службе, но если так, он обычно молчит. Или кто-то вдруг случайно стал свидетелем, и узнать от него. Но на улицы сейчас в принципе выходят редко: кого можно было, перевели на удалёнку или отправили в отпуск. Так что люди в основном сидят дома.
— Необходимости ездить за раздачей вообще-то никто не отменял, — прервал Пурпоров.
— За чем? — не понял Феликс.
— Раздачей еды. У нас пока сделали так — в городе с ней не особо.
Дыхание вырывалось изо рта и укатывалось морозными клубами в размытую даль.
— Это новости… — протянул Феликс. — Чтоб всего завались, но ничего не купишь — такое помню. Но чтоб в Ринордийске просто не было еды?
— С доставкой сложности, — пояснил Пурпоров. — И ещё, говорят, много съедают крысы. Подвалы же затопило. Поэтому то, что есть, выдают всем ограниченно… Но зато бесплатно.
— Хоть что-то, — у ратуши пробила башенка, совсем как другая и на другой площади. Три часа пополудни. — Это Лаванда придумала так сделать?
— Нет… — Пурпоров улыбнулся чему-то. — Лаванда — вся в своих грёзах. Не думаю, что ей есть дело до чего-то отсюда.
— Не говори, — перебил его Рамишев. — Ей очень даже есть дело. У неё всё как сквозь призму, через какое-то кривое стекло, но ей очень много до чего есть дело. Нет, молчи, — остановил он порывавшегося что-то сказать Пурпорова. — Это меня она вызывала, а не тебя.
— И для чего она тебя вызывала? — Феликс настороженно сузил глаза.
— Она… — Рамишев попытался вспомнить. — Она хотела узнать про амулеты.
— Про какие амулеты? — уточнил он осторожно.
— Про уничтожающие камни. Она, видимо, решила почему-то, что я могу о них знать, — Рамишев растерянно развёл руками. — Но я… что я мог рассказать. Её интересовали странные такие подробности… Все ли амулеты действуют совершенно одинаково, нет ли среди них самого сильного, можно ли уничтожить такой камень и если можно, то как… Что будет, если совместить их в одно — кажется, так.
— Ах вот что… — прошептал Феликс себе. Из города слева неслись, как прежде, весёлые голоса почти предпраздничной толпы. Справа же хмуро молчали застывшие в белом ели.
— Что? — не понял Рамишев.
— Совместить в одно. Ну, это, конечно, поважнее всякой суеты и разных там людишек. Кто б спорил.
Ещё только они подходили к дому, но уже можно было заметить Китти: чёрная её фигура чётко выделялась на снегу.
Феликс, приостановившись, пропустил спутников к крыльцу. Кинул им:
— Я сейчас.
Машина стояла сбоку под навесом. Китти всё ещё возилась с ней, хотя с появлением главредских денег дело вроде пошло быстрее — может, до того как раз не хватало какой-нибудь очень важной мелочи.
Феликс остановился рядом:
— Ну что?
— Немного хуже, чем я думала. Тогда было не только по зеркалу, — Китти шагнула к нему, протянула что-то мелкое. — Прошла с твоей стороны. Можешь оставить на память.
На ладони у него оказалась сплющенная пуля.
— Но думаю, я закончу через несколько дней, — сказала Китти.
60
Таисия Булова их приглашает, передала Сибилла. Квартирка теперь приведена в порядок и знатно соскучилась без гостей.
Китти отговорилась тем, что чем скорее она завершит дело с машиной, тем лучше, потому что уместиться всей толпой во внедорожнике будет трудно (она и впрямь теперь почти не отходила от авто). Сибиллу же, прежде не видевшую ни Рамишева, ни Пурпорова, затянуло это новое знакомство, и она так заболталась с обоими, что, казалось, и не думала теперь никуда уходить.