«Похоже на смерть, – вздохнул про себя Август. – Но, слава богам, все-таки не смерть».
– Добрый вечер! – осторожно поздоровался он.
– Перенервничала… – Голос у Теа был тихий, едва слышный.
– Да, это было крайне тяжелое испытание, – согласился Август, вспоминая события Большого летнего бала.
– Иногда мне казалось, что я – она…
– Вы и есть она…
– Нет, не она, и вы это знаете. – Женщина все так же неподвижно лежала на кровати и смотрела в потолок. – Мне было страшно, Август… А потом стало одиноко. Такое смертельное одиночество… Такая тоска…
– Я понимаю. – Август не был уверен, что до конца понимает то, что испытывает Теа, но, во всяком случае, он старался это понять.
– Не понимаете. – Она повернула наконец голову и посмотрела на Августа. – Я хотела умереть, но даже молнии меня не берут. Что же мне теперь делать?
– Жить! – твердо ответил Август и неожиданно понял, что все самое важное он должен, не откладывая, сказать ей именно сейчас. Сейчас или никогда.
– Теа, – сказал он, глядя ей прямо в глаза, – я… Честно сказать, я впервые не знаю, как выразить свои чувства. Но я хочу, чтобы вы знали. Вы никогда не будете одиноки, если, конечно, вам не наскучит мое общество. И дело не в тех выгодах, которые я могу получить с вами, через вас, благодаря вам. Я просто всегда буду рядом… Если вы не возражаете, я буду рядом и сделаю все, что вы сочтете необходимым. Все, что вам понадобится… Все!
– Август, это вы мне так в любви объясняетесь?
Сказать по правде, он не понял, в чем смысл этого вопроса, зачем Теа его задала. Ирония? Сарказм? Насмешка? Или, может быть, растерянность… Или, напротив, ожидание? Шаг навстречу?
– Да, Теа. – Он не нашел в себе сил улыбнуться и не захотел превратить, возможно, самый важный разговор в своей жизни в шутку. – Да, это объяснение в любви. Не очень изящно, – пожал он плечами, глядя на замолчавшую женщину. – Не слишком романтично. Совсем не в моем стиле, но боюсь, что, если не скажу сейчас, все станет только хуже… Почему вы молчите? – спросил он после долгой паузы, в течение которой Теа только молча смотрела на него широко открытыми глазами.
– Я жду, – коротко ответила она на его вопрос.
«Ждет? – удивился Август, едва ли не сбитый с толку странным ходом их разговора. – Чего?»
Впрочем, задав себе этот вопрос, он уже знал, чего, возможно, ожидает от него женщина. Ведь самого главного он ей так и не сказал.
– Я вас люблю, Танья!
Сказать это оказалось непросто, хотя раньше Август легко объяснялся в любви и делал это так часто, что слова практически потеряли свой изначальный смысл, превратившись во всего лишь формулу начала отношений. Однако сейчас все было иначе, и, может быть, потому он впервые за долгое время назвал женщину ее настоящим именем, что любил он не Теа д’Агарис, а именно Танью. Истинный смысл этих простых слов – «Я вас люблю!» – заключался в том, что человек, женщина – это не только и не столько тело, сколько душа.
– Спасибо, Август! – неожиданно сказала Танья, глядя на него набирающими силу изумрудными глазами Теа.
– За это не благодарят! – возразил Август. Он уже понял, что, несмотря ни на что, он продолжит ее любить, но, увы, это будет неразделенная любовь.
– Вы меня не поняли. – Она села в постели и улыбнулась. – Вы очень вовремя об этом сказали. В самый трудный момент. За это и спасибо.
Одеяло сползло вниз. И Танья предстала перед Августом в тонкой батистовой рубашке, которая ничего толком не скрывала. Во всяком случае, не впечатляющую грудь Теа д’Агарис, на которой туго натянулась полупрозрачная ткань.
– Наверное, я вас тоже люблю… Извини, за «наверное», но так будет честнее.
Странным образом, ее фраза прозвучала необидно, не вызвала разочарования. Слова Таньи были искренними, вот в чем дело. И еще, она впервые позволила себе обратиться к нему на «ты».
– Ну, – сказал Август, стараясь не смотреть на грудь женщины, – это даже больше, чем я мог мечтать еще минуту назад. Во всяком случае, если ты меня не прогонишь, у меня будет шанс исключить из этой формулы слово «наверное».
– Будет, – кивнула она в ответ. – Я от тебя, Август, никуда не денусь. Да и не хочу никуда деваться. А сейчас иди и распорядись, пожалуйста, чтобы накрывали на стол. Ужасно есть хочется. Вот просто смертельно. Я в таком состоянии даже про любовь думать не могу, – улыбнулась она. – Но сначала я должна… Ну ты понимаешь, наверное. Я только приму ванну, оденусь и сразу же приду. Хорошо?
Танья вышла к столу почти через час. Голодна или нет, но – со слов Маленькой Клод – женщина принимала ванну долго и со вкусом, нежилась в горячей воде, думала о чем-то, мечтательно улыбаясь, и пила крепкое и сладкое ледяное вино[35]. Потом сидела перед зеркалом, пока камеристка расчесывала ей волосы и сооружала прическу на вечер. Выбор платья и драгоценностей тоже потребовал некоторого времени. Однако оно того стоило. За столом Танья появилась в платье из золотого и пунцового шелка и в колье с золотистыми топазами и красными бриллиантами. В ушах рубиновые серьги, на указательном пальце правой руки тяжелый перстень с большим красным бриллиантом. Красива, уверена в себе, чуть иронична и, разумеется, аристократически изысканна. Она с видимым удовольствием принимала галантные ухаживания Августа, улыбалась и смеялась, слушая шутки и комплименты, много ела и еще больше пила.
Кролик в кисло-сладком соусе, жареные дрозды, фаршированные улитками и трюфелями и гарнированные пюре из белой фасоли, и, наконец, традиционный пирог с дикими голубями. Само собой, сыры и десерт. Сладкий мускат и неразбавленное соломенное вино[36] со швейцарской границы.
– Ах, – сказала Танья, вставая из-за стола, – как хорошо! Даже депрессия прошла.
– Что такое «депрессия»? – задержал Август ее руку в своей.
– Меланхолия. – Она посмотрела ему в глаза и, приблизившись, поцеловала.
Коснулась губами губ и тут же отстранилась. Улыбнулась.
– Август…
– Я…
– Пожалуйста, перестань называть меня Таньей.
– А как тогда?
– Как и было. Я Теа, Август. Так тому и быть.
Часть втораяДама Пик. Четыре месяца спустя
Глава 1Предложение
Генуя, двадцать второе сентября 1763 года
Четыре месяца прошло, но порой Августу казалось, что он познакомился с Теа только вчера. А о том, чтобы понять эту женщину, разобраться в ее мотивах и побуждениях, и речи не шло. Слишком сложна. Никогда не однозначна и характер непростой. Женщина, в которой искренность, иногда доходящая до детской непосредственности, невероятным образом сочетается со скрытностью и намеренной холодностью. То же и в отношениях. Август доподлинно знал, что что-то такое возникло между ним и Теа едва ли не с первой их встречи, когда и объясниться-то по-человечески не могли за неимением общего языка. Но позже и на словах все было сказано. В ту памятную ночь, после Большого летнего бала, он ей прямо сказал, что любит, тем более что она сама его об этом спросила. Он сказал: «Я вас люблю», – она ответила: «Наверное, я вас тоже люблю». Чего же, спрашивается, еще? Но вот поди ж ты, четыре месяца после объяснения, а спят по-прежнему в разных покоях. И не то чтобы Теа требовала принесения брачных обетов или еще чего-нибудь в том же роде. Вовсе нет. Просто попросила подождать, и Август – впервые в жизни – не настаивал. Не хочет близости – значит, есть причина. Просит не торопить события – что ж, Август готов ждать. Любовь – это ведь не только страсть, да и нежность проявляется не только в постели.
Этим утром встретились, как обычно, за завтраком. Теа вышла к столу буквально через минуту после того, как в обеденном зале появился Август. Не раньше, но и не позже. Вошла с привычной уже улыбкой на губах и изумрудным блеском в зеленых глазах. Выглядела превосходно. Мало того что красавица, так ко всему красавица свежая и отдохнувшая, хотя прошедший вечер и изрядную часть ночи они с Августом провели на балу в палаццо Конти. Впрочем, Теа была не только красива, она находилась в отличной физической форме. Каждый день совершала верховые прогулки, предпочитая мужское седло дамскому, и не менее часа фехтовала то с Августом, то со специально нанятым для такого случая учителем. Вообще, как оказалось, Теа фехтовала едва ли не с раннего детства, хотя стиль у нее был более чем странный, да и фехтовала она, по-видимому, не на шпагах. На уточняющий вопрос ответила коротко, что училась драться прямым обоюдоострым корейским мечом и даже двумя сразу, хотя с одним у нее получается лучше. Вот такая женщина и такой странный мир, из которого она пришла. Она по-прежнему не любила вспоминать прошлое и о своем родном мире говорила мало и с неохотой, но кое-что все-таки возникало «между словами и жестами», и это кое-что многое могло сказать вдумчивому исследователю и о ней, и о ее странном мире.
Теа вела себя более чем сдержанно и за четыре месяца, что они провели под одной крышей, не позволила ни себе, ни Августу ничего лишнего. Несколько поцелуев не в счет, но во всем остальном – благовоспитанная дама. В каждом движении и в каждом слове, что бы о ней ни думали окружающие. А думали они о ней то, что и должны были, видя, как они с Августом ведут себя на публике, и при этом зная, что живут они тоже вместе. Но вот что любопытно: подпорченная репутация женщину, похоже, нисколько не волновала. Ей всегда было важнее то, что она сама о себе думает, нежели что думают о ней сторонние наблюдатели.
Многие вещи она на публике не афишировала. Например, то, что отлично знает математику и физику. Но умела она и многое другое из того, что, прямо скажем, было странно для столь образованной и воспитанной дамы. И позволяла себе многое, о чем и не догадывались те, кто судачил за их с Августом спинами. Временами курила трубку. Плавала голой в лесном озере, и притом плавала хорошо. Совсем неплохо метала ножи в цель. Во всяком случае, таким мастерством мог похвастаться не любой кавалер. И каждое утро – со слов Маленькой Клод – изнуряла себя сложными физическими упражнениями, которые называла на греческий манер гимнастикой. Много, трудно, необычно для женщины, тем более для такой красивой женщины. Зато была крепка телом и неутомима, касалось ли это изучения новых для нее областей знания – например, магии и верховой езды, – или развлечений. Вчера, например, на балу у герцогов Конти, танцевала, без отдыха и перерывов, танец за танцем. Только кавалеров меняла как перчатки, и это все.