Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии — страница 65 из 69

Экспедиция базировалась в Арсеньеве, натурные съёмки шли в Анучинском, Яковлевском, Ольгинском районах Приморья (однажды из Анучино приехали с претензиями: кинематографисты пустили дым, изображавший туман, и потравили совхозных пчёл). Куросава назовет съёмки в СССР «нерестом японского лосося в русской реке».

Режиссёр был замкнут, погружён в себя, молчалив. «Сидел… нога на ногу, уголки рта опущены, с резкими и нервными движениями… В этот момент даже японцы старались не беспокоить Куросаву. Если его что-то не устраивало, он ломал в руках ветку, подходил к камере, порой на повышенных тонах указывал актёрам и своим помощникам. Но в то же время был предельно внимателен к говорящему, не перебивал его, когда находил полезное в беседе, сразу улыбался. У него была улыбка ребёнка, мягкая и беззащитная, особенно когда он снимал очки, – вспоминал уроженец Арсеньева Евгений Парфёнов, работавший на съёмках переводчиком. – Его скрупулёзность проявлялась в подборе реквизита. Зритель на экране никогда не заметит, что за посох держит в руках Дерсу Узала. А мастер просил чуть подержать его на огне, чтобы он приобрёл натуральный вид. Или ещё одна деталь – котомка Дерсу. Даже ремешки на ней были изготовлены из настоящей сыромятной кожи, как и описывал Арсеньев». Усы и бороды актёров были настоящими, солдатские ремни Куросава лично старил наждачной бумагой. Клал в ручей камень, чтобы течение каким-то особенным образом разбивалось об него, поправлял что-то в зарослях, подкрашивал листья, чтобы продлить золотую осень…

В Китае, отношения СССР с которым после Даманского были сложными, кино вызвало негативную реакцию. В Пекине фильм сочли пропагандой советского и японского экспансионизма, частью «антикитайского международного заговора». Неторопливый, медитативный философский истерн стал событием политическим. «Ренегатская клика советских ревизионистов не упускает случая использовать литературу для пропаганды своей экспансионистской политики… В сценарии не только описан ряд действий царя по оккупации китайской территории, но и обнаружилась претензия нового царя к нашей территории в настоящее время», – писали китайские СМИ. Им не нравилось, что Дерсу в кино ругает китайцев-браконьеров, а старый китаец кланяется Арсеньеву: «Это сделано по строгому распоряжению руководителей советской ревизионистской империи, которые хотят, чтобы современный Китай так же склонялся перед СССР». Председатель КГБ Андропов писал в ЦК КПСС: дело может вылиться в «довольно жгучую политическую проблему».

Была и ещё одна экранизация «Дерсу Узала» – первая, снятая в 1961 году Агаси Бабаяном, не столь знаменитая, но по-своему неплохая. Дерсу в этом кино – заглавную роль исполнил казахский актёр Касым Джакибаев – куда больше похож на себя: поджар, сух.


В 1987 году в фильме Александра Муратова «Моонзунд» по роману Пикуля снялась Ворошиловская батарея Русского острова – ныне музей, а тогда действующая воинская часть; действие фильма происходит в 1917 году на Балтике, но только во Владивостоке нашлась стреляющая батарея 305-мм орудий.

В фильме Виталия Каневского «Замри – умри – воскресни!» (1989), получившем специальный приз Каннского фестиваля, показаны Владивосток и Сучан, нынешний Партизанск. Фильм невыносимо мрачен; количество беззубых и пьяных людей, распевающих песни типа «Дрын дубовый я достану и чертей калечить стану – почему нет водки на Луне?», зашкаливает. Одни считают фильм шедевром, другие – чернухой; в нём дебютировала Динара Друкарова, впоследствии сыгравшая в фильме Балабанова «Про уродов и людей».

Сериал «Спец», снятый в 2005 году в Уссурийске, – нечастый пример чисто местной и к тому же авторской кинопродукции. Кино снял Виталий Дёмочка, ранее имевший прямое отношение к криминалу; снял, что называется, на коленке – по своему сценарию, сам сыграл главную роль. «Спец» – человек, занимающийся подставами на дороге и трясущий перегонщиков, которые доставляют японские машины из Приморья в Сибирь; несмотря на кустарность, помешавшую фильму добиться большой аудитории и славы, в «Спеце» присутствуют не только знание материала, но и неподдельный драматизм.

В «Сказке про темноту» Николая Хомерики (2009) Владивосток, пожалуй, впервые выступил не фоном, а полноценным героем. Город показан через контраст света и тьмы: от мрачных гостинок до солнечных брызг на морской глади. В настроении города отражается состояние героев Алисы Хазановой и Бориса Каморзина.

В последние годы Владивосток активно снимают соседи: корейцы («Тайфун»), японцы («Отель Венера», «Седьмой код»), китайцы («Старый солдат», «Международное расследование»)… Для азиатского кинематографа Владивосток – ближайший европейский город; в основном пока получается нагромождение штампов про мафию и разведку. Взять тот же «Седьмой код» Киёси Куросавы: японский бизнесмен ездит по Владивостоку почему-то на старой «Волге»; в какой-то развалине обнаруживается штаб русской мафии, завладевшей «крайтроном» – чем-то вроде атомной бомбы; японка, оказавшаяся секретным агентом, уезжает на попутном грузовичке, гружённом динамитом, в Хабаровск, и т. д.

Может, со временем во Владивостоке или на Сахалине появится полноценная киностудия, способная заменить для России Одесскую и выдавать морские, приключенческие ленты, «фар-истерны»?


Дальневосточный институт искусств окончили Юрий Кузнецов, Александр Михайлов, Валерий Приёмыхов, приехавшие учиться во Владивосток из Хакасии, Забайкалья, Приамурья.

У Приёмыхова редкая, запоминающаяся внешность. Он выглядел одновременно сильным и хрупким, жёстким и интеллигентным, яростным и сдержанным. В кино казался суперменом – в жизни был скромен до застенчивости. Признавался: «Зажатый был очень, таким и остался. Мне это очень мешает». Казалось, он прошёл через испытания, от которых его лицо стало жёстким и острым, как разбитая в «розочку» бутылка. Частью образа стала каторжная худоба, иногда казавшаяся почти болезненной, как у язвенников, иногда оборачивавшаяся волчьей двужильной поджаростью. По-настоящему он раскрылся ближе к сорока, превратившись из симпатичного юноши, каких много, в зрелого серьёзного мужчину. Приёмыхов доказал: можно быть красивым, не имея эталонной голливудской внешности. От киношных суперменов он отличался тем, что был настоящим, непригламуренным. Вместо горы мышц – нервная сила, жилистость, которая важнее мускулатурного рельефа. Приёмыхов напоминал одновременно Шаламова и Шукшина; селф-мейд-провинциал, актёрство он считал недостаточным для себя. Пришёл к авторскому кино: самому писать, играть, снимать (в том числе непрофессиональных актёров с незаезженными лицами). Снял фильмы «Штаны» и «Мигрантов» – оба, кажется, толком не посмотрели и не оценили. Хотя «Штаны» (1988) интересны уже тем, что там играют Юрий Яковлев, сам Приёмыхов и будущий глава Росрыболовства Андрей Крайний. Что до «Мигрантов», то Приёмыхов, пожалуй, первым – в 1991 году – произнёс в кино это слово, обозначив тему, которая только начинала накаляться. Наконец – получивший массу премий «Кто, если не мы» (1998). Было множество замыслов – сценарных, литературных, киношных (задумал фильм о крещении Руси). Смерть от рака мозга в 2000-м поставила на них крест; вопрос «кто, если не он?» открыт.

Иные забывают свою провинциальность, выбрасывая её, как балласт. Реализовавшись в столице, Приёмыхов остался дальневосточником навсегда. В конце жизни говорил, что его «сделал» Дальний Восток – «моя, пожалуй, главная любовь…». Добавлял: «Все люди там красивы. Мужчины – примерно такие, как актёр Саша Михайлов…» Это, может, и не так, но тут важен образ малой родины, который Приёмыхов бережно хранил в себе. Дальневосточной роли он так и не сыграл, хотя на лице героя «Холодного лета пятьдесят третьего…» – тень лагерей, может быть и колымских или приамурских: Приёмыхов рос неподалёку от Свободного, где находилось управление Бамлага. Вот и героиня его «Мигрантов» родом из неназванного райцентра Амурской области.

Герой Приёмыхова – мужчина. Отвечающий не только за себя, но и за других. Не такой, какого предлагает сегодняшнее телевидение (предлагает оно либо бесполых никчёмных существ, либо перебруталенных до фальшивости мачо). Это и Паша в «Пацанах», и Басаргин в «Холодном лете», и Самохин из «Кто, если не мы». Последняя картина – своего рода ремейк «Пацанов»: герой, «ловец во ржи», снова борется за души мальчишек, но здесь спасение нужно уже и ему самому.

Забайкальский парень Саша Михайлов бредил морем – и попал во Владивосток, устроился мотористом на дизель-электроход, ходил по Охотскому, Берингову, Японскому морям. Однажды его побили за то, что он нарушил бойкот, объявленный командой судовому стукачу. Сам стукач бросился за борт: «Все правила, соответствующие этой ситуации, были соблюдены. Но… спасательный круг был брошен на несколько секунд позже. А разворот судна по тревоге “человек за бортом” был сделан чуть больше. Конечно, он погиб… Спустили на воду шлюпку. Искали, как положено. И пошли дальше своим рейсом. Потеряли человека – и будто ничего не произошло. Вот что меня страшно поразило». В 1965-м во Владивостоке молодой моряк случайно попал на дипломный спектакль «Иванов» первого выпуска института искусств. Приёмыхов играл доктора Львова. Михайлов: «Такое это было потрясение, что я до сих пор помню – сидел в четвёртом ряду на 17-м месте, вцепившись в кресло, и впервые за много лет плакал. И потом не поехал домой, а пошёл на берег Амурского залива. Допоздна просидел, прощался с Тихим океаном, сказал себе: сделаю возможное и невозможное, но стану актёром». Поступил в тот же институт. На одном курсе с Михайловым учился Юрий Кузнецов, впоследствии партнёр Приёмыхова по «Холодному лету…».


Самый прославленный актёр, появившийся на свет во Владивостоке, – Юл Бриннер. Семейная хроника этого швейцарского рода, в конце XIX века прописавшегося на российском Дальнем Востоке, – целая гроздь незаурядных судеб, авантюрных сюжетов и романтических мифов.

Основателем дальневосточной ветви рода Бринеров (фамилия тогда писалась с одной «н») стал самый настоящий пират. Швейцарский юноша Жюль (Юлиус) Бринер устроился юнгой на корсар, грабивший торговые суда; сошёл на берег в Шанхае, позже в Нагасаки стал компаньоном английской судоходной фирмы. Когда патрон скончался, предприятие перешло к Жюлю; с этого началась бизнес-империя Бринеров. Жюль перебрался во Владивосток – молодой «порто-франко» – где стал зваться Юлием Ивановичем и основал в 1880 году компанию «Бринер, Кузнецов и Ко» (потом она вольётся в