Теперь же, как только ему отведут кабинет, он станет там просиживать все переменки.
Предложенных, а тем более навязанных функций и общественных нагрузок брать на себя не станет! Все! Хватит!
Регулярно проводятся педсоветы, профсоюзные и партийные собрания. Губерт сидит позади, у самых дверей, и молчит.
В Крушетицах к нему постепенно привыкают.
Но Губерта Влаха вдруг начинает одолевать хандра, ощущение пустоты. Он в вакууме.
Не вышедший на пенсию пенсионер! Духовный инвалид, которому из милости дают работу, принимая во внимание его прошлые заслуги.
На него давит, пугая, обилие свободного времени, которого он прежде был лишен. Он слоняется по дому. Исправлены все замки, побелен погреб, он путается на кухне под ногами у Дагмар, целый день пилит на циркулярке три кубометра дров, которые сбросила у него во дворе машина лесничества, пытается читать, но не может сосредоточиться. Тогда он начинает окапывать сад! И окапывает до вечера.
Он прикрепляет к столбу радиоприемник, передают музыку и разные сообщения, к саду давно пора приложить руки, женщина-диктор рассказывает о разведении норки в домашних условиях, коротко информирует о выгодных заготовительных ценах и о том, как разводят норку за рубежом. Вечером Губерт объявляет жене, что займется разведением норок. Дагмар не возражает, более того, едет вместе с ним километров за двадцать от Тынца, в деревню, посмотреть, как все это выглядит…
В тот раз Губерт повернул свою «октавию» с площади в боковой проулок. Найти новенькую, недавно отстроенную виллу оказалось не трудно. У ворот стоял голубой «сааб». Дагмар заговорщически улыбнулась мужу. Их старенький драндулет рядом с этим ландо выглядел словно бедная родственница.
Но уезжая вечером, они уже нисколько не сомневались, что не пройдет и двух лет, как в их дворе будет блистать крикливой желтизной новенький «пежо» или «Р-5».
На субботу и воскресенье Губерт одалживает сварочный аппарат и сооружает восемь железных клеток. Его племянница Милена, что работает в Колине, в отеле, администратором, достает ему почти что даром списанный холодильник. Губерт привозит его и устанавливает в подвале под лестницей. Затем навещает всех мясников в округе, чтобы выяснить, нет ли у них большой мясорубки. Проходит почти три недели, пока во «Вторсырье» найдена подходящая — за пятьдесят крон мясорубка становится его собственностью. Остается лишь сменить моторчик. За это время Губерт успевает познакомиться с мясником Кучерой. Дагмар устраивает его сына на операцию в военный госпиталь в Стржешовицах. За эту услугу мясник согласен раз в неделю оставлять им мясо.
И только теперь можно наконец покупать норок. Губерт приобретает пятерых самочек и двух красавцев самцов.
Так Губерт Влах становится «норочником».
Он и в самом деле получает от норок больше, чем Дагмар. Возле них он заново обрел душевное равновесие и спокойствие. Норки заполнили все его свободное время. На норок всегда можно сослаться, если его о чем-нибудь просят в школе. Губерт не располагает и часом, он занят, ему некогда. Наша легкая промышленность нуждается в норковых шкурках. Губерт обеспечивает государство твердой валютой. И его время поэтому тоже ценится на вес золота. Подготовка к урокам, однако, остается для него по-прежнему священной. Тут его никто ни в чем не может упрекнуть. Губерт скрупулезно учитывает все методические рекомендации. В его классах не бывает бессодержательных уроков. И это знают все.
Но сейчас Губерту все труднее справляться с норками. Они размножаются! И в соответствии с ростом популяции растут заботы. На бойню Губерт ездит теперь по пять раз в неделю. Ежегодно пропускает через мясорубку двадцать килограммов печенки или коровьей требухи. Добавляет в это месиво пшеничные зерна, сухую люцерну, горсть дрожжей и ложку известки с фосфором и эту гадость потом разносит по клеткам. Через день убирает экскременты. Вечером старательно вписывает в картотеку сведения о переменах в «семействе» норок. И лишь после всего этого он может сесть и подготовиться к очередным занятиям в школе.
Но у Губерта и в самом деле теперь не остается времени на горькие экскурсы в прошлое.
Это, бесспорно, ему на пользу. И он об этом помнит.
Но забывает, что у жены сегодня день рождения.
Сегодня Дагмар стукнуло тридцать девять. На три года моложе Губерта. Не мало ли? Нет, он своей женой вполне доволен. Примерная мать, отменная хозяйка и сейчас, после почти двадцати лет супружества, темпераментная любовница. Чего еще желать? Дагмар взяла на себя и все заботы по хозяйству и о детях. Лишь иногда Губерту приходится понукать Яромира, чтоб готовил уроки, да отпускать ему авансом пару оплеух, и снова в семье наступает мир. Если отбросить три-четыре дня в месяц, когда Дагмар становится невыносимо раздражительной, они живут идеальной семейной жизнью.
Тем более Губерту совершенно непростительна забывчивость! Он знает, что подлизываться бессмысленно. Пропал субботний вечер. Теперь поесть, выкупаться, включить телевизор — может, покажут что-нибудь приличное, потом сбегать вниз, подбросить в печку и завести будильник на два, чтобы за ночь не заглох огонь.
Глава вторая
Директор Ян Ракосник пребывал в отличнейшем расположении духа. В школу он пришел, как обычно, немногим позже семи, и, несмотря на то, что утро было дождливое, тротуары мокры, а дождь прибил к земле опавшие листья тополей и берез, чтобы ветер не смог их унести, директор чувствовал себя свежим и полным энергии. Вдыхая воздух, он ощущал в носу приятное щекотание одеколона, который употреблял нещадно, но не для того, чтобы окружающие считали его представителем фирмы «Шанель», а потому что не мог лишить себя ничем не восполнимого, почти животного удовольствия от острой боли, которую испытывал, когда после бритья протирал лицо одеколоном. Это был заключительный акт утреннего ритуала. Сегодня к тому же он слышал, как его жена напевала, приготавливая завтрак для них троих, пока малышка Оленька старательно одевалась в своей комнате. Эти звуки не были в прямом смысле этого слова пением. Алена лишь присоединилась к певцу из радиоприемника, который старался убедить своих проснувшихся соотечественников, что полезней разводить дождевых червей, чем разгадывать кроссворды; такое мурлыканье и ля-ля-ля… не следует недооценивать или сбрасывать со счетов, когда один из партнеров — а именно супруг — старше на шестнадцать лег.
Директор Ракосник открыл ключом свой кабинет, аккуратно повесил пальто на плечики в шкаф, а увидев свое отражение, промелькнувшее в маленьком зеркальце, снова повернулся к нему и подтянул узел галстука, который во время ходьбы или при резких движениях у него обычно сбивался на сторону. Этот галстук директор Ракосник носил весьма охотно, он подходил к его желтой сорочке и пиджаку цвета меда. Одежда мужа была предметом забот Алены, а уж она точно знала, что может себе позволить ее супруг при своих ста шестидесяти четырех сантиметрах роста, и принципиально заказывала ему костюмы у частного портного, словно бы брезгуя покупать готовую одежду. Она утверждала, что мужчины невысокого роста — Алена никогда не употребляла слово «маленькие» — обязаны быть очень внимательны к своей внешности, чтобы не прослыть неряшливыми. В этом вопросе Ян Ракосник охотно подчинялся своей жене.
Он сел к письменному столу, отпер ящики и достал из верхнего пачку сигарет. Закурил. Первую затяжку выпустил через нос и проследил за голубоватым дымком, который рваным парашютиком свободно воспарил вверх. Директор Ян Ракосник пытался снова вернуть себя в тот вчерашний сладкий переход от вечера к ночи. Алена способна из любой нудной, затасканной песенки сотворить совершенную симфоническую поэму, она была интеллигентна и вместе с тем чуть простовата. Первая жена Ракосника позволяла брать себя, Алена же брала его. Это не была животная, дикая страсть, она это делала спокойно, как гурман, который у накрытого стола желает вкусить от каждого аппетитного блюда. Когда все кончалось, он возвращался из ванной с ощущением чистоты и легкости, и оба быстро засыпали.
До слуха директора Яна Ракосника донеслось детское хоровое пение. В классе рядом репетировал Камил Маржик со своим хором. Ракосник подчас восхищается этим длинноволосым парнем, который сумел заставить детей трижды в неделю вставать на час раньше и сломя голову мчаться в школу. Камил работает в крушетицкой школе второй год, и все это время из-за какой-то странной непоследовательности в его поведении у него случаются накладки — то мелкие, то покрупнее. Камил Маржик больше музыкант, чем учитель. Не успев появиться в школе, он в первые же две недели создал детский хор. Камил играет на рояле, на кларнете и на саксофоне, а если понадобится, сыграет и на скрипке. Правда, директора Ракосника слегка шокирует, что Камил выступает по ночам с местным молодежным ансамблем таких же, как он, любителей легкой музыки. В прошлом году этот ансамбль оказался на вечере, который устраивал комитет родителей и друзей школы. Естественно, директор Ракосник выпроводил их в соседний зал Дома культуры; как известно, родители и друзья школы предпочитают приглашать духовой оркестр. При первом же удобном случае он, директор Ракосник, предложит Камилу подстричься и приобрести более приличный костюм! Что хорошего, если человек, да к тому же педагог, не видит разницы между школой и прериями! И такой случай представится директору очень скоро. Достаточно предложить учителям написать отчет об использовании на уроках наглядных пособий! Вот тогда Камил понесет такую околесицу, что не взбредет в голову и самому изощренному фантасту.
В соседней комнате скрипнула дверь. Это пришел заместитель директора Еглик. Ему осталось всего два года до пенсии, он — обладатель звания «Заслуженный учитель» и страдает angina pectoris[1]. Капризную осеннюю погоду с внезапными перепадами давления и утренними туманами Еглик переносит неважно. Как педагог замдиректора Еглик выше всяких похвал и еще выше как административная единица. Много лет назад он был инспектором облоно. Учителя, те, что постарше, помнящие его в этой функции, дружно утверждают,