Юспин хорошо понимал: сила командира, особенно в военное время, — в его личном примере. Поэтому он стремился всегда быть впереди других. Так поступил Виталий Кириллович и в один из августовских дней сорок первого года, когда потребовалось выделить несколько опытных экипажей для полетов на Берлин. В числе первых майор назвал свой экипаж, и командование соединения с этим согласилось. За смелые и дерзкие налеты на фашистское логово — германскую столицу — Юспин был удостоен высшей награды — ордена Ленина.
И подобных примеров можно привести много. Весной сорок второго года в полк прибыло большое пополнение из Гражданского воздушного флота. Надо было в срочном порядке натренировать летчиков на новом для них самолете, дать им, как говорили в ту пору, путевку в бой. И Виталий Кириллович вместе с другими инструкторами по восемь — десять часов не уходил с аэродрома. Он поднимался с летчиками в воздух, оттачивал их технику пилотирования, учил экипажи искусству боевого применения. Днем летчиков тренировали полетам в облаках, заставляли летать с закрытым колпаком. Потом стали выпускать в лунные ночи, чтобы летчики постепенно освоились с ночной темнотой. После этого их экипажи допускались к полетам в темные ночи, в усложненных условиях. Авиаторы любили вспоминать о своих первых полетах на военном аэродроме. Очень верно и метко сказал Анатолий Иванов про Юспина:
— Мы многим обязаны Виталию Кирилловичу. Это он научил нас летать на бомбардировщике, он зажег в каждом боевую искорку.
Своим авторитетом Виталий Кириллович как нельзя лучше влиял на ход боевой работы, которая с каждым днем все усложнялась и усложнялась.
Однажды майор водил свой воздушный корабль на Кенигсберг, где действовали летчики полка. Это было необходимо, чтобы во всех подробностях представить обстановку в районе цели. Командир хорошо запомнил, что с юго-западной стороны города, из района порта, его самолет и другие корабли были обстреляны зенитной артиллерией. С севера и востока в основном действовала артиллерия среднего калибра. Здесь же располагались несколько десятков прожекторов, некоторые из них были спаренные. С юга на подступах к городу Юспин видел трассирующие очереди немецких зенитных пулеметов. Кроме того, он со штурманом Ларкиным наблюдал действия ночных истребителей противника. Вся эта глубокоэшелонированная противовоздушная оборона города была недостаточно известна экипажам, и поэтому их действия порой были скованны, в результате серии бомб ложились то с недолетом, то с перелетом.
Из сделанных наблюдений Юспин и штурман полка Ларкин составили ясное представление о системе ПВО города. Вернувшись с задания, они начертили на бумаге схему расположения зенитных средств немцев, чтобы потом довести ее до летных экипажей. Еще Юспин дал задание начальнику штаба полка майору Захаренко подготовить более полные данные по противовоздушной обороне Кенигсберга и другие справки, облегчающие ведение боевой работы.
Было проведено полковое партийное собрание. Коммунисты показали пример подготовки к полету.
И штаб оказался на высоте. К очередному полету, который намечался в ночь на 24 июля сорок второго года, были подготовлены все необходимые данные для выполнения боевой задачи. Тут и боевой расчет экипажей, и бомбовая нагрузка на самолет, и потребный запас топлива, и вопросы осуществления воздушной радиосвязи, и управление бомбардировщиками с командного пункта. Начальник оперативного отдела капитан Погорецкий и начальник разведки полка на этот раз уделили больше внимания ознакомлению экипажей с ПВО цели. Раньше штабу было известно, что Кенигсберг прикрывался 15 — 20 батареями зенитной артиллерии различных калибров и 25 прожекторами. Однако сведения экипажа Юспина и других экипажей, летавших двое суток назад на эту цель, давали другую картину: летчиков встретил над городом огонь 26 батарей зенитной артиллерии различных калибров и более 30 прожекторов. При подготовке к очередным полетам стали использоваться новые сведения, обобщенные штабом. Было решено нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Кенигсберг. Штаб начал готовить оперативную документацию на боевой вылет: плановую таблицу боевого использования экипажей, схему боевого порядка, схему маршрута и наивыгоднейшего профиля полета, а также указания по связи и самолетовождению. Подготовка этой документации — важный элемент в работе штаба. Поэтому-то и сам начальник, и все офицеры штаба к этой работе отнеслись с особым вниманием и полной отдачей сил и способностей.
И когда экипажи полка подготовились к полету, Юспин сделал последние указания и назначил время взлета самолетов. В этот очередной полет отправляются двадцать пять экипажей. Командир нашей эскадрильи, где я был штурманом, Николай Рыцарев был занят вывозкой молодых летчиков, и мне пришлось лететь на задание с его заместителем старшим лейтенантом Белоусовым.
Наступили вечерние сумерки. Мы отправились на задание. На первом этапе пути все шло хорошо. Видимость — и горизонтальная и вертикальная — отличная. Вести корабль было просто и легко. Но через час-полтора впереди стеной выросла высокая двухъярусная облачность, и мы поняли: дальше ясной погоды не будет. Так оно и вышло. Нижний ярус облачности оканчивался на высоте трех тысяч метров. Он плотно закрывал землю.
Погода портилась. Резко упала температура воздуха. Мы прошли менее одной трети пути, когда началось интенсивное обледенение. Несмотря на то что мы применили антиобледенитель, корка льда на консолях плоскостей быстро нарастала, антенна утолщалась и вибрировала.
— Хвост самолета сильно трясет, — докладывал стрелок-радист сержант Лисица.
— Может быть, пойти вниз, «отогреться», — предложил я Белоусову.
— Пожалуй, так и сделаем, — ответил командир.
И через минуту он уже вел самолет с резким снижением. На высоте двух тысяч метров машина вошла в теплый слой воздуха и сразу же освободилась от ледяной корки. Но вскоре стало сильно болтать.
Прошло еще полчаса полета в облаках. Внизу стали появляться какие-то вспышки огня.
— По нас стреляет зенитка, — докладывал воздушный стрелок Поляков.
Мне пришлось доказывать, что внизу под нами никакого объекта нет, откуда могли бы стрелять. Ведь мы летели над малонаселенными районами Латвии. Скорее всего, этот огонь — не что иное, как вспышки молнии. Вскоре такие огненные вспышки участились, самолет стало с силой встряхивать. Белоусов сделал попытку уйти из опасной зоны. Но это ему не удалось. Огненные всплески все больше и больше увеличивались, усиливалась болтанка. Наэлектризованный самолет начал светиться. Сине-фиолетовые струйки огня стекали с концов плоскостей и стабилизатора. Теперь все убедились, что это гроза. Идти дальше на высоте двух тысяч метров стало невозможно. Подниматься выше с бомбовой нагрузкой — опасно. И мы резко пошли на снижение. На высоте около тысячи метров самолет вышел из облачности. Шел небольшой дождь. Но земля вертикально просматривалась, и я, увидев реку Западную Двину, уточнил местонахождение самолета.
Сержант Лисица передал приказание Виталия Кирилловича всем экипажам: обойти грозу справа.
Полетели с набором высоты в обход грозовой облачности. Затем снова самолет обволокли дождевые облака, в кабину сквозь щели верхнего люка стали проникать капли воды. Болтало. Правда, на этот раз молнии вспыхивали все реже и полет в целом продолжался нормально. Вскоре от Виталия Кирилловича последовала новая радиограмма: «Продолжать полет, в районе цели погода благоприятная».
И мы, и другие экипажи, шедшие по маршруту, уверенно повели свои боевые корабли на запад. Метр за метром самолеты набирали высоту и вскоре вышли поверх облаков, где ярко светила луна. Потом взяли курс на цель. А еще через тридцать — сорок минут сквозь разрывы облачности стала просматриваться земля. И как-то сразу легче стало на сердце. Вот уже и побережье Балтийского моря.
Впереди на фоне луны хорошо видны очертания города Кенигсберга. Вскоре в воздухе повисла первая серия светящих бомб. Ее сбросил экипаж Юспина. Штурман Муратбеков зашел с наветренной стороны, и теперь бомбы, опускаясь на парашютах, подходили все ближе и ближе к цели — железнодорожному узлу, хорошо освещая его. Сразу же «заговорила» зенитка, взметнулись вверх прожектора. Медлить было нельзя. Пока я осуществлял прицеливание, на земле рвались первые серии фугасок, вместе с осколками бомб поднимались в воздух столбы огня и дыма. Это сбросили свой груз экипажи летчиков Калинина, Брысева, Симакова, Кочнева, которые шли впереди нас. Вот и моя серия угодила прямо на железнодорожные пути, тут же возник пожар.
В воздухе над целью вспыхивали все новые и новые светящие бомбы: их «повесили» на парашютах штурманы Колчин, Александров, Ноздрачев. А вслед за этим не переставая рвались на земле бомбы, сброшенные экипажами Шевелева, Завалинича, Каинова, Федорова, Бобова, Штанько и других.
Подразделение за подразделением, полк за полком выходили в эту ночь на заданные цели и поражали их. Во многих районах города полыхали пожары, возникали сильные взрывы. К концу налета бомбардировщиков стала заметно утихать и зенитная стрельба. Было видно, что от наших бомб значительно пострадала вместе с военными объектами и противовоздушная оборона города.
Прошло только двое суток, а воздушные корабли нашего полка и других частей уже вновь взяли курс на Кенигсберг. На этот раз мы должны были бомбардировать артиллерийский завод «Остверке», расположенный в восточной части города. Запасной целью был авиамоторостроительный завод «Даймлер Бенц».
Перед вылетом летчики поговаривали, усмехаясь:
— Опять идем на «рентген».
— Да, снова нас будут над Кенигсбергом «просвечивать».
Шутки шутками, а вести боевые действия по крупным военно-промышленным объектам было невероятно трудно и сложно. Да и погода могла подвести. Как и в прошлый полет, летчикам пришлось вести свои корабли в разнообразной метеорологической обстановке. Но экипажи один за другим точно выходили в район Кенигсберга.
Как и в прошлую ночь, возглавлял боевой порядок полка майор Юспин. Его эк