настроенных экипажей, то по решению иностранных судей. Одним из вернувшихся капитанов был Владимир Родзянко, родственник экс-спикера Госдумы.
Умирают пароходы совсем не так, как поезда.
Есть славные корабельные гибели и почётные корабельные пенсии. А бывает и по-другому.
В 1884 году легендарные суда основателей Владивостока – транспорты «Манджур» и «Японец», пароходо-корвет «Америка» – продали с молотка на дрова.
Линкор «Полтава» живёт в орудиях, которые он отдал в начале 1930-х Владивостоку для обустройства Ворошиловской батареи на Русском.
Пароходы типа «либерти» возили во время войны ленд-лизовские грузы из Америки. Последний на Дальнем Востоке «либертос», при рождении наречённый Henry W. Corbett, а в СССР переименованный в «Александра Невского», честно служил Дальневосточному пароходству тридцать лет, а на пенсии был передан мореходной школе под плавмастерскую. В 1997 году пошёл на металл.
Рабочая лошадка рыбацкого флота, скромная МРС-ка (малый рыболовный сейнер) превратилась во Владивостоке в памятник самой себе.
Подлодка С-56 и «Красный вымпел» (бывший «Адмирал Завойко») стали на последний прикол на Корабельной набережной Владивостока.
Паром «Георг Отс», пришедший в Приморье в 2012 году в качестве плавгостиницы для гостей саммита АТЭС, угнали, как автомобиль, и пустили в Китае на металл.
Приморская бухта Чажма – кладбище подлодочьих реакторов, выведенных из эксплуатации, и одновременно местный Чернобыль. Здесь у причала судоремзавода в посёлке Дунай в 1985 году произошёл взрыв на атомной подводной лодке – предвестник череды катастроф, сопровождавших полураспад Союза. Десять человек погибли на месте. Их похоронили там же, в закрытой зоне. Они радиоактивны и потому лишены права даже лежать рядом с другими людьми.
«Чажма», «Чернобыль» – сказочно страшные слова. Как будто специально придуманные для размещения ядерных объектов.
Некоторые корабли умирают, как бомжи. В течение полутора лет на виду у всего Владивостока погибал «Еруслан» – сухогруз венгерской постройки. В 1990-х он пошёл по рукам, сменив отечественный флаг на «удобный» камбоджийский (подразумевается, что российский – неудобный), и возил из Японии подержанные тачки. Осенью 2015-го его бросил зарегистрированный где-то за рубежом и оставивший экипаж без зарплаты судовладелец. Через несколько месяцев оголодавшие моряки покинули арестованное судно. Оно болталось на рейде, потом оказалось зажатым льдами Амурского залива, но тонуть не хотело. К нему по льду, пешком и на машинах, потянулись металлисты-мародёры, срезавшие с поверженного богатыря арматуру. Потом кто-то поджёг «Еруслан». Внутрь стала поступать вода, корабль получил дифферент на корму и должен был пойти на дно, когда ослабнет лёд. Только угроза экологического бедствия заставила спасателей в феврале 2017-го заделать пробоину, откачать воду и продать «Еруслан» на металлолом, чтобы хоть частично погасить долги судовладельца.
Ольга Садовская или Антонина Нежданова были для владивостокцев прежде всего теплоходами. Эту серию пассажирских судов так и называли – «актрисы».
Теперь всё это теряется, уходит. Язык, прежде известный каждому жителю морского города, превращается в секретный код, по которому узнаются посвящённые: СРТМ, БМРТ, БАТМ, МРТК…
Одной из «актрис» была «Любовь Орлова», появившаяся на свет на югославской верфи имени Тито по заказу Министерства морского флота СССР в 1976 году («Таким образом Леонид Брежнев давал работу безработным и тунеядцам в югославском порту», – резвилась ядовитая западная пресса). Портом приписки стал Владивосток. Двухпалубное стометровое судно имело две сотни спальных мест, все помещения оборудовали кондиционерами. На борту были ресторан, кафе, кинозал, танцплощадка, эстрада; появился даже музей Любови Орловой. Муж актрисы, знаменитый режиссёр Григорий Александров, слал приветственные радиограммы. Почётным гостем теплохода был Джеймс Паттерсон (советский подводник, писатель, ныне – житель США), сыгравший в фильме Александрова «Цирк» 1936 года негритёнка Джима, сына героини Орловой. «Актриса» курсировала между Владивостоком, Тернеем и Светлой. В 1979 году с грузом гуманитарной помощи ходила в Кампучию, лежавшую после гражданской войны и падения Пол Пота в руинах. В 1992 году Дальневосточное морское пароходство акционировали, государство перестало дотировать пассажирские рейсы, сочтённые (как и многое другое) неэффективными. Важнейшим из искусств для Дальнего Востока стал импорт подержанных автомобилей из Японии, в котором приняли участие и «актрисы».
В 1996 году «Орлову» продали за границу. Ставшая иностранкой Lyubov Orlova (редкий случай: ей оставили прежнее имя) теперь ходила в антарктические круизы из аргентинского порта Ушуая, бывала и в Арктике. В сентябре 2010 года, завершив очередной рейс, Orlova зашла в канадский Сент-Джонс для пополнения запасов воды, продуктов и топлива. К тому времени судно ходило под «удобным» флагом Островов Кука. Тогда-то теплоход и арестовали за долги судовладельца, в качестве которого фигурировала офшорная кипрская компания. Долги выбить не удалось, судовладельца объявили банкротом. Голодающих моряков, которым было не на что уехать домой, подкармливала местная общественность. Наконец последний капитан «Орловой» Похилец достучался до правительства России, и родина купила морякам билеты домой. Законсервировав судно и передав его портовым властям, на берег сошла последняя группа моряков во главе с капитаном. Простояв на приколе два года, «актриса» была продана с молотка за 250 тысяч долларов – сумма, которой не хватило даже на покрытие издержек. Новый хозяин решил пустить судно на металл, в январе 2013 года Lyubov Orlova на буксире покинула Сент-Джонс. «Актрису» отправляли на слом в Доминиканскую Республику. Эта участь теплоход не устраивала. Разыгрался шторм, буксировочный трос лопнул, и «Орлова» ушла в последнее самостоятельное плавание. Она болталась на просторах Северной Атлантики без экипажа, топлива и бортовых огней, став «летучей голландкой».
Под занавес «Любовь Орлова» устроила настоящий спектакль. Её последняя гастроль прошла с глобальным размахом. Об «Орловой» появлялись противоречивые слухи: то судно будто бы видели у берегов Ирландии, то кто-то поймал в эфире сигнал её радиобуя, а значит, «актриса», скорее всего, утонула… Явно заниженная цена продажи и решение тащить исправное судно на буксире породили ряд конспирологических версий: то ли теплоход затопили специально, дабы получить страховку, то ли «Орлова» вообще спокойно ходит по морям под другим именем.
Началась международная кампания «Где Любовь Орлова?» – возник одноимённый сайт, на котором шли споры о том, как отыскать беглянку и что с ней делать дальше – отправить на металл, превратить в музей или, может быть, основать на борту плавучее государство. У пропавшего теплохода появились twitter– и facebook-аккаунты. Фразу Have you seen L. Orlova? помещали на кружках и майках. Таблоиды пугали обывателя рассказами о гигантских крысах-каннибалах, живущих на судне и уже готовых десантироваться в Европу. Канадские и шведские рокеры писали об «Орловой» песни, французская метал-группа взяла имя Orlova…
Корабельный век может быть длиннее человеческого, но жизнь «Любови Орловой» оказалась короче, чем у советской примадонны, давшей судну своё имя. Теплоход растворился в морском тумане. Как исчезнувший на поле брани солдат, Orlova числится пропавшей без вести. На сайте marinetraffic.com о ней сказано: «Статус: списан или потерян».
«Брежневские» панельные дома – долгие девятиэтажки, опоясывающие владивостокские сопки, – зовут у нас крейсерами. С лифтовыми рубками наверху, антеннами и мачтами они в самом деле похожи на корабли. Особенно в туман.
Слова и соль
Огромное количество морских терминов, чаще всего голландского происхождения, пришли в Россию при Петре. Они известны нам из Стивенсона, Верна, Лондона: все эти стеньги, кнехты, планшири, брештуки, кницы, краспицы, бакштаги, ахтерпики…
Кажется, всё это придумано специально, чтобы запутать непосвящённых. Так когда-то торговцы-офени создали тайный язык, ставший основой уголовного жаргона – фени.
«Погляжу в одну, в другую бумагу или книгу, потом в шканечный журнал и читаю: “Положили марсель на стеньгу”, – “взяли грот на гитовы”, – “ворочали оверштаг”, – “привели фрегат к ветру”, – “легли на правый галс”, – “шли на фордевинд”, – “обрасопили реи”, – “ветер дул NNO или SW”. А там следуют “утлегарь”, “ахтерштевень”, “шкоты”, “брасы”, “фалы” и т. д., и т. д. … – писал Гончаров о первых днях на «Палладе». – “Боже мой, да я ничего не понимаю! – думал я в ужасе, царапая сухим пером по бумаге, – зачем я поехал!”»
Ладно, если эти термины обозначают сугубо морские понятия: шкот, гак, штаг… Но на море и порог зовут комингсом, и лестницу – трапом, и пол – палубой, и потолок – подволоком, и окно – иллюминатором, и верёвку – концом. Запутать? Подчеркнуть особость – у нас всё иначе, мы жители не суши, но моря и вот даже говорим по-своему? Не солдат, не сержант, не полковник – матрос, старшина какой-нибудь статьи, капраз (каперанг); не дедовщина – годковщина.
В других словах моряки переставляют ударения: компа́с, рапо́рт, Мурма́нск… Почему, к примеру, у лётчиков не так?
«Человек, вдоволь испивший солёной влаги из бездонной чаши океана, поражается странной болезнью, в результате которой со временем наполовину теряет бесценный дар человеческой речи. Такой человек вместо слов родного языка, вполне точно обозначающих тот или иной предмет, применяет вокабулы столь затейливые, что порой с личностью, не заражённой этой болезнью, уже и объясниться не может, – писал знаменитый капитан Христофор Б. Врунгель, предложивший выразительный термин “вмордувинд” вместо невнятного “левентик” (положение судна, когда ветер дует спереди). – В ранней молодости недуг этот поразил и меня. И сколь настойчиво ни пытался я излечиться, меры, принятые мною, не принесли желанного исцеления. По сей день выстрел для меня не громкий звук огнестрельного оружия, а рангоутное дерево, поставленное перпендикулярно к борту (чтобы не допустить путаницы, огонь из ружей или пушек на флоте называли не стрельбой, а пальбой. –