— Яков Карлович, что вы думаете о смертях в квартире Коробковых? Мне, как человеку постороннему, интересно знать ваше мнение, — поинтересовался Воронин.
— Господин полковник. — начал Гобято.
Но Воронин его тут же перебил:
— Только давайте без чинов и званий. Договорились?
— Если позволите. Так вот, Алексей Петрович, если вы спросите меня, убийства это или самоубийства, я вам отвечу: убийства, — заявил Гобято. — Но если вы меня спросите, есть ли доказательства тройного убийства, то я вынужден буду вас разочаровать, ответив, что никаких.
Он ожидал, что сейчас посыплется град возражений, вопросов, потребуют доказательств. Но Воронин понимающе кивнул:
— Я так и думал. Только мне сообщили, что мать Коробкова умерла своей смертью в больнице.
— Это правда. А при чем тут она?
— Вы же сказали, что убийство тройное? Коробков, его девушка. А кто же тогда третий?
— Вам разве не сообщили, что Светлана Овчинникова была беременна? Если подходить с моральной точки зрения, то ребенка тоже убили. Ведь он уже жил. Возможно, я ошибаюсь, но таково мое мнение. И будь моя воля, считал бы это убийством.
Воронин вздохнул.
— Что ж, возможно, вы и правы.
Во взгляде капитана мелькнуло уважение. Столичный полковник, в отличие от его начальника, был не дурак и не сухой формалист. Похоже, он кое в чем разбирался.
— Вы со мной согласны? Вы тоже считаете, что это убийство? Но вы ведь не располагаете всей информацией.
— Подробностей я не знаю. Однако кое-какие факты, имеющиеся у меня, наталкивают на такую мысль.
— Значит, есть еще что-то, что мне не известно? — заинтересовался Гобято.
— Да, есть. Я ознакомлю вас с этими фактами попозже. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы посвятили меня в подробности дела.
Из груди капитана вырвался тяжелый вздох. Он извлек из ящика стола толстую бумажную папку и положил перед Ворониным. Затем пододвинул пустую пепельницу.
— Курите?
— Бросаю. И сейчас воздержусь.
— Это хорошо, — снова вздохнул капитан, на этот раз с облегчением. — Не переношу сигаретного дыма, — пояснил он.
— Зачем же тогда пепельницу предлагали?
— Для приличия. Вы — гость.
«Да, — подумал Воронин, — этот человек определенно со странностями, но в сообразительности и уме ему не откажешь. Очень своеобразная личность. Давно не встречал таких.»
— Начну с квартиры, — развязывая завязки папки, произнес Гобято. — Следов взлома не обнаружено. Отпечатков пальцев посторонних и других следов тоже. Я говорю «не обнаружено», но это еще не значит, что их нет. Вы меня понимаете? — Он вопросительно взглянул на полковника.
Воронин кивнул.
— Да, понимаю.
— На трупах следов насильственной смерти не обнаружено. На теле Овчинниковой Светланы Петровны имеется кровоподтек в области подбородка. Образовался он еще при жизни, нанесен твердым тупым предметом. Вот. — капитан протянул фотографии. — Взгляните сами.
— Возможно, ее оглушили, — высказал предположение полковник, рассматривая снимки.
— Не исключено, но доказательств нет. На теле гражданина Коробкова Бориса Сидоровича также обнаружен кровоподтек в области грудной клетки. Как и в случае с его подружкой, получен он перед смертью. Других физических повреждений нет.
Взяв следующую фотографию, протянутую Гобято, Воронин принялся ее изучать.
— Что касается смертей, то обставлены они как самоубийства, — продолжал капитан. — Причины мы не знаем. Предположительно Овчинникова покончила собой в состоянии аффекта, обнаружив труп парня. Орудие самоубийства — короткий обоюдоострый нож из высокопрочной легированной стали. Ручная работа. Оружие она раздобыла в квартире Коробкова.
— Откуда такая уверенность?
— Кожаные ножны были обнаружены в шкафу. На них найдены отпечатки ее пальцев. Тут придраться не к чему. Она, в принципе, могла это сделать. Но у меня возникает вопрос: почему находящаяся на грани нервного срыва девушка лезет в шкаф за этим редким ножом, а не бросается на кухню и не хватает первый подвернувшийся под руку кухонный нож?
— Действительно странно. — вынужден был согласиться Воронин. Он взял в руки целлофановый пакет с оружием.
— Но, с другой стороны, если убийца хотел разыграть самоубийство, то почему сам не воспользовался кухонным ножом?
— Может, он запаниковал, когда позвонила Овчинникова, — предположил капитан.
— Нет, он слишком хитер и опытен, чтобы пугаться таких пустяков. Тут что-то другое. Возможно, он хочет нас сбить со следа.
— А может, и то и другое?
Полковник извлек из пакета нож. Рифленая рукоять удобно легла в ладонь. Оружие обладало прекрасным балансом — его можно было метать. Лезвие отточено как бритвенное.
— Отличное оружие, — восхищенно похвалил Воронин.
— Кустарная работа. Сделано, вероятно, на заказ и уж конечно в единственном экземпляре. Чувствуется рука мастера.
— Мастера. — задумчиво повторил полковник.
Ему в голову пришла мысль: нужно поднять архивы ФСБ, подключить специалистов, провести более скрупулезное изучение ножа. Если его сделал мастер, спецы должны определить его почерк, стиль, должны что-нибудь да найти.
— Нож я заберу с собой, — заявил он.
— Это улика, — с сомнением покачал головой Гобято.
— Я все улажу. К тому же я его верну.
— Тогда я не против.
После короткой паузы капитан продолжил:
— Что касается смерти Бориса Коробкова, то тут и вовсе гордиев узел. Умер он от попадания воды в легочные пути, но до этого отравился снотворным. Спрашивается: зачем топиться, когда и так отравился? Непонятно.
— Да уж.
— Я вижу одно разумное объяснение.
— Какое?
— Самоубийства подстроены. Но помните: это лишь предположение. Для утверждения пока мало фактов.
— Тогда каковы мотивы убийства?
— А вот этого я как раз и не знаю.
— Может, есть версии?
— Не любитель я гадать на кофейной гуще, — капитан проницательно посмотрел на Воронина. — Может быть, вы подскажете мотив?
— Я? — удивился тот. — С чего вы взяли?
— Попросту предположил. Ведь зачем-то вы сюда приехали? И уж конечно не для того, чтобы поболтать с провинциальным капитаном. Теперь ваша очередь рассказывать. Мне не терпится услышать, как связано это дело с вашим появлением. Ведь это из-за него вы здесь? Правда? Расскажите, а там мы вместе подумаем, — добродушно предложил Гобято. — Одна голова — хорошо, а две — лучше.
Воронин задумался. Простота и непосредственность капитана подкупали. Он внушал доверие. «А чем я, собственно, рискую? — решил полковник. — Умный совет никогда не помешает.»
— У меня со вчерашнего вечера не было и крошки во рту. Может, сходим перекусим? Заодно и поговорим, — предложил он.
Гобято согласился.
— У нас тут за углом неплохое кафе. Можно зайти туда, если вы не против.
— Вам виднее.
При мысли о чашке горячего кофе и порции чего-нибудь мясного аппетит разыгрался с невообразимой силой.
«Если это убийство, — размышлял Воронин по дороге, — значит, за ограблением кто-то стоит. Но кто? Кому понадобилось забираться в дачу старого генерала? А главное, с какой целью? Что интересовало грабителей?» Полковник понял, что вот-вот найдет ответ. Но мысли о завтраке мешали думать о деле.
Глава 9
Докурив пятнадцатую за утро сигарету, Егор выкинул окурок в открытую форточку. Настроение было дрянное. Тягостное ожидание решения своей дальнейшей участи держало его в постоянном напряжении, не давая расслабиться. По мере приближения к загородной даче Лысого, где была назначена встреча, становилось все тревожнее. Чувство обреченности и безысходности усиливало ощущение злого рока, преследовавшего его в последнее время. Да и как не поверить в рок, если всего за несколько дней свалилось столько несчастий: болезнь брата, предательство любимой девушки и, наконец, угроза полного разорения! Все, что было нажито кропотливым трудом, все, к чему стремился и о чем мечтал, рушилось на глазах. Создавалось впечатление, что падаешь в бездонную пропасть, в темную бездну, из которой уже не выбраться.
Что ждет его в будущем? Этот вопрос набатом гудел в голове. Но может быть, еще не все потеряно. В глубине души он все-таки надеялся, что с Лысым удастся договориться. Доводы, которые он собирался привести, представлялись вполне убедительными и достойными внимания. В конце концов, почему бы и нет?! То, что местный преступный авторитет по прозвищу Лысый невообразимо жаден до денег, знали все. Именно из-за своей жадности он так подло с ними обошелся, нарушив договор. И именно это качество хотел теперь использовать в своих интересах Егор. «Лысый стремится извлечь максимум выгоды из этого дела, — рассуждал он. — Раз он так хочет и помешать ему у нас нет никакой возможности, пусть он ее получит. Но только не в виде гаража и грузовика, а в качестве процентов. Тридцать процентов сверх требуемой суммы должны удовлетворить его жадность.»
Подобное решение, на его взгляд, являлось приемлемым для обеих сторон. Лысый получит приличную сумму, а они не потеряют своей собственности. Тридцать процентов плюс остальной долг — цифра получалась приличная, но, по подсчетам Егора, ее вполне можно было осилить. Конечно, придется на всем экономить, работать день и ночь многие месяцы и, что самое неприятное, заложить в банке дом и гараж, но другого выхода он не видел. Это было лучше, чем начинать с нуля. Главное, рассчитаться с Лысым.
«Упаси меня бог еще когда-нибудь связываться с бандитами, — зарекся Егор. — Если б знать раньше, что так все обернется! Будет теперь наука на всю оставшуюся жизнь.»
Одолеваемый безрадостными предчувствиями, но в то же время в глубине души лелея надежду, он подъехал к высокой сетчатой ограде вокруг дачи. Узкая заасфальтированная дорога, змейкой извивавшаяся меж сосен, привела его к воротам.
Охранник, видимо предупрежденный заранее о предстоящем визите, пропустил его без лишних вопросов.
Так называемая «дача» представляла собой скорее небольшой дворец, чем скромное сооружение для проведения летнего отпуска. Причудливый гибрид средневекового зодчества и современной архитектуры, оно относилось к появившейся в последние десятилетия категории строений, которым можно было дать одно общее название — «кто во что горазд». Одним словом, архитектор поизвращался на славу в своей попытке совместить несовместимое. Несколько рядов вековых дубов только подчеркивали нелепость и безвкусие здания.