Именно сегодня утром Губерт проснулся немного раньше, на ночном столике еще не зазвенел будильник. Губерт приподнялся на локте и стал украдкой смотреть, как Дагмар спокойно дышит, видимо, в последние минуты сна ей что-то грезится. Обычно она рассказывала ему свои сны, собирая по крохам воспоминания. Дагмар спала, чуть приоткрыв рот, тонкие ноздри слегка трепетали, на лоб спустились короткие каштановые кудряшки. С волосами она забот не знает: они слегка вьются. Губерт не мог не признать, что его жена, хоть и не красавица, однако привлекательна и очень моложава, чего не может не заметить и тот, другой, который возит ее в своей новенькой «симке» неизвестно куда! Губерта захлестнула волна ревнивого гнева. Ему хотелось оскорбить Дагмар, ударить по лицу! Тот, если он, конечно, существует на самом деле, пока еще не конкретен, он не имеет имени и недосягаем.
Губерт резким жестом сбросил с себя одеяло, уперся босыми ногами в спинку кровати так, что она громко заскрипела, встал и начал одеваться, стараясь производить как можно больше шума. Все ему мешало: и дверцы шкафа, и деревянные плечики, которыми он намеренно стучал по металлической перекладине шкафа, снимая свои брюки, и дверь в ванную.
Дагмар молча поднялась…
Сейчас, когда Губерт приближался к Тынцу, у него было одно-единственное желание, желание всех ревнивых мужей: поймать свою жену на месте преступления. Он и сам не знал, что значит «поймать». Поймать их в постели в пятницу днем — такое не приходило ему в голову! Ему хватило бы и ворованного поцелуя где-нибудь в подворотне! Тогда Губерт смог бы на них наброситься. И набить морду обоим! А того мужика, схватив булыжник, еще и отколошматить до крови!
Можно лишь удивляться, сколь часто — и это почти закономерность — исполняются подобные мечты!
Губерт решил не ехать домой или, как собирался раньше, на бойни. Сделав круг по площади, он подъехал к больнице, где работала Дагмар, с тыльной стороны. Поставив свою «октавию» под горкой, Губерт быстрым шагом, не запыхавшись, взобрался наверх. Проулок вывел его на площадь. И, вдруг замерев, Губерт остановился! У бровки противоположного тротуара стояла «симка», в которую садились двое. Какой-то мужчина и Дагмар! Смешная и неправдоподобная случайность, которая произошла, вероятно, потому, что он этого так желал! Свою жену Губерт, конечно, узнал тотчас же. Ошибки быть не могло. На ней был тот самый костюм с узким норковым воротником и манжетами, который она надела утром. Лица мужчины он не разглядел. Машина тронулась с места. Губерт сделал два-три быстрых шага вслед, чтобы рассмотреть хотя бы номер, но на таком расстоянии это оказалось невозможным. Машина шла на хорошей скорости и тут же исчезла на другой стороне площади.
Значит, все правда!
Дагмар изменяет ему…
Дагмар превратила его в посмешище…
Губерт с трудом передвигал ноги, словно шагал в водолазном костюме.
Как быть дальше! Пуститься вслед за ними? Бессмысленно! Зачем? Даже если он помчится как сумасшедший, то догнать все равно не сможет, ведь ему неизвестно, куда они направляются, он потеряет их из виду на первом же перекрестке. Отправиться домой?! Или надраться до беспамятства в каком-нибудь кабаке? Губерт никогда еще не решал своих проблем подобным, казалось бы, самым легким способом.
Ему страстно хотелось узнать про Дагмар все! Хотя, как правило, это бывает излишне.
Губерт никак не мог понять, как это Дагмар уехала сейчас, в третьем часу. Обычно она работает до трех.
Решительным шагом Губерт вошел в здание, где находилось противотуберкулезное отделение городской поликлиники. Длинный коридор был пуст, лишь на другом конце уборщица тряпкой, надетой на швабру, протирала пол. Губерт постучал в дверь кабинета. Ему открыла Марженка.
— Входи, входи, Губерт! — сказала она, поздоровавшись.
Он вошел в комнату, озаренную приятным солнечным светом. Все здесь казалось стерильно чистым.
— Где Дагмар? — спросил он, делая вид, что не видел жену с утра. И даже, найдя в себе силы, улыбнулся Марженке.
— Только что ушла… буквально несколько минут!..
Губерт сел на стул, на котором обычно сидела Дагмар, расстегнул пальто, кинул шапку на стол, где под стеклом красовались фотографии детей и две старые открытки.
— Она должна была работать до трех!.. — возразил он.
— Да… — ответила Марженка равнодушно и извинилась перед Губертом, что должна сбегать в фотолабораторию. Там в закрепителе лежат снимки, она сейчас вернется.
— Давай, давай!.. — сказал Губерт и опять улыбнулся.
Он остался в кабинете один. Несколько секунд разглядывал знакомые предметы, которые находились здесь всегда, когда бы он ни зашел за женой. Потом, заметив на шкафчике с картотекой журнал прихода-ухода, поднялся и стал перелистывать его. В журнале значилось, что Дагмар уходит с работы в разное время. В прошлый четверг, например, она явилась домой около семи, а в журнале записан уход 14.15! Во вторник торчала здесь до половины шестого. Почему? Он все листал и листал в обратном порядке захватанную тетрадь. Подобных записей становилось все больше.
Губерт швырнул журнал на картотеку и сел обратно к столу. Слышно было, как Марженка чем-то гремит за дверью.
Губерт опустил глаза и, обнаружив, что может открыть ящики, стал их выдвигать. Торопливо порылся в верхнем. Какие-то ненужные бумаги, старые шариковые ручки, измятый платочек и коробочка с канцелярскими скрепками. Во втором — забытые перчатки, тюбик жирного крема, клей, пустой футляр от маникюрных принадлежностей, папка с документами, перепечатанные отчеты за месяц, список окрестных сел, которые обслуживает их отделение, проспект универсального проявителя «Панхромал» и квадратик твердой бумаги. Губерт перевернул его. Это была фотография незнакомого мужчины — 4 на 4, с белой полосой внизу. Такие прилагают к документам.
Это был ОН!
«М и л о й Д а г м а р — Иржи».
Губерт узнал бы ЕГО и без подписи! Он держал этот квадратик бумаги в руке и жадно разглядывал. Губерт не мог судить, красив ли этот человек, привлекателен ли. Впрочем, мужчина, даже не ослепленный ревностью, не очень-то способен ответить на подобный вопрос. Губерту были ненавистны лишь тонкие самоуверенные губы незнакомца и небрежно расстегнутая рубаха. Так! Значит, И р ж и.
Дагмар, конечно, произносит это имя нежно: Иржи… Губерт заскрежетал зубами. Иржи… играет Дагмар звуками «рж», когда тот, склоняясь над ней, во тьме ищет ее губы…
Губерт услышал, как Марженка щелкнула там, в лаборатории, выключателем и взялась за ручку двери. Он мгновенно спрятал фотографию в карман и коленом задвинул ящик.
— Так!.. — Марженка вошла в кабинет и зажмурилась от яркого света. В руках у нее были два больших негатива на металлическом стоячке, которые она сразу же повесила на раму за дверью. Остальные уже сушились там. Подойдя к умывальнику, Марженка стала вытирать махровым полотенцем мокрые руки.
— Почему ушла Дагмар? — спросил Губерт.
— Не знаю… — ответила Марженка. Она стояла к нему спиной, он видел ее седеющие волосы и кривые ноги, которых не мог скрыть даже длинный халат.
— Дагмар опять уехала с ним, ведь это так, Марженка?! — выпалил Губерт без околичностей.
Марженка медленно повернулась, продолжая тщательно вытирать руки.
— Меня, Губерт, это не касается! Ты должен понять! — сказала она серьезно.
— Гм…
Марженка не хочет быть ни прокурором, ни судьей, Губерт ее понимает.
— Это ваше дело. Твое и Дагмар. Я убеждена — ты не захочешь, чтобы кто-то посторонний усложнял ваши отношения.
— Она не говорила тебе, — сказал Губерт хрипло, сам не узнавая своего голоса, — почему так поступает?..
— О таких вещах женщина женщину не спрашивает.
— Ты знаешь, кто он? — продолжал Губерт свои настойчивые расспросы.
— Да. — Марженка повесила полотенце на металлический прут и села за стол напротив Губерта. Губерт с Марженкой знают друг друга давно, с того самого дня, когда Дагмар начала здесь работать. Марженке было тогда около тридцати, и глаза ее были такими же мудрыми, как сейчас, через двадцать лет.
— Кто он?
— Не спрашивай меня. — Марженка, порывшись в картотеке, нашла две карточки, видимо относящиеся к снимкам, которые только что проявляла, написала на них какие-то цифры и снова поставила их туда, где торчали уголки соседних карточек.
— Дагмар тебе на меня когда-нибудь жаловалась?
— Нет, — ответила Марженка почему-то свысока.
Губерт передернул плечами и поднял воротник пальто.
— Или, может быть, когда-нибудь объясняла, почему она с ним… почему она с ним… путается?
Марженка, взглянув ему прямо в глаза, ответила:
— Нет, никогда. Но думаю, что я знаю сама…
— Так почему же?! — вскричал Губерт задрожавшим голосом.
Женщина в белом халате, придвинув к себе толстую тетрадь, принялась ее перелистывать и листала, пока не дошла до страницы, заполненной на одну треть. Она, видимо, обдумывала ответ и потому не спешила. Положив ладонь на чистую страницу и продолжая колебаться, неуверенно сказала:
— Потому что была одинока…
Губерт, воззрившись на нее остановившимся взглядом, вдруг разразился нервным хохотом.
— Одинока?.. Ну, ты, Марженка, даешь! Я от нее не отхожу ни на час, мы всегда вместе! Были по крайней мере, — поправил он себя, — у нее нет никаких причин поступать так! Добро бы я пил, обижал ее, бегал по бабам, как некоторые! Тогда еще понятно!.. — все больше распалялся Губерт.
— Возможно, я ошибаюсь!.. — согласилась Марженка.
Губерт пропустил мимо ушей ее попытку самокритики, он был слишком взволнован, чтобы выслушивать точки зрения, не совпадающие с его собственными.
— Тогда я сам тебе скажу, почему моя драгоценная супруга загуляла: она в том возрасте, когда женщина вдруг начинает понимать, что молодость пролетела, что ей давно уже не двадцать, она боится, что ничего такого-эдакого еще не вкусила, не пережила любовных интрижек, и, чем дальше — ты только не обижайся, — все меньше надежды, что кто-нибудь ее захочет! Ведь вокруг двадцатилетних девчонок — пруд пруди, а они для мужиков соблазнительней! Ей страстно захотелось пережить любовную встряску! — выпалил Губерт одним духом. Потом, резко поднявшись, неуклюже, словно у него были не руки, а лапы, с угрозой сгреб свою шапку и крикнул: — И она ее переживет! — в ярости, даже не попрощавшись, он выбежал из кабинета.