— Нет!.. — ответила Ивана, стараясь не отводить взгляда.
— Плохо. Они тебе говорили?.. — Златко имел в виду родителей. — Никак не заживает. Придется опять резать.
Ивана осторожно дотронулась до его маленькой руки, которой он придерживал раскрытую книгу.
— Переплывешь, Златко! Ты же не баба какая-нибудь! — подбодрила она мальчика.
Он задумался, а потом спросил:
— Ты ведь хромаешь, не так ли?
— Да, — призналась она в замешательстве.
— Ну и как?
— Иногда приходится туго…
Златко низко опустил кудрявую головку и задумался.
— Против увечья человек бессилен, правда?
— Я бы этого не сказала. Не совсем…
— Что же надо делать?
— Побольше думать о других, чтобы на собственные болячки не оставалось времени! — сказала Ивана просто и поймала себя на мысли, что разговаривает с ним как со взрослым.
— А ты пробовала? — продолжал он выспрашивать.
— Случалось. — Ивана засмеялась и стала разглядывать комнату: вдоль стен застекленные полки с игрушками, модели самолетов и гоночных автомобильчиков, несколько книг со сказками, конструктор «Меркурий», ракетка от бадминтона и коробка с мячиками. — Играешь, Златко?
— Нет… у меня на это времени не хватает.
— А что же ты целый день делаешь?
— Читаю…
Ивана взяла в руки одну из книг, лежащих на постели, и раскрыла. Это был учебник математики для вузов. Она с удивлением посмотрела на мальчика.
— Это?
— А почему бы и нет? Написано ведь по-чешски!
Полистав учебник, Ивана с отвращением пробежала глазами сложные формулы и положила книгу обратно на постель.
— И ты все понимаешь?
— Почти… — Златко оперся на локоть здоровой руки и сморщил лоб.
— Но они тоже здорово завирают! И воображают, будто я им просто так поверю. — Из тайничка, в щели между кроватью и стеной, он достал целую кипу исписанной бумаги, оглянулся на дверь и понизил голос: — Они отнимают у меня карандаши и бумагу, не хотят, чтобы я делал расчеты, но ты на меня не нажалуешься, правда?
Ивана молча кивнула. Златко разложил перед собой на одеяле листки.
— Слушай! — Он взял одну страничку в руку. — Эти дураки утверждают, будто в каждом бесконечном множестве логических или математических утверждений S можно построить в рамках правил указанного множества такое утверждение T, что его истинность или ложность нельзя ни доказать, ни опровергнуть с помощью правил этого множества S.
Он нервно схватил другой листок.
— Я сначала попробовал, всегда ли можно дополнить множество S определенным множеством утверждений U так, чтобы — посмотри — это новое расширенное множество S’ было бы равно S + U и при этом давало бы возможность доказать или опровергнуть истинность или соответственно ложность всех выражений T. Они рассчитали, что множество S не противоречиво и из него невозможно одновременно дедуктивно вывести утверждение «P — истинно», «P — ложно», или что единица равна нулю, поняла? Но вчера я разбил градусник. Когда я держал на ладони ртуть и она распадалась на мелкие шарики и снова соединялась в один большой, то один плюс один давали не два, а опять один шарик, следовательно i1 = 0, я знаю, что соединил два разных приема, но когда я применил это к множеству утверждений S, то истинность была ложностью, я — был и не был.
Златко смотрел на нее, ожидая ответа. Ивана видела, что его лихорадит.
— Ты поняла? — спросил он еще раз.
Ивана погладила ребенка по голове и взбила за его спиной подушку.
— Нет, Златко. Честное слово, и тебе тоже не следует ломать над этим голову! Оставь, не мучайся!
Он трудно дышал и, откинувшись назад на подушку, сунул листки обратно за кровать. Ивана подхватила один и спросила, можно ли взять с собой. Златко согласился, и она, сложив его вдвое, спрятала в свою сумку. Обнаружив позабытую шоколадку с орехами, протянула мальчику и сказала:
— Вот видишь, чуть не забыла. Хочешь?
Он поблагодарил и ответил, что хочет спать.
— Ну ладно, тогда я пойду! — Ивана поднялась со стула, наклонилась и поцеловала его в горящий лоб. — До свидания, Златко, поправляйся! — И медленно пошла к дверям.
Златко глядел ей вслед и, когда Ивана уже взялась за ручку двери, вдруг сказал:
— А ты ведь не очень сильно хромаешь!
Глава восьмая
От предложенного кофе Власта Пудилова отказалась. Она приехала в Тынец отнюдь не с визитом вежливости, а для того, чтобы весьма серьезно переговорить с Миладой и ее матерью о Миладиной беременности. Пудиловой предложили кресло в комнате, где стояла мебель по меньшей мере тридцатилетней давности. На серванте поблескивали несколько хрустальных вещиц. В маленьких рамках разместились семейные фотографии. Покрывало на диване под окном, хоть и чистое, скорее походило на поблекшую карту мира.
Милада и ее мать расположились напротив. Уже когда Милада прибежала, чтобы открыть калитку, Пудилова, внимательно оглядев девушку, с удовлетворением отметила про себя, что по ее фигуре пока еще ничего нельзя определить. Милада была, пожалуй, несколько бледнее, чем в последний раз, когда ее видела Пудилова.
Власта окинула Миладу презрительным взглядом — что-что, а это ей удавалось в совершенстве. Она, Пудилова, выступать здесь в роли просительницы не намерена, наоборот, требования ее будут вполне определенны. Даже муж не мог предположить, куда она отправилась! Еще заведет никому не нужный разговор, более того, поднимет перебранку из-за машины! Станя тоже ничего не знает, он сидит, закрывшись в своей комнате, и делает вид, будто занимается. С того дня, как Станя вернулся из Праги, мать с ним ни разу не заговорила. Тогда в машине она обдумывала план его спасения: что надо предпринять, чтобы помочь ему выйти из этой сложной ситуации и вернуть былое спокойствие, так необходимое сейчас, на последнем курсе. Но в таком случае сын обязан беспрекословно подчиниться ей, своей матери, а не девчонке, которая встречается с ним исключительно из корыстных побуждений. Станя, конечно, будет возражать, но она, мать, сделает все для его благополучия. Свой план Власта Пудилова начала приводить в исполнение, не мешкая ни минуты. Она теперь все больше молчала, делая вид, что сын перестал для нее существовать, и демонстрировала это множеством мелких уколов его самолюбию. К ужину накрывала стол лишь для себя и мужа, в корзине с грязным бельем прибавлялось белье Стани, сын, с детства привыкший прямо-таки к хирургической чистоте в доме, доставал из ящика последние трусы, майки, рубахи и носки и, сменив, кидал ношеное в грязное. В воскресенье вечером Власта сделала вид, что забыла дать ему обычные карманные деньги. В его комнате она не убирала, не вытирала пыль. Отец вскоре заметил ее манипуляции и спросил, что должен означать весь этот идиотизм. Власта огрызнулась, закричала, чтоб не совал нос не в свое дело. Пудил положил в карман сыну две сотни. На десятый день она услыхала, что сын в ванной комнате включил стиральную машину. Воспользовавшись моментом, когда Станя на минутку вышел, Власта спрятала стиральный порошок и мыло. Станя пошел и купил в магазине какую-то негодную дрянь. Но когда Власта заперла кладовку с продуктами и стала уносить ключи с собой, Станя, дождавшись ее, спросил:
— Зачем ты это делаешь, мама?
— Что? — сделала Власта вид, будто не понимает.
— Все наперекор…
Власта поняла, что уже наступил момент, когда первая линия обороны может пасть. Теперь у нее была стопроцентная уверенность в успехе.
— Не понимаю, о чем ты…
— Разве ты не видишь, что я не могу так жить?
— А тебя здесь никто не держит… — Она поняла, что рубаху он гладил сам, на воротничке было несколько темных морщинок. Раньше это, вероятно, тронуло бы ее, сейчас же физиономия была холодна, как лед на вершине айсберга.
— Но ты мне нужна, мама, и тебе это известно!
— Нет, Станя, — только теперь она назвала его по имени. — С тебя хватит и Милады. Все, что я говорю, тебе не по вкусу.
Он, побледнев, вдруг воскликнул:
— Нет, мама, ты сама понимаешь, что говоришь неправду. Но я, я не могу… не могу быть подонком! И кроме того, еще раз повторяю: я Миладу люблю! — Он резко повернулся и побежал наверх, в свою комнату.
Пудилова услыхала, как Станя запер за собой дверь, и усмехнулась. Должен же он понимать, что она за ним не пойдет. Исключено. Вот дурачок…
Несколько дней Станя избегал ее. Когда мать была в школе, он, по-видимому, покупал себе какую-то еду, вечером садился на велосипед и уезжал к Миладе. Кто дольше выдержит? — посмеивалась Пудилова над упрямством сына. Конечно же, я. Меньше хлопот — и все дела.
Однако Власта Пудилова просчиталась. Не поняла, что время, подгоняемое этими томительными короткими осенними вечерами, работает против нее. У Пудиловой была надежда, что Станя убедит Миладу и та сделает аборт: ведь через месяц, два уже будет поздно!
Именно потому она, Пудилова, и сидит сейчас здесь.
— Что вы собираетесь делать? — спрашивает она у Милады.
— Видимо, Станя сказал вам: мы поженимся! — В голосе девушки было что-то теплое, успокаивающее, наверное, именно это и покорило Станю — не лицо же, такое мелкое, невыразительное! Подобных девчонок вертится вокруг него в Праге не меньше сотни!
— Ну конечно! А то, что в этом году у Стани госэкзамены, для вас, вероятно, не имеет значения!
Милада свободным движением положила на стол вытянутую руку.
— Конечно, будет трудно, но Станя трудности преодолеет. Он серьезный человек и учится хорошо…
Пудилова ухмыльнулась.
— Что ж, девочка, вы полагаете — это ваша заслуга?
— Нет! Конечно, нет! Эти качества он унаследовал от своих родителей! — элегантно хлестнула ее наотмашь Милада за «девочку».
— Почему бы вам не подождать? Почему не сделать аборт? Ведь у вас есть знакомые врачи!
Робко вмешалась мать Милады:
— Ей нельзя! Сын, наверное, уже говорил вам об этом. Она не сможет больше иметь детей…
— Ну, это еще неизвестно!.. — отрезала Пудилова.