— Ничего… уже скоро год, как от него ни строчки. Я пыталась дозвониться, но мне каждый раз отвечают, что с этой страной нет связи, — ума не приложу, что делать…
Анечка кивнула головой.
— А ты пробовала через Министерство иностранных дел?
— Пробовала! И не раз! Там сказали, что у нас нет с ними дипломатических отношений. Порвали три года назад. Поначалу хоть почта приходила, а сейчас даже не знаю, жив ли Омар…
— Ты должна надеяться, Эва! — утешала ее Бржизова.
— Сколько времени прошло…
— Что мне им говорить? — испуганно шепнула Геленка Боубеликова Каплиржу. Прскавец продолжал просматривать столбцы объявлений.
— Кому? — с любезной улыбкой повернулся к Геленке Каплирж.
— Родителям!.. Я их боюсь!
— Оценки в журнале у вас выставлены? Ну хоть какие-нибудь?
— Я их вызывала, но у мальчиков все время уважительные причины. Тренировки или болезни! У некоторых учеников нет еще ни одной оценки в четверти.
Каплирж стряхнул пепел с сигареты и снисходительно усмехнулся:
— Вам, уважаемая коллега, не следовало бы им так слепо доверять!
— Но у них записки с подписью родителей, — возразила молодая учительница.
— А вы попросите родителей этих негодников поставить свою подпись на чистом листе бумаги и сверьте с подписями на записках.
— Вы полагаете… что они… могут меня обманывать?
Каплирж поднял руки вверх.
— Не полагаю. Знаю! Они испытывают вас, как уже испытали каждого учителя. Не бойтесь, Геленка, я закончу со своими пораньше и зайду к вам.
— Очень, очень прошу вас! — Геленка заморгала длинными ресницами, обрамляющими ее миндалевидные глаза.
В учительскую вошла Ивана Раухова. Следом за ней — Бенда.
Пионервожатая хромала — результат неудачной операции после тяжелой автомобильной аварии. Припадая на ногу, она тащила, прижав к груди, коробку, в которой что-то погромыхивало. Бенда сразу направился к своему столу, открыл ящик и стал складывать тетради и листки с какими-то записями, сделанными красными чернилами.
Иванка, помахав рукой Губерту Влаху, направилась к нему:
— Губерт! — кричала она еще издали.
Он поднял глаза от книги. Дома не почитаешь, не хватает времени: норки занимают каждую свободную минуту. Иногда удается прочесть страничку-другую в автобусе, если, конечно, едет один, а не с Даной. Или здесь, в учительской. Губерт ждал, пока подойдет Иванка.
— Губерт! Ты нам, конечно, поможешь! — кричала она так, будто ни секунды не сомневалась, что усатый-бородатый коллега не сможет отказать.
— А в чем дело?
— Ты поведешь один из кружков? Природоведение!.. Столько ребят записалось! Двумя кружками будут руководить военные. Возьмешься, Губерт?!
Губерт заложил книгу узенькой бумажной закладкой и только тогда захлопнул ее.
— Нет.
Губы Иванки растянулись в удивленную, почти детскую улыбку.
— Ты шутишь! Кружок всего раз в неделю. Время назначишь сам. Ребята к тебе приспособятся…
— У меня его нету, этого самого времени!
Иванка, став вдруг серьезной, положила коробку на стол рядом с собой.
— Ты, я полагаю, несколько преувеличиваешь свою занятость?
Губерт Влах, нащупав в кармане сигареты, вынул одну из пачки и сунул в рот. Потом, хлопая себя по карманам, в поисках зажигалки, сказал:
— Для тебя, Иванка, если понадобится тебе лично, я сделаю все, абсолютно все. Но для мероприятий такого рода у меня времени нет! — Он поднес зажигалку к кончику сигареты, чиркнул и прикурил от ярко вспыхнувшего язычка.
— Уговаривать не стану! — отрезала Иванка и с коробкой, громыхающей, словно пасхальные колотушки, прохромала к окну, где о чем-то беседовали Камил и Божена Кутнаерова. Губерт выпустил ей вслед тяжелое облако дыма.
Адамцева, расстелив бумажную салфетку, клевала, как цыпленок, крохи завтрака. Ее взгляд упал на взволнованного Бенду, который рылся в своем столе.
— Ты что-нибудь ищешь, Франтишек?
— Угу, — прогудел тот, выкладывая на стол обложки тетрадей, две коробочки пастели, остатки мела и клубок силоновых ниток. — Пистолет. Отобрал на прошлой неделе у Куделки из седьмого «А». Собирался сейчас вернуть его отцу.
— Куделка-отец, кажется, сотрудник СНБ[3]? — припомнила Адамцева.
— Нет. Но дома у них такого барахла хватает — так по крайней мере утверждает мальчишка. — Бенда оторопело упер обе руки в бока: — Ага! — вспомнил он. — Да ведь эта пушка у меня в кабинете. — Он торопливо сбрасывал свое имущество обратно в ящик. Адамцева тем временем отыскала в салфетке кусочек ветчины и, положив его в рот, стала тщательно пережевывать.
— Как дела у Златко? — вспомнила она. — Скоро придет в школу?
Бенда отрицательно покачал головой:
— Все еще температурит.
— У некоторых детей к прививкам — аллергия…
— Позавчера пришлось вызывать неотложку. Температура поднялась выше сорока, начал бредить, врач сделал укол, и только после укола он успокоился…
Учительница ободряюще сказала Бенде-отцу:
— Через несколько дней будет опять как огурчик. А что он делает, читает?
Бенда огляделся, словно не желая, чтобы его услыхал кто-нибудь еще.
— Читает и считает…
— Не страшно, если он немножко обгонит остальных по математике! Ему ведь придется догонять по письму. У него плохо получается буква «у».
— Я боюсь, что он намного опережает остальных…
— Неделя-две — и сравняется, не волнуйся, Франтишек.
Директор Ян Ракосник появился в учительской вместе со звонком. Он легонько стукнул в ладоши и провозгласил:
— Итак, уважаемые, по классам!
Милош Лекса поглядел на часы. Да, ровно половина пятого. Собрание в своем классе он проведет самое большее за час. В шесть его будет ждать Нина. Они уже договорились. Девчонка наверняка что-нибудь придумает и удерет из дому. Мысль о светловолосой девушке приятно волновала его.
По лестнице в поисках нужных классов все еще торопливо сновали родители. Камил посоветовал какому-то растерянному папаше искать Анечку Бржизову на первом этаже.
— Настоящая психбольница! — улыбнулся он Ирене. Их классы находились по соседству, на третьем.
— Вы когда вернулись из той общаги? — спросила она.
— Где-то сразу после двенадцати! — быстро ответил Камил и замолол без остановки, не давая Ирене вставить ни слова: — До того умотались! Микрофон барахлил целый вечер! Можно сказать, работали совсем без техники, представляешь? Ведь надо, чтоб, громко, на полную катушку…
Ирена перебила его:
— Мирек ехал с тобой?
— Ага, — подтвердил Камил, — он тоже дошел до ручки! Рад был до смерти, что отыграли и смотались! Послушай, Ирена, эти собрания родительского комитета — чистый цирк, да и только, тебе не кажется?
— Значит, потом Мирек отправился домой?..
— А то куда же?.. Постой! В котором же это было часу! Максимум — в половине первого!
До третьего этажа оставалось еще две ступеньки.
— Странно! Как это ты не заметил, что он ночевал у тебя…
Камил бросил на нее быстрый недоверчивый взгляд и, облизав пересохшие губы, забормотал:
— В общем, ты, конечно, права… Мирек потом вернулся ко мне, сказал, вроде бы ключи посеял или… что-то в этом роде… ты что на меня уставилась?
— Хоть ты, Камил, не лги! — громким шепотом сказала Ирена, теребя блокнот с оценками.
Камил долго смотрел на ее длинные пальцы. И вдруг крикнул:
— Что? Засыпался?! Да? Значит, во всем виноват я! Такого дурака только поискать!
Камилу казалось, что он, и только он, продал товарища.
— Не мучайся и ни в чем себя не упрекай, — сказала Ирена. — Я уже на другой день знала, что вы остались там ночевать… с этими… с воспитательницами! — Она постаралась произнести эти слова со всей возможной иронией. — Вас видела старая Беркова. Она работает там поварихой.
— Черт бы ее взял… — Камил с трудом удержался, чтоб не сплюнуть.
— У меня с Миреком — все! Он мне не нужен! — продолжала Ирена холодно. — Это уже не в первый раз. Я думала, он наконец угомонится… Обойдусь и без него!
— Гм… Все вокруг уверены, что вы скоро поженитесь! Весь город!
— И все вокруг обрадуются, что мы разошлись!
— Нет!.. — крикнул Камил. — Ты ему что-нибудь говорила?
— То же самое, что и тебе.
Камил поскреб в затылке.
— Мне неприятно, если ты думаешь, будто это я Мирека…
— Можешь не беспокоиться. Я слишком хорошо его знаю.
Ирена, с трудом преодолев последние две ступеньки, направилась к своему классу. Камил — следом за ней. Ему казалось, что он должен, даже обязан сказать что-то важное в защиту Мирека. Он просто представить себе не мог, что эти двое разойдутся. Конечно, Ирена в чем-то права: Мирек отлично знает, нет, он просто уверен, что девчонки будут липнуть к нему на каждом выступлении, где бы ни играл их оркестрик! Не всегда, правда, бывает happy end, как той ночью в замке, но ведь и там не случилось, по сути дела, ничего серьезного. Ни Мирек, ни Камил туда больше в жизни не поедут! Бывают ситуации, когда такие девушки, как Ирена, должны уметь на все закрыть глаза.
— Ты понимаешь, чем это кончится для нашего ансамбля? — сказал Камил. Они уже подходили к родителям, сбившимся в кучку у классов.
— Ну, это меня уже не касается. Это ваше дело, — холодно усмехнулась она и вошла в свой класс.
— Пан учитель! — обратилась к Камилу женщина в платочке. — Что будет с нашим-то? Мы с ним дома не справляемся!
Камил мгновенно пришел в себя.
Этажом ниже Йозеф Каплирж втолковывал родителям ученика Сегнала:
— Мальчик не только плохо занимается, но и грубит учителям. Ведет себя скверно, все время лжет. — Вам следует его кое в чем ограничить, в удовольствиях например. Побольше держать дома! Загрузить работой и все время контролировать, контролировать, проверять…
Отец незадачливого ученика сидел за второй партой у окна, низко опустив голову и пряча лицо в воротник теплой куртки. Он не осмеливался поднять на учителя глаза. Его жена нервно сморкалась: ей, конечно, было тяжело слышать, что говорит о их сыне Каплирж, — но вдруг совершенно неожиданно она замахала руками и закричала: