В любом случае уровень жизни в КНДР растёт, это не только моя оценка. Ужастики о голоде, лагерях и массовых расстрелах имеют примерно такое же отношение к действительности, как рассказы советских диссидентов на Западе о том, что в СССР едят младенцев, или нынешние страхи московских политологов по части «китайской угрозы» для Дальнего Востока.
Кореевед Андрей Ланьков доказывает: не будучи признанными официально, де-факто в Северной Корее давно и успешно бытуют рыночные отношения. При Киме Втором рынок терпели как неизбежное зло, при Третьем стали поощрять. Страна живёт в режиме государственно-частного партнёрства: фирмы регистрируются как казённые предприятия. «Практика работы под государственной крышей… является стандартной для нового северокорейского бизнеса», – пишет Ланьков. Появилась даже своя буржуазия. Так что представление о КНДР как о стране коммунистической и антирыночной давно устарело. В 2002 году северокорейские газеты лишились лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», в 2012-м с главной площади Пхеньяна исчезли портреты Маркса и Ленина.
Пусть Северная Корея беднее Южной, но вот вопрос: как в условиях многолетней блокады Пхеньян смог выжить, создать ядерные ракеты, показать, кроме шуток, экономический рост? Даже ужесточение санкций не привело к социально-экономической нестабильности или волнениям. Доктор экономических наук, кореевед Светлана Суслина пишет: нельзя однозначно сказать, кто выиграл в гонке Севера и Юга, потому что неизвестно, каким бы вышел результат, будь страны поставлены в равные условия. В основе успеха Юга – внеэкономические причины; ни одна азиатская страна не имела столь крупных инъекций иностранного капитала, как этот американский плацдарм.
«Чучхе» («чу» – «хозяин», «чхе» – «тело, сущность») – термин старинный, не переводящийся одним словом. Тут и самобытность, и традиция, и «опора на собственные силы», как чаще всего передают по-русски суть чучхе; корейский национал-консерватизм, сплавивший конфуцианскую этику с марксизмом. «Жить по-нашему!» – говорил Ким Чен Ир. «Не завидуем никому на свете!» – написано на северокорейской купюре.
Как ни странно, идеи чучхе актуальны для России. Весь советский проект можно рассматривать как русское чучхе. Распад Советского Союза ненадолго изменил отношение к русским в мире, но вскоре всё вернулось на круги, предначертанные историей и географией. Вокруг России снова строится железный занавес; не все снаружи и внутри понимают, что он может быть не губительным, а спасительным. Пресловутое импортозамещение, причём не только в материальном плане, – вполне в русле идей чучхе. В мире есть всего несколько стран, которые могут позволить себе чучхе; Россия – одна из них. Просто потому, что у нас есть всё – от Балтики и Чукотки до металлургии и космодрома «Восточный»; всё, кроме, может быть, кофе.
Чуточку понятнее для внешнего мира мог бы сделать Северную Корею встряхнувший планету коронавирус. Эта страна давно живёт в режиме самоизоляции, боясь проникновения заразы извне; соблюдает социальную дистанцию с миром, носит маску, которую в 2020 году надело и всё так называемое открытое общество.
Малым странам неизмеримо труднее, но КНДР держится. У северян были времена сложнее, чем сейчас, – в ту же Корейскую войну или в 1990-х, когда распался СССР, умер Ким Ир Сен и случился неурожай. Но и в условиях блокады они сумели выжить и сохранить суверенитет, наладить систему жизнеобеспечения – от образования и науки до медицины и армии, добиться впечатляющих по любому счёту успехов вплоть до космических пусков и атомного оружия, что по силам считаным государствам Земли.
Специфика, конечно, есть; нелепо отрицать культ личности (вовсе не обязательно создающийся исключительно сверху). Значки с вождями, которые северокорейцы носят у сердца, не продаются, но всё ли должно продаваться? В 1997 году в КНДР ввели своё летоисчисление, берущее начало с 1912 года – рождения Кима Первого. Чересчур? Но правда: где Корея – и где Рождество Христово?
Лишь последние семьдесят с небольшим лет Пхеньян независим. Ким Ир Сен так вспоминал японскую оккупацию: «Корея была в буквальном смысле слова сущим адом… Корейцы жили не человеческой, а рабской невыносимой жизнью… Я бывал в разных местах мира и повидал немало стран, бывших в прошлом колониями, но нигде не видел такого жестокого империализма, который лишал бы другую нацию даже языка и фамилии». В 1950–1953 годах страна пережила страшнейшую войну. Здесь помнят и американский напалм, и биологическое оружие. Дело прошлое? Нет. Буш-младший включает КНДР в «ось зла», развесёлые голливудские кинематографисты снимают «Интервью» об убийстве Ким Чен Ына. Вот историко-информационный контекст, в котором живёт КНДР и вне которого нельзя понять политику чучхе. У северян есть причины не доверять ни заморским, ни заокеанским соседям. Они живут по принципу «Хочешь мира – готовься к войне». «Можно обойтись без конфет и печенья, но нельзя без патронов и оружия», – сказал Ким Чен Ир. КНДР ни на кого не собирается нападать, корейцы хотят жить в своей стране по-своему. В случае атаки извне вся республика станет Брестской крепостью.
В 1968 году северокорейцы захватили у своих берегов американский корабль-разведчик «Пуэбло». На борту находились восемьдесят три человека, один был убит при штурме. Штаты пригрозили отобрать «приз» силой и выслали в закипающее Японское море две авианосные группы. Командующий ТОФ адмирал Амелько отправил к корейским берегам корабли и подлодки, в воздух поднялись ракетоносцы. Ким Ир Сен заявил: на возмездие Корея ответит возмездием, на тотальную войну – тотальной войной. В итоге США пришлось сочинить едва ли не единственную в своей истории извинительную ноту, чтобы вернуть хотя бы пленных. «Пуэбло», официально до сих пор числящийся в составе флота США, стоит в центре Пхеньяна на набережной Тэдона как плавучий музей, а ведь тогда у КНДР ещё не было ракет.
Американские бомбы падали на Пхеньян – или корейские на Вашингтон? Япония оккупировала Корею – или Корея Японию? Это в Корее бывали японские, русские, американские, китайские войска – не наоборот. Мы говорим о многополярном мире, об альтернативности путей развития – КНДР демонстрирует эту альтернативу. Не единственную, конечно. но не следует лезть в чужой монастырь со своим уставом.
Ядерная программа КНДР началась одновременно с нашей перестройкой. По словам востоковеда Георгия Толорая, Ким Ир Сен уже после первой встречи с Горбачёвым в 1985 году отнёсся к последнему настороженно и начал создавать ядерное оружие как гарантию безопасности. В 1990 году, когда СССР установил дипломатические отношения с Южной Кореей, Ким Ир Сен отказался принять главу советского МИДа Шеварднадзе, а пхеньянский коллега последнего Ким Ён Нам заявил: «Вы нас бросаете, а раз так, мы будем создавать ядерное оружие».
КНДР не измерить общим аршином. Доктор исторических наук Сергей Курбанов: «Рассматривать проблему прав человека в Северной Корее с точки зрения истории и культуры западной цивилизации не представляется корректным… С точки зрения как властей, так и граждан КНДР, в этой стране восточноазиатской культуры нет нарушений прав человека». Права человека в западном понимании оказываются для КНДР вторичными: главное – независимость государства, без которой всё остальное теряет смысл. В Конституции КНДР, помимо прав, прописаны обязанности граждан. Среди них – «защищать сплочённость народа и идейное единство», «повышать революционную бдительность»…
Сколько раз мы слышали, что КНДР не выдержит изоляции и развалится, что политика Кимов неэффективна, что Пхеньяну следует отказаться от ядерной программы – а Корея выстояла. К ней боятся применить югославский, иракский, ливийский сценарии. Может быть, потому, что корейцы усвоили: заигрывать с Западом, верить Западу – нельзя. Стокгольмский синдром на противоположном конце евразийской диагонали не действует. И вот мы видим, как в 2018 году всемогущие США пошли на переговоры с КНДР. Политика Пхеньяна – гнуть свою линию – себя оправдала.
Воссоединение Кореи под вопросом. Иногда кажется, что ни Север, ни Юг не верят в объединение, о котором столько говорят. Если понимать нацию как общность не кровную, а социально-культурно-политическую, то следует признать: в Корее кристаллизуются две нации. Северяне и южане расходятся всё дальше; выросло несколько поколений, для которых два корейских государства – данность. 38-я параллель из границы географической превратилась в ментальную.
Лингвист Валерий Сухинин: «Использование “северокореизмов” в южной аудитории либо “южнокореизмов” в северной, как правило, негативно воспринимается собеседниками… С учётом взаимного дипломатического непризнания Пхеньяном и Сеулом друг друга особенно осторожно следует обращаться с самоназваниями государства (Корея – Чосон на Севере и Хангук на Юге)». Лингвист Татьяна Мозоль: «Отмечаются существенные различия в северокорейском и южнокорейском языковых вариантах… Согласно исследованию, проведённому среди северокорейских перебежчиков в Республике Корея, большинство из них (71,9 %) испытывали трудности из-за языковой разницы, причём эта разница оказалась серьёзнее, чем они предполагали (52,9 %). Почти половина респондентов (44,8 %) ответили, что сначала они “совсем” или “почти” не понимали южных корейцев». Предпосылкой для языкового расхождения стало различие северных и южных диалектов, потом вмешались иные факторы. В южно-корейском варианте больше заимствованных слов, главным образом английских. Появились такие слова, как «кредитная карта», «интернет-банкинг»… В КНДР – своя лексика: «собрание для подведения итогов», «передовик», «пхеньянская скорость»… Мозоль: «На Севере и Юге реализуется разная языковая политика, формируются разные языковые культуры, возникает большое количество безэквивалентной лексики, соотносящейся с разными социокультурными реалиями, что означает постепенное формирование более глубоких различий по сравнению с диалектными различиями одного языка». Иначе говоря, уже не совсем ясно, считать северокорейский и южнокорейский различными диалектами одного языка или это уже разные языки.