— Все это куда как распрекрасно, пан учитель. Но только вы бы лучше у себя в школе порядок навели!
— Что вы имеете в виду, пани Сегналова? — возмутился Каплирж и окинул взглядом насторожившихся родителей.
— А то и имею, что говорю! — громко продолжала женщина, и сразу стало ясно, что, осмелев от своих слов, она станет кричать и дальше и ее теперь будет не так просто угомонить. Такого рода родителей Каплирж не любил. Впрочем, не он один. В школе существует непреложный закон, что правда всегда на стороне учителя. Стычки с родителями заканчиваются, обычно, победой педагога. Он уже заранее взвесил, что должен ответить матери ученика Сегнала.
— И наш мальчик вел бы себя по-другому, будь у него товарищи получше! Вот, к примеру, Кутнаер. Они в один класс ходят. Только про Кутнаера почему-то ничего не говорят! Хотя доложу я вам — это типчик! И все потому, что его матушка в вашей же школе учителка!
— Это ничего не меняет, пани Сегналова!.. — возразил Каплирж.
— Да замолчи ты! — подтолкнул ее локтем муж. Казалось, он еще больше скорчился за партой и теперь напоминал огромного ежа.
— А чего это я стану молчать! — обрушилась на него жена. — Пускай пан учитель тоже знает! Все родители об этом говорят, а школа что? Школа ничего. Потому как стыд и срам на весь город, если вслух скажут, что учителкин сын ворует!
— Ну, ну, тут что-то не так! Вы ошибаетесь! — удивленно протянул Каплирж и машинально взял со стола коробочку с обломками мела, которые ребята не успели после уроков растащить.
— Да нет уж! Все так! Он ворует, спросите в классе! Он то ручку ребятам даст! То копирку! Наш даже новый календарь на будущий год притащил!.. Но я его вместе с этим календарем вытурила! Вот оно как дело-то оборачивается, пан учитель! Почему наших ребят такая учителка воспитывает? Мне это чудно что-то! Я лично ничего против пани Кутнаеровой не имею, только все в толк не возьму, как же она сможет наших воспитать, если со своим не справляется! Разве я не права? — повернулась разъяренная женщина к родителям.
Но никто не поддержал ее. Может, из осторожности, может, от неловкости. То, что они сейчас услышали, было куда как неприятно. Но зачем совать нос не в свое дело? У них тоже дочери и сыновья в девятом классе, классный руководитель скоро должен давать им характеристику, зачем же привлекать к себе внимание!
Именно по этой причине в классе надолго воцарилась тишина. Выдержав паузу, пан учитель Каплирж чрезвычайно спокойно произнес:
— Заверяю вас, пани Сегналова, что я этим вопросом займусь лично!
Женщина завертелась на лавке.
— Очень буду рада! — сказала она.
Учитель перешел к родителям, сидящим за следующей партой. У Ганки Длаболовой, к счастью, все в порядке, нет никаких проблем. И все-таки пан учитель Каплирж подробно говорил с ее отцом и матерью о приближающихся приемных экзаменах в гимназию. Столь же обстоятельно Каплирж побеседовал с остальными.
Около шести вечера Власта Пудилова встретилась в учительской с Лексой. Он надевал короткое пальто, очень похожее на то, которое носит Станя.
— Могу подбросить тебя на машине, если хочешь! — предложила она.
— Нет-нет… у меня еще кой-какие дела в городе, — отказался тот.
Пудилова взяла со стула две продуктовые сумки.
— Ну, желаю! — попрощалась она.
— Привет!.. — крикнул Лекса и распахнул двери, чтобы выпустить ее.
Он постоял несколько минут в пустой учительской, не желая снова столкнуться с ней где-нибудь возле школы, и обошел раз-другой столы. К счастью, никто больше не явился. Видимо, все еще отвечают на вопросы родителей, дают им всевозможные рекомендации, внушают, растолковывают, делая все это охотно, но совершенно без толку…
Решив, что Пудилова уже далеко, Лекса выскочил из учительской.
На улице уже стемнело. Машины, что изредка проезжали мимо, бросали перед собой узкие мигающие снопики света.
Под аркой, у почты, он заметил темную фигурку и еще издалека узнал Нину.
— Умница! — сказал он, подойдя, и взял ее за руку. — Куда пойдем?
— Не знаю… — тихо ответила Нина.
Лексе казалось, что сейчас рядом с ним не Нина, а лишь ее маленькая рука да ароматные волосы. Он мог вдыхать нежный запах, потому что Нина на голову ниже его.
Лекса повел ее по пустынной улице в парк.
Глава седьмая
Короткие собрания по вторникам, во время большой перемены, директор Ян Ракосник именовал с исключительной меткостью «летучками» (Прскавец же обзывал нецензурными словами). Директор Ракосник появлялся в учительской с небольшим листком, вырванным из блокнота, где были записаны важнейшие задачи на неделю. Летучки проходили большей частью стоя.
Притихшие учителя пытались между глотком кефира, куском хлеба с салом или сигаретой вслушаться в необходимую информацию.
Всей школе надлежит заняться сбором шиповника. Ответственная Дана Марешова. Проследите, чтобы каждый ученик принес не менее полукилограмма плодов.
Трое педагогов к концу года получат премии. Он предлагает товарищ Кутнаерову — за образцовую работу в кружке прикладного искусства, Йозефа Каплиржа — за проявленную инициативу в создании учебных кабинетов и Иванку Раухову — освобожденную пионервожатую. Каждому по 300 крон. Бо́льшими средствами он, директор, не располагает.
— Везет же тебе, Йозеф! Опять надерешься! — бросил Каплиржу через стол Прскавец.
Каплирж смущенно улыбался. Он бы с радостью отказался от этих трех сотен в пользу создания курсов повышения квалификации для инспекторов роно. Теперь же человек десять, не менее, из школьного коллектива затаят на него злобу.
До конца недели каждый педагог обязан представить отчет, какое участие он и его ученики принимают в борьбе за охрану окружающей среды. В районе требуют сдать отчеты до двадцатого. Товарищ Гавелка назначается ответственным за сводный отчет о работе всей школы.
— Это что, новый всплеск кретинизма? — крикнул директору Прскавец.
Ян Ракосник не выносил такого тона, но попытался объяснить задачу подробнее.
— Видимо, в районе хотят знать, как мы воспитываем в учениках бережливое отношение к школьному имуществу, к природе, как ученики должны вести себя в общественном транспорте, экономить электроэнергию…
— И мы действительно должны во всем этом отчитаться? — удивилась Анечка Бржизова.
— Да, и в этом тоже. Район требует… — защищался директор Ян Ракосник и чувствовал себя при этом очень неловко. — Напишите максимально кратко, что и как вами проделано!
— Послушай-ка, Гонзик, — снова подал голос Прскавец, — что касается моих, то если мы в кои веки на природу выбираемся, поверь — мои воды не замутят, не то я им таких чертей покажу, целый месяц в лес ходить побоятся, не то что окружающую среду уничтожать! И это тоже надо писать, да?
Директор улыбнулся.
— Конечно, нет. Нужно найти соответствующую форму!
Он заглянул в свой листок.
— Далее: нам необходимо создать и оборудовать зал революционных традиций…
— О боже, но где?.. — взмолилась Божена Кутнаерова. — Классы битком набиты ребятами, кабинеты переполнены, не можем же мы создавать и оборудовать его в каком-нибудь закутке?
— Безусловно, нет, — согласился директор Ян Ракосник, — но надо подумать — и прошу вас, подумайте, — как выйти из положения самым достойным образом. Я, Боженка, не сам это решил, уверяю тебя!
— А наш уголок традиций, разве этого мало? Чем он плох, скажи? — воскликнула Власта Пудилова.
— Нам необходим зал традиций! — упрямо твердил директор Ракосник.
— Из-за этого зала нам придется перейти на обучение в две смены, — безапелляционно заявила Пудилова.
К ней присоединились и другие учителя, утверждая, что это значительно осложнит жизнь школы.
— Вполне достаточно уголка традиций! — крикнула Ирена Гаспеклова.
Директор Ракосник покачал головой.
— Нет! Недостаточно! Если мы создадим зал традиций, мы сможем проводить там вечера воспоминаний, уроки истории, всевозможные беседы. Вот в чем его главное назначение. Сама обстановка будет воздействовать на учеников больше, чем привычная обстановка класса!
— С этим я, конечно, согласна, — снова заговорила Бржизова. — Но не уверена, что есть необходимость выполнять, слепо следовать указаниям в ущерб здравому смыслу!
Неожиданно поднял руку Губерт Влах. Все удивленно оглянулись. Директор Ракосник дал ему слово.
— Мы ищем свободный класс, которого у нас, увы, нету! А совсем рядом со школой находится городской музей с отличным интерьером. — Губерт чуть усмехнулся. — Товарищ директор лучше нас знает, сколь высок уровень той части экспозиции, которая посвящена революционным традициям наших мест. Если ребята за время переменки успевают добраться через весь город на стадион, так почему же не смогут перейти в музей, в двух шагах отсюда?
Пожалуй, впервые за время своей работы в крушетицкой школе Губерт произнес такую длинную речь. Коллеги не могли не признать, что это предложение дельное и его следует обдумать.
Директору Яну Ракоснику предложение тоже понравилось. Он тут же сообразил, что таким образом возрастет и годовая посещаемость музея.
— Но зимой музей не отапливается! — заметил он.
Опять подала голос Анечка Бржизова:
— Проще, вне всякого сомнения, утеплить одно помещение в музее, чем перевести школу на две смены!
— Хорошо, хорошо, мы это еще обсудим! — Директор Ракосник перешел к следующему вопросу.
— Франтишек, — обратился он к Бенде, — тебе снова придется застеклить окна в теплице! Я заглянул туда утром — положение катастрофическое!
— Я этим непременно займусь, — ответил Бенда глухо, вид у него был отсутствующий.
Ивана Раухова тронула коленом Адамцеву и шепнула:
— Что с ним? Я его таким никогда не видела. Он совсем забыл сказать, что, когда он служил в армии, в Вышних Ружбахах, там была такая теплица…
— У них с мальчиком беда. Златко оперировали плечо…
Пионервожатая посерьезнела.
— Да что ты! Значит, Златко все еще не ходит в школу?