Гарнизон в Кремове считался образцовым. Дом, где поселился Нелюбов с женой, был благоустроенным, квартиры со всеми удобствами. Снабжение идеальное, зарплата хорошая. Нелюбов освоил МиГ-23, стал начальником парашютно-десантной службы. Бывал в Москве, где его обнадёживали: мол, ещё вернёшься в космонавты. Каманин записал 4 июля 1963 года: «…Был в госпитале у Быковского и Терешковой… Валерий и Валя просили меня пересмотреть решение об отчислении из отряда Нелюбова, Аникеева и Филатьева. По этому вопросу вся шестёрка космонавтов говорила с Вершининым. Главком передал мне их просьбу и просил подумать, что мы можем предпринять. Я честно и прямо ответил и космонавтам и Главкому: “Если Нелюбов через год получит отличную аттестацию, то я не буду возражать против его возвращения в отряд, но для Филатьева и Аникеева путь в космос закрыт”».
В космонавты Нелюбова не возвращали, и он сломался. Переживал, пил. Пик слишком быстро сменился пике. Этой перегрузки пилот не выдержал, решил, что ему ампутировали крылья. Маресьеву в своё время отняли только ноги – крылья оставили.
Начинался 1966 год. Товарищ Нелюбова Гагарин вот уже пятый год был суперзвездой мирового масштаба.
Казалось бы, вся жизнь впереди, Нелюбову нет и тридцати двух лет, да и военный лётчик сам по себе – элита, мечта…
Тело несостоявшегося космонавта № 3 нашли у железнодорожной станции Ипполитовка 18 февраля 1966 года. Одни считают, что он сам бросился под поезд, другие говорят о трагической случайности. Ясно одно: Нелюбов не смог пережить крушения космической судьбы, вычеркнул себя из жизни куда раньше, чем оказался у злосчастной железнодорожной ветки. Попал в сбитые лётчики задолго до того, как попал под поезд.
Этот советский Икар – не только дублёр Гагарина, но и его несчастливый двойник. Может быть, у каждого взлетевшего к звёздам есть дублёр, остающийся в тени?
У него говорящая фамилия: нелюбимый судьбой. В итоге, как может показаться, судьба невзлюбила и Гагарина, но это вопрос. Возможно, она, иезуитски мудрая, катастрофой 1968 года сберегла Гагарина для вечности.
Детей у Нелюбова и его жены Зинаиды не было. 224-й полк в 1998 году из Кремова вывели. На окраине села осталась могила – памятник чёрного камня.
Если для Каманина Приморье стало взлётной полосой, то для Нелюбова – концом карьеры и жизни.
Филатьев после отчисления из отряда космонавтов служил в ПВО, в 1969 году вышел в отставку, преподавал в Орле в ПТУ. Аникеев также продолжил службу в авиации, в 1975 году вышел в запас. Увлекался музыкой и театром.
Ещё одна оборотная сторона привычно-героической авиационной медали – история Виктора Беленко.
В 1976 году страницы мировой прессы обошла фотография: советский истребитель-перехватчик МиГ-25 на острове Хоккайдо. Вначале сообщали, что он сел вынужденно. Лётчик вроде бы даже пытался запретить фотографировать самолёт и никого не подпускал к нему. Потом стало ясно: это перебежчик.
Беленко родился в 1947 году в Нальчике, окончил Армавирское авиаучилище. В 1975 году попал на Дальний Восток в 530-й истребительный авиаполк, базировавшийся в Чугуевке (аэродром «Соколовка»). В это же время началось перевооружение полка с МиГ-17 на новейшие МиГ-25.
Сергей Скольчиков, командир звена, в котором служил Беленко, вспоминал: вскоре после прибытия нового лётчика командир полка приказал ехать на переподготовку в Горьковскую область. Когда прибыли на место, Беленко отказался жить в одной комнате со Скольчиковым и другими лётчиками, пояснив: вы курите, а я нет. Скольчикову запомнилось упорство, с которым Беленко занимался всё свободное время в секретной библиотеке, учил английский… Потом ему это припомнят: неужели неясно, что такое поведение подчинённого подозрительно?
Закончив обучение, лётчики решили это дело отметить. «Позови Беленко, как-то неудобно, парень всё откалывается», – сказал Скольчиков кому-то из товарищей. Беленко пришёл, выпил коньяку, полушутя назвал присутствующих пьяницами и ушёл. И дальше от «встреч без шлемофонов» уклонялся.
Как лётчик был на хорошем счету, состоял в КПСС, временно исполнял обязанности замполита эскадрильи.
6 сентября 1976 года старший лейтенант Беленко поднялся в воздух на МиГ-25П для выполнения полётного упражнения. В срок не вернулся. Когда с бортом № 31 пропала связь, в Чугуевке подумали: что-то случилось с самолётом, летчик, возможно, катапультировался. Готовили поисково-спасательную группу. Но оказалось, что Беленко, ведя самолёт на малой высоте, пересёк Японское море и приземлился в Хакодате. Самолёт был разобран и тщательно изучен японскими и американскими специалистами. Только после этого возвращён в СССР.
Беленко, бросивший на родине жену и сына, получил политическое убежище в США. В Советском Союзе его заочно приговорили к расстрелу, на Западе объявили борцом против тоталитаризма. Беленко заявлял в интервью, что даже американские консервы для кошек вкуснее того, чем питаются советские граждане. Сотрудничал с ЦРУ как эксперт по советской авиации, выпустил книгу MiG Pilot: the Final Escape of Lt. Belenko, женился. Слух о том, что Беленко будто бы погиб в ДТП, подстроенном нашими спецслужбами, не соответствует действительности. Он по сей день жив и здоров.
Поэзия и небо всегда были рядом. Само слово «самолёт» ввёл в обиход футурист Василий Каменский – один из первых авиаторов, родившийся во времена опытов Можайского и доживший до гагаринского полёта. Каменский мог извлечь это слово из сказок про ковёр-самолёт; самолётами в XIX веке также называли быстроходные речные суда. Как бы то ни было, именно Каменский прописал в языке «самолёт» вместо «аэроплана».
Слово «лётчик», по одной из версий, придумал футурист Хлебников. Иначе пришлось бы нам обходиться одним лишь «пилотом».
Говорят, словом «вертолёт» мы обязаны конструктору винтокрылых машин Николаю Камову. По другой гипотезе, его автор – фантаст Александр Казанцев. Слово это молодое: в романе Григория Адамова «Изгнание владыки», законченном в 1942 году, ещё сплошь «геликоптеры». В «вертолёте» слышится ветер, создаваемый винтами, – «ветролёт». Вот настоящая поэзия: попробуй изобрети слово и закрепи его в языке так, чтобы оно казалось естественным, необходимым; примерно как сейчас вместо «телефона» ввести какой-нибудь «самозвон». «Самолёт» с «вертолётом», возможно, поначалу казались словами смешными и нелепыми по сравнению с общепринятыми «аэропланами» и «геликоптерами», но прижились, как позже прижился «спутник» (иначе был бы «сателлит»).
Лётчики и космонавты были идолами советской эпохи. С Чкалова и Гагарина делали жизнь. «Он так прекрасен, что нас колбасит», – сформулировала группа «Ундервуд» в хите о первом космонавте.
Времена, когда бредили небом, прошли. Сейчас колбасит от другого. Но мне по-прежнему жизненно необходимы зафиксированные лётчицкими мемуарами цельность, воля – и непреходящая вера людей, называвших себя атеистами.
Редкие земли: сокровенное
Там, где растёт дикая клубника.
Там, где растёт дикий чеснок.
Там, где выходит из океана
Четвёртый троллейбус на Владивосток.
Лучшее в моём путешествии – были эти встречи с морем в одиночестве среди пустынных гор и дико распавшихся скал. И тут, у края земли, возле белого кружева солёной воды, среди ракушек, морских звёзд и ежей и сюрпризов моря человеческого (сколько бочонков!), на твёрдой земле тут лучше всего: тут вся трагедия мира, тут всё, и в этом огромном я тоже живу.
Городской человек оборвал множество ниточек, связывавших его с миром растений и животных, а через тех – с космосом. Много мы знаем в лицо деревьев, трав, птиц? То ли дело марки автомобилей, бытовой техники…
Вместо лошади и коровы теперь в лучшем случае кошка с собакой. Рыбалка и охота, некогда носившие высокое звание промысла, списаны в легкомысленный разряд хобби. Рудиментом былой связи с почвой в самом широком смысле слова остались дачи, хотя они всё чаще выступают категорией не аграрной, а рекреационной.
И всё-таки на Дальнем трудно забыть о природе. Она слишком часто напоминает о себе – океанским ли тайфуном или цунами, песчаной ли бурей из Гоби, вышедшим ли на автомагистраль хищником.
Здесь, на крымской широте и колымской долготе, имеется всё: от фарфорового сырья до лечебных грязей, от алмазов до вольфрама, от женьшеня до тигра. Северная корюшка и южная фугу, встречающие друг друга в водах залива Петра Великого; кедрач, лимонник, тропические леопарды, за какие-то грехи предков сосланные в снега Сихотэ-Алиня; пришвинские камень-сердце и олень-цветок, чеховский кит; японские тайфуны, солоноватые туманы и китайско-монгольские пыльные бури; красивейшие скарны, эти «приморские малахиты» (не было у нас своего Бажова, а жаль) Дальнегорского месторождения, и стотонный железный гость из космоса – Сихотэ-Алинский метеорит, рухнувший в тайгу в 1947-м…
Здесь зарождались и умирали целые профессии и индустрии, как, например, китобойный промысел (хабаровский писатель Анатолий Вахов доказывал, что первыми китобоями были чукчи, а мы почему-то привыкли отдавать приоритет баскам либо норвежцам) или пантоварение.
Здесь были странные верования, представления о мире, которые всерьёз воспринял от своих таёжных проводников очарованный странник Арсеньев и передал нам.
Свои пищевые привычки: сыроедение, употребление ферментированного (попросту – подтухшего) мяса, мухоморные настойки – задолго до Кастанеды и Пелевина.
Местные болезни, от морской до цинги, и местные же лекарства.
«Это – особая страна, не похожая на наши места; мир, к которому надо привыкнуть… Во всей своей торжественной дикости и жестокости предстаёт здесь природа», – писал Заболоцкий об Амуре, где отбывал заключение.
Дальний Восток подтверждает справедливость выражения «ждать у моря погоды». Пришвин: «Русскому все непонятно на Д. В., растения невиданные, животные, насекомые, в особенности непонятны и неожиданны переходы в погоде». Чехов: «Владивостокский городской голова как-то сказал мне, что у них во Владивостоке и вообще по всему восточному побережью