Утро вторника
Жильцы дома номер восемь по тупику Гетэ приводили его управляющего в отчаяние. Шайка псевдохудожников, не способных уважать общественное имущество. И хуже всех Жорж Форье, папарацци (или правильно папараццо? впрочем, это не имеет значения), шумный, грубый, швыряющий бутылки из-под виски и пива в общий контейнер, не заботясь о сортировке мусора, которую обязан выполнять любой ответственный гражданин, если ему не безразлично будущее нашей планеты.
Управляющий был одним из совладельцев, выбранным на эту должность партнерами, и, на свою беду, жил непосредственно под квартирой Форье.
Почти каждую неделю Форье водил к себе девушек, часто красивых и уж во всяком случае всегда молодых. Бесстыдные девицы шумно демонстрировали свой энтузиазм, совокупляясь с фотографом прямо над целомудренным ложем Летеля, которого жена покинула пятнадцать лет назад. Чем такой отвратительный тип, как Форье, привлекает этих красоток? И где он их находит?
Непривычное спокойствие, воцарившееся у него над головой с прошлой пятницы, вполне устраивало управляющего. Вероятно, в данный момент Форье охотился за очередной грошовой богиней на другом конце Франции или Европы, и Летель хотел лишь одного – чтобы он как можно дольше не возвращался.
Но это желание пропало, когда он обнаружил у себя на кухне протечку неизвестного происхождения. Вода повредила лаковую краску цвета свежей лососины, которой он покрыл кухню совсем недавно. Он ринулся наверх и забарабанил в дверь Форье. Безрезультатно.
Вполне в стиле Форье – уехать, оставив краны открытыми. Запасного ключа у управляющего не было. Он снова постучал, и снова без толку. А когда он прижал ухо к двери – это тоже в привычках Форье: слышать стук в дверь и не реагировать,– почувствовал тошнотворный сладковатый запах. Вдобавок ко всем своим достоинствам Форье, оказывается, еще и неряха. Наверняка его квартира – настоящий свинарник. Скорее всего, не позаботился о том, чтобы вынести мусор перед отъездом.
Управляющий прочистил горло.
–Месье Форье,– произнес он, чувствуя себя полным идиотом,– это месье Летель, ваш управляющий. У нас проблема: протечка воды. Очень серьезная проблема. Если вы дома, буду вам весьма признателен, если откроете. Месье Форье? Вы здесь?
Он предпринял еще несколько аналогичных попыток, потом прекратил.
Выбора не оставалось. Он перелистал записную книжку в поисках нужного телефона и вызвал слесapя. Устав товарищества собственников и договор аренды позволяли ему это сделать.
В ожидании слесаря он спустился в вестибюль. Листовки буквально сыпались наружу из почтового ящика Форье. Надо было сразу начать с проверки ящика. Форье действительно отсутствовал.
Но серый скутер “ямаха” стоял на обычном месте – на тротуаре перед домом. Обычно, когда Форье уезжал на несколько дней, он отгонял его в гараж. Во всем этом было нечто странное и противоречивое. Летель поднял голову к окнам третьего этажа. Уже через полчаса я все выясню, подумал он, не подозревая, что представшая его глазам картина будет преследовать его до конца дней.
Утро вторника
Мартен вел наблюдение на маленькой улочке десятого округа, и в его машине было настолько холодно, что он не чувствовал ни рук, ни ног.
Ночью он почти не спал. Упрекал себя, что слишком быстро сдался и ушел. Слишком легко согласился покинуть Марион. Не доказывает ли это, что она права? Что он ее больше не любит? С утра дискомфорт только усилился. Он проанализировал все события прошедшей недели. В придачу к его депрессии, которая и так уже выбила Марион из колеи, он к тому же вышел на работу и вернулся к своим привычкам, то есть ничего не рассказывал, сохранял полную независимость и совершенно не заботился о ее реакции.
Ему неожиданно припомнился афоризм, который любила повторять его тетка. Мужчин любят за то, что они делают, а женщин за то, какие они есть.
Он привычно зажил с Марион жизнью давно устоявшейся пары, где его подруге отводилось самое незначительное место, тогда как она ради него изменила всю свою жизнь. Марион не из тех, к кому можно относиться не всерьез. Он понимал, почему она отказалась мириться с существующим положением. Но достаточно ли он любит ее, чтобы радикально изменить свое поведение и привычки и обеспечить Марион то место, которого она требовала? Так поставила вопрос она, а теперь он должен задать его себе.
Не злится ли он на нее за то, что она захотела навязать ему новую семью и ребенка, которого ему придется растить в сорокапятилетнем возрасте? Ребенка, которому исполнится пятнадцать, когда ему будет шестьдесят с чем-то. И двадцать пять, когда Мартену перевалит за семьдесят.
Зазвонил телефон, и он ответил, с удовольствием отвлекаясь от этих пессимистичных подсчетов.
Ландовски попросила об услуге. Сообщила, что дама-продюсер, которую прислало руководство полиции, хочет встретиться с ними и расспросить о подробностях расследования для будущего фильма.
Она подумала, что Мартен знает дело не хуже, чем она сама или Жаннетта, и мог бы поговорить с киношницей. Получится двойная выгода: и они не потеряют время, и руководство будет довольно.
–Впервые сталкиваюсь с подобным,– заметил Мартен.– С каких это пор с незаконченным делом знакомят не пойми кого.
–Она появилась после звонка из префектуры полиции и еще одного – от Русселя. По его словам, нужно проявить вежливость. Ниточка тянется наверх, на самый верх.
–А если завтра все, что мы ей сообщим, появится в прессе и это поможет убийце избежать правосудия?
–Вы полагаете, я не задавала себе этот вопрос?– возразила Ландовски.– Вы-то как раз и сможете избавить нас от нее и навешать ей лапшу на уши. Кроме того, говорят, она очень красивая.
–Вот уж достойный аргумент, способный убедить такого дебила, как я.
–Я не то хотела сказать,– извинилась Ландовски.– Просто подумала, как бы подсластить вам пилюлю. Мне бы здорово помогло, если бы она не путалась у меня под ногами.
–О’кей,– ответил Мартен.
Он отключился. Полицейская помойка – вот его новое амплуа. Вести тайное расследование преступления своих коллег. Организовывать экскурсии для загадочных посланников высших сфер. А тут еще от него собралась уйти подруга.
Впервые после ранения Мартен всерьез задумался, не пора ли в отставку. Однако момент был совершенно неподходящим. Половинной пенсии на жизнь не хватит. А ему совершенно не улыбалась перспектива стать во главе службы безопасности на малом предприятии или открыть частное детективное агентство.
Он знал оперов, сделавших карьеру в качестве сценаристов-детективщиков и живших совсем неплохо, но за ним не водилось никаких писательских талантов. В детстве он мечтал стать мастером по литью. Ему нравилась бронза, благородный и древний материал. Некоторые бронзовые скульптуры завораживали его, но он никогда не зарабатывал достаточно, чтобы купить себе хоть одну. Правда, и призвания коллекционера он не ощущал. На самом деле ему бы хотелось их создавать. Много лет назад Мириам подарила ему бронзовую фигурку женщины с темно-зеленым, местами шероховатым телом, авторство которой приписывали ученице Майоля. Ею и ограничилась его коллекция. Не слишком ли поздно идти на курсы? Он слышал, что литейщиков становится все меньше и меньше и для хорошего специалиста всегда найдется работа. Но можно ли начинать новую карьеру, когда тебе перевалило за сорок пять?
Размышляя о своей профориентации, сложных отношениях с Марион и о том, что это за женщина, спустившаяся с высот, чтобы сунуть нос в текущее расследование, он продолжал следить за узкой металлической дверью, втиснутой между витриной химчистки-автомата и лавкой сапожника.
Восемь пятнадцать. Магазины еще закрыты, на улице пока темно. На углу грузовик доставки продуктов перегородил тротуар перед маленьким супермаркетом с поднятыми жалюзи. Он даже не потрудился заглушить мотор, и клочья ядовитого дыма поднимаются в холодный воздух. Белесое сияние зажигающихся вывесок. Раздраженные гудки автомобилистов. Желтые вращающиеся огни мусоровозов. На тротуарах и пешеходных перекрестках дети и подростки в ярких пуховиках уже торопятся в свои коллежи.
Мартен сразу узнал долговязую фигуру, как только человек завернул за угол и широким шагом направился к нему. Он съежился на сиденье, подождал, пока тот отопрет ключом металлическую дверь и войдет в здание. Потом выскочил из автомобиля и подбежал к двери в момент, когда та уже закрывалась.
Длинный коридор дома был пуст. Он услышал вдали цокот высоких каблуков на каменных ступеньках.
Мартен бесшумно устремился за вошедшим, взлетел по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, до четвертого этажа. Он догнал его в тот момент, когда человек входил в квартиру, и, не позволив ему обернуться, толкнул в спину, шагнул за ним в прихожую и захлопнул за собой дверь.
Мужчина едва не упал. Покачиваясь, он держался за притолоку, сквозь рассыпавшиеся рыжие пряди парика просвечивало бледное напуганное лицо. Он прижал к груди длинную наманикюренную кисть.
–Вы сошли с ума,– запротестовал он,– никогда в жизни так не пугался.
–Извини, Жюльен,– ответил Мартен,– ноя подозревал, что ты мне не откроешь, если я позвоню в дверь.
–Конечно,– согласился мужчина, снимая парик и входя в крошечную гостиную, заставленную огромным количеством безделушек.
Щелчком включил лампочки, окаймляющие большое зеркало, а потом с усталым вздохом упал в кресло. Он пытался вернуть себе самообладание и потому вел себя так, будто Мартена здесь не было.
Потом пристроил на пластиковую болванку свой парик (еще три парика висели рядом), включил большой масляный обогреватель и провел ладонями по лицу, размазывая густо наложенный тональный крем.
У него были очень короткие волосы, большие, слишком сильно накрашенные глаза и широкий кривоватый рот. Интересно, черты лица кажутся более женственными, когда он снимает парик, заметил Мартен. Жюльен намочил ватный тампон жидкостью для снятия макияжа и начал смывать краску.