Им следовало поделиться своими соображениями с Фурнье и предоставить ему действовать. У Перрона имелись оправдания, поскольку в деле замешана его жена и, возможно, мать. У Мартена оправдания отсутствовали.
Его статус неофициального следователя был настолько расплывчатым, что никто бы не смог предсказать исход внутренней проверки, если бы таковая состоялась. Если б их сейчас увидел Фурнье, поручивший Мартену работу в тени, он бы упал в обморок.
–Давайте четко обозначим рамки,– произнес Мартен.– Речь не идет о частной вендетте. Мы приложим все усилия, чтобы взять Янкелевича живым.
–Именно этого я и хочу,– ответил Перрон.– Мечтаю, чтобы этот урод сгнил в тюрьме. Смерть от пули была бы для него слишком легкой.
–То же относится и к вашей жене,– добавил Мартен.
–Тюрьма принесет пользу и ей. Я буду носить передачи с апельсинами.
До выезда на внешние бульвары Перрон остановился у хозяйственного магазина и вышел оттуда с полным пластиковым пакетом в руках.
Он бросил пакет на колени Мартену, и тот изучал его содержимое, пока машина выезжала на нужную полосу и сворачивала на кольцевую дорогу.
Ручной фонарь “маглайт”, батарейки, два больших рулона коричневого скотча, моток нейлоновой веревки и портативная масленка “три в одном”.
Кольцевую автостраду сменило шоссе национального значения с редкими машинами, потом почти пустая местная дорога. Однако Париж был всего километрах в сорока. Перрон вел автомобиль быстро и умело.
–А если я вам скажу, что все еще люблю жену?– прервал он молчание.
Мартен не нашел что ответить.
–Вы знаете, что такое любить?
–Думаю, да,– сказал Мартен.– Только моя подруга как раз сейчас уходит от меня.
–Нашла кого-то получше, чем опер?
Ну-ка, мне это даже не пришло в голову, подумал Мартен.
–Может, попытаться что-то изменить?
–Что именно? Жизнь? Работу? Слишком поздно.
–Очень удобно так думать, можно и не стараться,– заметил Перрон.
–Идите вы в задницу.
Они снова замолчали, минут на десять, а потом Перрон снова нарушил тишину – Если она вернется,– произнес он глухим голосом, не отрывая взгляда от дороги,– я приму ее, несмотря на все, что она мне сделала.
Мартен ничего не сказал в ответ, но волна любви и тоски затопила его грудь.
–Уже недалеко.– Перрон указал на деревню на опушке леса.
Он свернул на грунтовую дорогу, петляющую между деревьями. Трава и ветки скребли по днищу кузова. Через несколько метров он остановился возле старого почтового ящика, прибитого к дереву. Вынул из него толстую стопку писем и листовок, набухших от влаги.
Перрон быстро просмотрел почту, проверяя штемпели.
–Она не вынимала их уже больше двух недель. Обычно она выходит за ними не реже двух раз в неделю. Плохой знак. Они такие идиоты, что даже не подумали о почте.
Он вытащил помповое ружье, зарядил его, заткнул за пояс пистолет. Мартен взял мешок, набитый евро. Перрон никак это не прокомментировал.
–Дом в пятистах метрах отсюда. Ближе подъезжать опасно. Если у вас есть в машине карманный фонарик, возьмите, а то я забыл вам купить.
В бардачке у Мартена было множество всякого бесполезного барахла, включая фонарик с разряженными батарейками.
Они вышли из машины и осторожно, стараясь не шуметь, закрыли дверцы.
–Все в порядке?– спросил Перрон.– Готовы?
Мартен кивнул.
Перрон зашагал по дороге, Мартен последовал за ним. Очень скоро их городские ботинки и низ брюк промокли. По обе стороны дороги тянулся лес. От почвы поднимался кислый запах, вдали слышался глухой шум.
–До шоссе А 6 меньше двух километров по прямой,– сказал Перрон,– его шум мы и слышим.
Ни следа человеческого присутствия.
–Это старый дом лесничего,– добавил он вполголоса.– Дом моего деда.
–Никто никогда не приходит в гости к вашей матушке?
–Никто. У нее отвратительный характер. Она поругалась со всей деревней и ездит за покупками на своем старом раздолбанном “рено” в “Карфур” в десяти километрах отсюда. Если она исчезнет, никто не хватится раньше чем через полгода.
Мартен потер нос, чтобы не чихнуть. Благодаря гуронсану, если, конечно, дело было не в адреналине, он чувствовал себя невесомым. И вообще не ощущал своего черепа.
Они подошли к живой изгороди высотой метра два и такой густой, что сквозь нее ничего не было видно.
–Дом по другую сторону,– прошептал Перрон.
В этот момент Мартен понял, что его напрягало в последние несколько секунд.
–Воняет,– тоже шепотом сказал он.
–Черт,– ответил Перрон,– совсем забыл… Собака. Старый лабрадор. Наверное, они его убили и выбросили на улицу из-за запаха.
Они обогнули изгородь и оказались за домом. Перед ними выросла глухая стена.
Дулом ружья Перрон очертил заросший травой участок у основания стены.
–Нужно рыть,– сказал он, становясь на колени.
Мартен последовал его примеру, хотя ничего не понимал. Они начали голыми руками выгребать комья влажной земли и делали это до тех пор, пока не почувствовали под пальцами скользкую поверхность деревянной доски. Через несколько минут они высвободили двустворчатую крышку люка.
Используя дуло в качестве рычага, Перрон приподнял одну из створок. Перед ними открылась черная дыра, откуда дохнуло сыростью и угольной пылью. Подвал для угля. Изнутри в два изъеденных ржавчиной кольца была продета цепь, разорвать которую не составило труда.
Покрытые мхом каменные ступени спускались во тьму.
–После вас,– предложил Мартен.
Он придержал створку люка, пока Перрон, согнувшись, спускался в подземелье. Потом последовал за ним и захлопнул створку. Лампа Перрона осветила сводчатый подвал с покрытыми плесенью стенами, сваленные по углам ящики, бутылки, в основном пустые и запылившиеся. Куча угля, который сбрасывали через люк, давно исчезла.
–Они не заперли ее в подвале, уже хорошо,– констатировал Перрон.– Наверное, подумали, что она может им понадобиться, если кто-то вдруг придет в дом.
Перрон направил в глубь подвала луч фонаря, который вырвал из тьмы лестницу, ведущую к деревянной двери. Она была закрыта на простую задвижку.
Перрон заговорил почти в полный голос:
–Мы находимся под гостиной. Не волнуйтесь, толщина двери не меньше пяти сантиметров. Хоть на трубе играй, они не услышат,– объяснил он, почувствовав обеспокоенность Мартена.– Кроме того, они ночные пташки. Могу поспорить, спят сейчас как сурки.
Он поднялся на восемь ступенек и капнул из масленки в петли и задвижку.
Потом сел на ступеньку и подождал, пока масло проникнет в зазоры.
Мартен прислушался. Царила полная тишина.
Перрон встал и тихонько вздохнул.
–Ну, думаю, пора,– произнес он.
Осторожно приподнял защелку и медленно потянул на себя дверь.
Они вышли в маленькую прихожую с плиточным полом, которая упиралась в лестницу, ведущую на второй этаж. С двух сторон имелись две двери, а за ними две комнаты примерно одинакового размера с закрытыми ставнями. Кухня слева, маленькая гостиная-столовая справа.
Пахло табачным дымом, грязью, протухшей едой. Старинная, но лишенная какого бы то ни было стиля мебель загромождала маленькую гостиную. Большой мусорный мешок, полный отходов, стоял в центре кухни. Раковина и стол были завалены немытой посудой. На грязном полу валялись пустые банки из-под пива.
Несмотря на полумрак, Мартен заметил на полу длинный темно-коричневый след и показал на него Перрону. Собака?
В столовой стол тоже был заставлен грязными тарелками и переполненными пепельницами. По полу была раскидана мужская и женская одежда.
Перрон остановился, вглядываясь в смятые розовые стринги возле ножки кресла.
–На второй этаж не подняться,– прошептал он.– Лестница очень скрипит, как ни осторожничай. Они по-любому нас услышат и перестреляют, как кроликов. Я думаю, они заняли комнату справа, то есть спальню матери,– она самая большая и удобная.
–И как мы поступим?– спросил Мартен.
–Спокойно подождем здесь, пока они не проснутся,– тихо ответил Перрон.– Нужно будет действовать аккуратно. Мама, наверное, связана там, наверху, во второй комнате.
Они устроились в двух креслах в гостиной. Ждать так ждать.
Глава 32
Среда, полдень
Даже если Франсис не интересовался уголовной хроникой – хотя теперь с ним ни в чем нельзя быть уверенной,– он не мог не знать, что детектив Дюперье убит. Подозревал ли он ее? Он ли заказал слежку за ней? И почему? Из ревности? Из простого любопытства? И прекратил ли он шпионить за ней после смерти детектива или же нанял другого, которого она не сумела вычислить?
После смерти Дюперье у нее больше не возникало ощущения, что за ней следят, но ведь интуиции уже случалось ее подводить, почему бы не в этот раз?!
Возможно, пришло время все бросить, прямо сейчас, не пытаясь ни понять, ни отомстить. Сама идея бегства на таких условиях казалась ей невыносимой, однако что если другого выбора нет?!
Может, прямо в эту минуту какой-нибудь судья выписывает повестку, вызывает ее к следователю.
Нет. Если бы Франсис действительно подозревал, что она… то, что она есть на самом деле, он бы не смог спокойно спать рядом с ней. А ведь она ни разу не почувствовала в его поведении никаких признаков страха или хотя бы обеспокоенности. Способен ли он так умело скрывать свои чувства? Нет, ни одному мужчине это никогда не удастся.
Бесполезно предаваться отвлеченным предположениям. У нее слишком мало исходных данных. Можно заставить Франсиса во всем сознаться, но после этого… После этого ей пришлось бы бежать гораздо быстрее, чем когда бы то ни было.
И как быть с Царем-Вороном? Она не могла уехать, не узнав, не повидав его… В противном случае рано или поздно придется вернуться.
В последние два года она расслабилась, положившись на обманчивое чувство безопасности. Поверила в счастье, в спокойствие. Приняла свои желания за реальность.
И настоящая жизнь не замедлила отомстить. А вдруг она выдумывает воображаемые угрозы? Нет, кто-то действительно заказал частному детективу слежку за ней, и этот человек – ее муж. Мало того, он еще с кем-то спит. Тот Франсис, которого она знала, оказался фикцией, обма