Ответ на вопрос пришел после второго полета. Оказалось, что при первом вылете штурмана подвела сначала излишняя старательность летчика, а позже — некоторая нерешительность. Иконников, приняв команду Шевченко, разворачивал машину на боевом курсе слишком медленно. Из-за этого самолет разболтался, и выдерживать прямолинейный полет Иконникову было трудно.
— Какой же мы сделаем из этого вывод, Володя? — спросил Шевченко летчика после того, как они приземлились и зарулили на свою стоянку. — Теперь-то я понимаю: цель не удержалась на курсовой черте, и потому бомбы пошли в сторону.
— Вывод нам нужно сделать такой, — сказал Иконников, — доворачивать самолет нужно координированно и, главное, энергично.
— Правильно, — согласился Шевченко, — без лишней резкости, но достаточно энергично, чтобы машину сразу поставить на боевой курс. Тогда и бомбы угодят точно в цель.
— Так, — подтвердил Иконников. — Но давай еще об одном договоримся: будешь доворачивать меня на объект удара только одним доворотом. Два доворота — это уже в редких случаях.
Это требование летчика заставило Шевченко призадуматься. Иконников был, несомненно, прав: чем меньше доворотов, тем меньше «разбалтывается» машина, тем больше будет вероятность попадания. Но, с другой стороны, очень трудно сразу дать летчику правильный курс, одной командой поставить бомбардировщик таким образом, чтобы цель прочно удерживалась на курсовой черте прицела. Боковая наводка — самое сложное дело, и добиться ее с одного доворота вообще не так-то легко.
Еще на маршруте, задолго до выхода на боевой курс, Шевченко, промерив силу и направление ветра, обязательно предупреждал летчика, куда будет на боевом курсе сносить самолет. Иконников мог заранее рассчитывать свои действия и предположительно в уме прикинуть, на сколько градусов ему придется доворачивать машину. И летчик, и штурман настолько хорошо изучили друг друга, что каждый из них понимал товарища буквально с намека.
В одну из боевых ночей нашему полку была поставлена задача бомбардировать железнодорожный узел Гомель. Задача была трудной: узел защищался огнем 15—20 зенитных батарей. Плотность огня довольно большая. Чтобы нанести эффективный удар и самим не понести потерь, экипажам нужно было точно выйти на объекты, произвести правильный и своевременный противозенитный маневр и находиться на боевом курсе самое короткое время.
Перед вылетом Шевченко договорился с Иконниковым о всех деталях действий на боевом курсе. Не доходя до цели 30—40 километров, штурман дважды промерил ветер и тут же передал командиру:
— Сносить нас будет влево, угол десять градусов.
— Понял, снос влево десять, — отозвался Иконников и тут же удовлетворенно отметил про себя, что его штурман хорошо знает свое дело, всегда спокоен и смел в полете. Он давно летает с Шевченко и привык к его системе, привык к мысли, что его боевой штурман никогда ничего не забывает, в воздухе никогда не жалуется на объективные условия, и все-таки ему было приятно каждый раз убеждаться в этом вновь.
При налете на железнодорожный узел Гомель нашему экипажу пришлось выполнять роль осветителя и контролера. С трехминутным интервалом мы шли с капитаном Рыцаревым в голове колонны бомбардировщиков. Зайдя с наветренной стороны, я сбросил сразу десять осветительных бомб. Через тридцать секунд взрыватели сработали — и десять факелов повисли над городом. Железнодорожный узел был виден как на ладони. На нем находилось более двенадцати составов. Как-то неожиданно вспыхнули прожекторы, заработали зенитки.
Мы с Рыцаревым с набором высоты ушли в сторону от объекта удара и стали наблюдать за бомбометанием экипажей. Вот на путях разорвалась первая серия. Несколько бомб угодили в какое-то здание — вспыхнул большой пожар.
— Молодцы Иконников с Шевченко, действуют как по заказу, — кричит Рыцарев. — Приказано ударить в один час пять минут, и они тут как тут.
За первым экипажем сбросили бомбы второй, третий... пятый... И снова зажглась над целью «люстра» осветительных бомб. Их мастерски «повесил» штурман Степан Анисимов. Опять и опять посыпались фугаски. Они рвутся на станции. В 1 час 09 минут серия бомб угодила в один из составов. И тут же в воздух взметнулся огромный столб огня.
— Хорошо ударил! — громко произнес Рыцареи.
— Две серии с недолетом южнее цели. Бомбы рвутся в торфяном болоте, — подал голос радист Пузанов.
— Вижу, Сергей. Время 1 час 13 и 1 час 14 записал, — ответил я радисту.
Для третьей эскадрильи условия бомбометания значительно облегчились. Большие пожары на узле давали хороший ориентир и, следовательно, надежную точку прицеливания. И почти все серии бомб, если не считать небольших отклонений, падали на путевое хозяйство железнодорожного узла.
После полета летный состав собрался в землянке. И опять, как в то памятное утро, когда полк наносил удар по Кенигсбергу, героем дня был экипаж Владимира Иконникова. Да не только он, но и экипажи Бориса Кочнева, Дмитрия Бобова, Сергея Карымова ударили прямо по узлу, нанесли большой урон противнику. А штурман экипажа Брысева Василий Селин угодил в состав с боеприпасами.
— Это Петро Шевченко нам помог, — точно в свое оправдание говорил Селин. — Вижу: пожар на узле, ну и прицелился как надо...
— Да и осветители не подкачали, — добавил капитан Брысев.
Поодаль стоял со своим донесением штурман Рыбаков. По всему видно было, что он чем-то недоволен. «Неужто Рыбаков запустил серию в торфяники?» — подумал я.
— Что повесил голову, Илья? — желая выяснить, в чем тут дело, спросил я.
— Так, не везет мне, старший штурман полка, — начал он. — Наверное, с углом сноса подпутал?
Я взял бортжурнал и стал проверять его записи, расчеты. Время удара у него отмечено в 1 час 14 минут. Величина угла сноса записана « — 4 градуса».
— Ого! — вырвалось у меня. — Да ты и впрямь основательно напутал: угол прицеливания у тебя с большой ошибкой, вместо того чтобы взять угол сноса 10 градусов, ты берешь его величиной в 4 градуса. От таких прицельных данных ничего хорошего ожидать нельзя.
К нашему разговору присоединился капитан Шевченко. Улыбаясь, он сказал:
— Что, Илья, опять тебя покинуло счастье?
Рыбаков ожидал такого вопроса, и тут он твердо, как мне показалось, от чистого сердца, заявил:
— Беру свои слова обратно насчет «везения», «счастливчика». Ты у нас, Петро, настоящий бомбардир-снайпер!
Да, вряд ли теперь кто-нибудь скажет, что Шевченко — просто «счастливый штурман», что ему просто везет. На всякое везение нужно свое умение, а Петру Тарасовичу как раз и «везет» потому, что имеет он упорный характер, большой запас выдержки и спокойствия и хорошую привычку никогда не проходить мимо самой малой своей ошибки. В этом и заключается секрет его штурманского счастья.
В Шевченко действительно счастливо сочетался пытливый ум прекрасного навигатора и бомбардира с зорким глазом воздушного бойца. Именно поэтому на его счету более 250 успешно выполненных боевых вылетов. За мужество и отвагу в борьбе с фашистскими захватчиками он награжден пятью орденами и многими медалями Советского Союза.
Ровесник армии
Командир тяжелого воздушного корабля летчик Антон Шевелев родился 23 февраля 1918 года. Он ровесник Советской Армии. Вместе с ней он встал на защиту Родины от нашествия немецко-фашистских захватчиков и бесстрашно сражался с врагом, нанося ему мощные бомбовые удары. За проявленное мужество и отвагу Шевелеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
Жизнь его проста и обычна: учеба в средней школе и школе гражданских летчиков, а потом — многочисленные полеты по дальневосточным воздушным трассам. Работая в иркутском и свердловском отрядах Гражданского воздушного флота, Шевелев налетал более тысячи часов. Он перевез в далекие таежные поселки и на строительные площадки множество пассажиров и тяжеловесных грузов.
В первый год Отечественной войны Антон Шевелев прибыл в наш полк вместе с группой летчиков Гражданского воздушного флота и сразу же приступил к изучению самолета, воинских документов, к освоению техники пилотирования бомбардировщика. Инструктор Николай Рыцарев, сделав с Шевелевым несколько полетов по кругу и в зону, удовлетворенно сказал:
— Можете лететь на боевое задание.
Лейтенант Шевелев встретился в части со штурманом Иваном Кутумовым. Оба офицера имели хорошую подготовку, огромное желание бить ненавистного врага. Как-то сразу они подружились и попросили у командира полка разрешение летать на задание в одном экипаже. Их просьба была удовлетворена. Радистом в экипаж был назначен старший сержант Бондарец, воздушным стрелком — сержант Воронцов.
Хорошо запомнился воинам первый боевой полет. 23 июля 1942 года экипаж вместе с летчиками полка вылетел бомбить железнодорожный узел Круспилс. Ночь была ясная, лунная. Шевелев уверенно пилотировал бомбардировщик. До цели оставались считанные минуты, когда летчик и штурман заметили вдали мчавшихся навстречу с зажженными фарами пару истребителей противника.
— Командир, зачем они фары зажгли, ведь и так неплохо видно? — спросил Кутумов.
— Страх нагоняют на нашего брата, — ответил Шевелев и немного погодя добавил: — Нас они не видят.
Летчик принял решение не вступать в бой с истребителями. Сделав пологий разворот, он с небольшим снижением повел корабль на цель. Яростно стреляли вражеские зенитки, пытаясь сбить висевшие в воздухе светящие бомбы, не дать возможности самолетам прицельно сбросить бомбовый груз.
— Боевой! — скомандовал штурман.
Шевелев, уткнувшись в приборы, повел машину по прямой. Кутумов весь погрузился в боковую наводку и прицеливание. Вот он нажал на кнопку, и бомбы одна за другой пошли вниз. Они угодили в какое-то здание, расположенное у входных стрелок. Возник пожар. Первое боевое задание выполнено!
Так начали воевать ровесник Советской Армии уралец Антон Шевелев и его боевой друг волжанин Иван Кутумов. Постепенно они стали признанными мастерами своего дела, с каждым боевым вылетом множили славу Советских Вооруженных Сил.