В 1930-х на восток шло два параллельных потока: комсомольско-романтический (режиссёры Довженко, Герасимов, Васильевы, писатели Фадеев, Гайдар, Фраерман, Диковский, Сельвинский) и опять же каторжный – назначением на Колыму: Шаламов, Домбровский, Нарбут.
Бамовско-геолого-туристская мода пришлась на 1960-е и 1970-е. Тогда же создавались геополитические романы Романа Кима и Юлиана Семёнова, эколого-таёжные детективы Бориса Можаева, геологические повести Олега Куваева.
В СССР каждый малый народ получил своего классика: Владимир Санги у нивхов, Григорий Ходжер у нанайцев, Джанси Кимонко у удэгейцев и так далее. Самым известным стал летописец Чукотки Юрий Рытхэу, в СССР издававшийся огромными тиражами, а в 1990-х оказавшийся почти забытым («Рытхэу» и значит «неизвестный»). Его последней, уже посмертной книгой стал «Дорожный лексикон» – словарик-эссе-воспоминание, лиричный, наполненный добрым юмором. Рытхэу перечисляет слова, которых не было в чукотском языке: абитуриент, автомобиль, баня, газета, дворник, евреи, кино, коррупция, математика, милиция, радио… В главе «Выборы» вспоминает о том, как в 1946 году уэленец Отке баллотировался в Верховный Совет, а земляки давали ему наказы: везти противотанковые ружья для охоты на китов и спирт вместо водки. В главе «Имя» пишет: «Наличие в мужском имени названия мужского полового органа не такая уж редкость в чукотском обиходе. Так, в педучилище со мной учился парень с ласковым именем Лелекай – Маленький Х…ёк, в Энемеленском совхозе в своё время был широко известен китобой Алелекэ – Бесх…евый… Пристальное внимание к таким якобы неприличным именам пришло с появлением русских». В главе «Колхоз» рассказывает, как эскимос Ашкамакин умудрился в порядке личной инициативы организовать колхоз на американском острове Святого Лаврентия. В «Арбузе» – о том, как юный Рытхэу, впервые увидев этот плод во Владивостоке и не зная, как его едят, швырнул арбуз в море.
Дальний Восток не породил большой литературы русского фронтира. Те же Гончаров, Чехов, Чернышевский находили своих героев в Центральной России. Здешние типажи, за которых ухватились бы Купер, Киплинг и Джек Лондон, прошли под радарами наших классиков; дядя Ваня и Обломов были понятнее и привычнее, чем адмирал Невельской, шкипер Гек, повстанец Янковский или авантюрист Бринер. Чехов на Сахалине подобных персонажей встречал: офицера, пассионария, уголовника и подвижника Ландсберга, эксцентрика Ювачёва (отца Даниила Хармса), Соньку Золотую Ручку, но не сделал их своими героями. Роль фронтира и Дикого Запада в XIX веке исполнял Кавказ, а не Дальний Восток, ещё не воспринимавшийся как полноценная часть России. И читающим, и пишущим ближе было то, что происходило в «основной» России. На Дальнем же Востоке русская жизнь только начиналась; большие писатели до поры обходились дорожными записками, не создав дальневосточного романа. Нужно было время для того, чтобы русское слово здесь прижилось и начало плодоносить.
Первого дальневосточного героя – Дерсу Узала – создал Арсеньев.
За ним пришёл Фадеев с партизаном Левинсоном.
Дальше – гайдаровский Кибальчиш, некрасовский капитан Врунгель, семёновский Штирлиц. Все эти герои имеют дальневосточные корни. Гайдар начал «Военную тайну» в Хабаровске в пору ожидания войны с Японией; Некрасов работал в «Дальморзверпроме» (поэтому главный враг Врунгеля – японский адмирал Кусаки, а поход «Беды» – травелог от слова травить – завершается на Камчатке); Юлиан Семёнов начал эпопею о забайкальском уроженце Штирлице с того, что заслал его в белый Владивосток.
Первая книга о Штирлице (тогда ещё Владимирове, взявшем псевдоним «Исаев») написана в 1966 году и называется «Пароль не нужен»; действие её происходит в Приморье, Хабаровске, Маньчжурии. У Штирлица – вереница прототипов от Блюмкина и Зорге до Шандора Радо, Абеля, Николая Кузнецова и даже брата поэта Сергея Михалкова – Михаила. Но первым стал некий молодой журналист, появившийся летом 1921 года в белом Владивостоке и назвавшийся Максимом Максимовичем. Осенью 1922 года, после занятия Владивостока Народно-революционной армией Уборевича, юношу вместе с последним видели в красноармейской форме, после чего «Максим Максимович» исчез. Писателю, востоковеду Юлиану Семёнову о нём рассказал в 1963 году другой писатель и востоковед (и к тому же спецслужбист) Роман Ким. Сам Семёнов, изучая историю Гражданской войны на Дальнем Востоке, нашёл в госархиве Хабаровского края любопытный документ – записку не то от комиссара Постышева к военачальнику Блюхеру, не то от Блюхера к командиру кавалерийского полка. В ней говорилось: во Владивосток переправлен «чудесный молодой товарищ» от ФЭДа – Дзержинского. Сопоставив факты, писатель решил: «Максим Максимович» и «чудесный молодой товарищ» – одно лицо. Фамилия его – загадка, но именно с него начался Всеволод Владимирович Владимиров, он же Максим Максимович Исаев, он же Макс Отто фон Штирлиц. Пароль ему не был нужен для связи с агентом Ченом, известным под именем «Марейкис». Главный прототип Чена – вышеупомянутый Роман Ким: востоковед, контрразведчик, «лубянский ниндзя». Ким родился во Владивостоке в 1899 году в семье активиста корейского антияпонского подполья, воспитывался в Японии, около 1922 года стал работать на ГПУ. Переводил Рюноскэ Акутагаву, написал комментарий к книге Бориса Пильняка «Корни японского солнца» под названием «Ноги к змее», где впервые рассказал русскому читателю о ниндзя и самурайском кодексе – бусидо. В 1937 году арестован по обвинению в шпионаже, чудом избежал расстрела; даже в тюрьме японист и дешифровщик работал на НКВД, опровергая тезис «незаменимых нет». Именно Ким, «советский Флеминг», стал основоположником отечественного остросюжетного политического детектива: «Тетрадь, найденная в Сунчоне», «Девушка из Хиросимы», «По прочтении сжечь»… Семёнов продолжил – и довёл жанр до блеска.
В «Пароле» появляются исторические персонажи – Блюхер (задумывался как главный герой, но Штирлиц перетянул всё на себя), Постышев, Уборевич, атаман Семёнов. Репрессированных Постышева, Блюхера, Уборевича реабилитировали за несколько лет до написания романа. Материалов было немного, но писатель нашёл консультантов: старого большевика Фёдора Петрова, генерала Штеменко, маршала Конева, служившего с Блюхером. Семёнов продолжил посмертную реабилитацию репрессированных средствами уже не юриспруденции, а литературы.
Согласно роману, в 1920 году Всеволод Владимиров под легендой ротмистра Максима Исаева работал в пресс-группе Колчака. Летом 1921 года Дзержинский направляет его во Владивосток. В ресторане «Версаль» Исаев познакомился с Сашенькой Гаврилиной, своей будущей женой, попутно утихомирив дебошира. Устроился в газету к редактору Ванюшину, знавшему Исаева по службе у Колчака. Осенью 1922 года, когда Владивосток занимали красные, Штирлицу приказали уйти за рубеж с белыми. У его любимой во Владивостоке в 1923 году родится сын Саша, тоже будущий разведчик, известный как Коля Гришанчиков (роман «Майор Вихрь»). Исаев прилежно разлагал белую эмиграцию в Харбине, Шанхае, Японии, после чего, обернувшись немецким аристократом Штирлицем, проник в верхушку партии Гитлера. Однажды Юлиану Семёнову в Польше рассказали о советском разведчике, внедрённом в окружение генерал-фельдмаршала Кейтеля. «Словесный портрет, данный польским товарищем, удивительным образом совпадал с описанием Максима Максимовича Исаева – покойный Роман Ким совершенно великолепно и очень точно обрисовал мне “белогвардейского газетчика”. Именно это и заставило меня допустить возможность “перемещения” Максима Максимовича в Германию».
Последнее задание по разоблачению неонацистов в ФРГ разведчик получил в 1967-м – в год смерти своего «крёстного отца» Романа Кима и выхода первого фильма о Штирлице, поставленного Борисом Григорьевым по «Паролю». Исаева сыграл Родион Нахапетов, которому съёмки запомнились покупкой во Владивостоке японского магнитофона (это потом, после успеха «Мгновений» Лиозновой, к Штирлицу навсегда приклеится облик Вячеслава Тихонова); Блюхера – Николай Губенко, бухарца Чена-Марейкиса, прикидывающегося корейцем, – Василий Лановой, японца Мацумото – Михаил Глузский, в тот же период игравший у Гайдая кавказца. Кино снимали в Приморье, в массовку брали матросов, призванных из Средней Азии: в закрытом Владивостоке 1960-х японцев и китайцев было не найти. Полвека спустя, когда Сергей Урсуляк снимал сериал «Исаев» по тем же книгам Юлиана Семёнова, до уже открытого Владивостока киногруппа не доехала – под него гримировали более доступный Севастополь. Это далеко не единственный пример; в фильме Василия Шлыкова «Риск без контракта» о перегоне иномарки из «Владика» в Москву обошлось вообще без Владивостока. Благо что «тойоту» играла действительно «тойота», причём редчайшая – «целика-камри» начала 1980-х.
Возможно, самый важный дальневосточный герой – Дерсу, этот первобытный коммунист, как определял его Арсеньев. Книги Арсеньева часто считают документом, минимально обработанным полевым дневником. Это далеко не так: Арсеньев преодолевал, перерастал документ, взлетая к вершинам художественной философской прозы. Дерсу серьёзно отличается от своего прототипа, кстати не единственного. Этот герой обладает развитым экологическим сознанием, до которого мы, просвещённые европейцы, не доросли до сих пор; Дерсу – критик технического прогресса в отсутствие нравственного; толерантный человек в самом хорошем смысле этого слова, дискредитированного сегодняшними гримасами тоталитарной толерантности.
Создание нового человека – сквозная тема советской литературы. Дальний Восток был настоящей лабораторией, где на рубеже стихий и культур творилась антропологическая алхимия. Появлялся новый русский человек – целеустремлённый, как Левинсон, несгибаемый, как Штирлиц, мудрый, как Дерсу.
Проводник-праведник, таёжный человек, живущий в гармонии с миром; волевой партизанский командир; герой-мальчишка, прозванием отсылающий к бомбисту, космисту, ракетчику Кибальчичу; капитан дальнего плавания; разведчик без страха и упрёка… Все они здесь – свои, в отличие от таких случайно завернувших на Дальний Восток персонажей, как Джеймс Бонд (Владивосток мелькает минимум в трёх романах бондианы, причём Флеминг проявляет удивительную осведомлённость в реалиях закрытого города – например, сообщая о военном аэродроме на Второй Речке), Робинзон Крузо и Лемюэль Гулливер.