– Отлично выглядишь! – Комплимент Августа – отнюдь не только дань вежливости. Он сказал то, что думал. Теа выглядела замечательно. Казалось, она даже немного подросла, но дело, разумеется, не в лишних дюймах, а в осанке, прическе и высоких каблуках, которые она носила теперь при любой возможности, даже так, как сегодня, выходя к завтраку.
– Спасибо, Август! Ты, как всегда, мил и галантен, – улыбнулась женщина, присаживаясь на стул, услужливо подвинутый комнатным лакеем. – Просто рыцарь без страха и упрека.
– Le Chevalier suns peur et sans reproche[37], – повторил за ней Август.
Фраза определенно французская. Тут и сомневаться не приходится. Но Август впервые услышал ее именно от Теа, хотя сейчас, с ее легкой руки, это красивое определение мужской доблести пошло гулять по всей столице, подхваченное королевским двором и высшей аристократией.
Вообще, после Большого летнего бала дела, как Август и предвидел, пошли на лад. Они с Теа стали непременными участниками светской жизни: балов, приемов и пикников, устраиваемых самыми известными людьми столицы, не говоря уже об опере и входящих в моду театральных представлениях. Впрочем, кое-куда – а точнее, к некоторым людям – они ходили чаще, чем в другие места. Например, в палаццо Конти, где их принимали как родных. А куда-то не ходили вообще.
Матушка написала Августу пять писем, первое из которых пришло через день после бала, но он их даже не читал. Складывал в ящик стола, и все. Не мог читать, не хотел, до сих пор не простил. Бывший отец это, по-видимому, понимал лучше, чем маман. Поэтому официальное приглашение на прием в палаццо Риоро граф де Ламар прислал не Августу, а графине Консуэнской. Но с тем же успехом Альбер де Ламар мог обращаться к Абадонской пуще. Любые попытки его семьи наладить отношения игнорировались обоими – и Августом, и Теа. Август попросту вычеркнул бывших родичей из своей жизни. Их и кое-кого еще. А Теа… В этом вопросе Теа демонстрировала замечательную солидарность. Она бы и в любом другом случае не стала позориться – как выразилась однажды по такому именно поводу, – но в данном конкретном случае Теа и сама была донельзя возмущена двуличием и трусостью домочадцев Августа, как, впрочем, и многих его бывших друзей и конфидентов.
– Какие у нас планы? – Теа кивнула слуге, и тот положил ей на тарелку пару ложек овсянки. Августу все-таки удалось убедить ее, что немного горячей каши полезно для организма.
– На обед мы приглашены к графу Новосильцеву, – стал рассказывать Август, начиная завтрак все с той же овсянки, – а позже, вечером, нас будет ждать для приватной беседы герцог д’Эсте – родной дядя моей матери и глава клана Сан-Северо… Да-да, – кивнул он Теа, – представь! Но тут вот что любопытно. В письме, присланном с гонцом – я получил его буквально полчаса назад, – герцог специально подчеркивает, что не имеет цели мирить меня с моей семьей.
– Тогда что?
– Не знаю, – пожал плечами Август.
– Хочешь узнать? – чуть улыбнулась Теа.
– Сходишь со мной?
– А ты думал, что я пропущу такое представление? – «удивилась» женщина, и оставалось только догадываться, что она имеет в виду на самом деле. – Кстати, расскажи мне о Сан-Северо. Мы с ними нигде пока не пересекались. Как так?
– Начать с того, что, кроме моей матери, других Сан-Северо в Генуе нет.
– А ты? – усмехнулась Теа.
– Я не в счет! – вернул улыбку Август. – Еще пара ложек, дорогая, и можешь переходить к сырам и сдобе!
– Спасибо, папочка! – Шутка не новая, но как-то прижилась и уходить от них не желала.
– Сан-Северо живут в Бергамо, и они больше итальянцы, чем бургундцы. Сюда, в Геную, приезжают редко. Моя мать – младшая дочь младшего из сыновей герцога д’Эсте. Так что родство хоть и близкое, но, в принципе, покажите мне, у кого из бургундских дворян нет такой родни!
– У меня! – проглотив очередную ложку овсянки, вздохнула Теа. – А может, ну ее к leshemu?
– Не отвлекайся! – попросил Август. – Мы же договорились – сначала каша, все остальное потом.
– Ладно, – усмехнулась женщина. – Уговорил, chert красноречивый!
Август старался без нужды не вмешиваться в стиль речи Теа, но тщательно запоминал всех этих «леших» и «чертей», чтобы позже спросить женщину, кто это такие. Русскому языку она обучала его сама, так что удобный случай непременно представится.
– Возвращаясь к герцогу… – Август промокнул губы салфеткой и продолжил свой рассказ с того места, где прервался, – странно, что он приехал сейчас в Геную. Нечего ему, по идее, здесь делать. Не менее интригующе, что предложил встретиться. И, наконец, совсем непонятно, зачем упомянул про мою семью.
– Может быть, хотел намекнуть, что знает твою историю, но дело не в ней? – предположила Теа.
– Возможно. – Август примерно так себе все и представлял; другое дело, что он практически не знал никого из семьи Сан-Северо, кроме матери, разумеется, и не мог поэтому найти правильное объяснение поступку герцога. Однако он знал другое: так или иначе, но все это связано с возвращением Теа д’Агарис.
После завтрака занимались магией. Август учил Теа рисовать пентаграммы и создавать инсталляции в форме пентаклей. Вообще, все, что связано с пентаграммами, – это древняя магия. Некоторые утверждают, что первыми рисовать знаки силы стали осирианцы[38], но как бы то ни было, за долгие века, что миновали со времен Египта фараонов и государства Соломона Великого, волшебники и колдуны накопили огромный опыт в использовании пентаграмм и прочих геометрем. Изгоняющие и призывающие пентаграммы четырех стихий, защитные и фокусные гексаграммы, многократно вписанные в различные фигуры Пифагоровой магии, от треугольников до окружностей и октаграмм. Звездчатые многоугольники, выгравированные на меди, вырезанные на дереве, выкованные из железа, серебра или золота. Нарисованные черной или красной тушью, кровью – своей и чужой, мелом или углем. Насыпанные солью и белым кварцевым песком. Выложенные из ракушек или камней. Пентаграммы, содержащие керубические символы, руны и буквы греческого, еврейского или арабского алфавитов…
Чтобы стать мастером-фигуративистом, одного таланта недостаточно, нужны память, логика и понимание. Те, у кого все это есть, становились мастерами, даже имея слабенький, едва заметный Дар. В этом смысле Теа была замечательной ученицей: она обладала сильным интеллектом и отличной памятью, а ее Дар был настолько огромен, что временами ей удавалось колдовать просто потому, что она этого хотела. Иногда даже не понимая, что ей нужно и как это работает. Стихийная магия – опасная штука. Достаточно вспомнить, что Теа творила на лужайке перед домом в ночь после Большого летнего бала. Но, с другой стороны, интуитивное колдовство позволяет делать совершенно невероятные вещи, и Теа это хорошо понимала, как понимала и то, что ограненный алмаз становится бриллиантом.
Прозанимавшись два часа в кабинете и лаборатории Августа, вышли на свежий воздух, и Теа впервые попробовала самостоятельно рассмотреть магические потоки, которые создавал для нее Август. Но с первого раза ничего у нее не получилось. Со второго, впрочем, тоже.
– Не переживай! – успокоил Август женщину. – Ты и так достигла за три месяца такого, на что обычные волшебники тратят как минимум пару лет. Серьезно, Теа! Я тебя не обманываю. Но чудес на свете не бывает, как бы странно это ни звучало в устах колдуна! Ты не можешь научиться всему и сразу!
– А ты? – прищурилась Теа. – Ты мне еще не рассказывал, как учился колдовству.
И в самом деле, на эту тему они еще ни разу подробно не говорили. Касались тут и там мимоходом, но рассказать Теа свою историю Август так пока и не собрался.
– Я начал обучение с частным учителем, его звали мэтр Антоний, когда мне не исполнилось еще и пяти лет.
– Сколько?!
– Пять, – подтвердил Август. – У меня, Теа, очень рано открылся Дар. К тому же Дар чрезвычайно сильный, что уже было просто опасно. Меня нельзя было оставлять без присмотра. Мог натворить дел, сам того не желая. Ну и семья, разумеется. Деньги, общественное положение… Поэтому – в пять. Но большинство волшебников начинают обучение в десять – двенадцать лет. Чаще их учат их собственные родители или другие члены семьи, реже – частные учителя. Позже, если Дар достаточно сильный, будущие колдуны и волшебники идут в подмастерье к мастеру. Некоторые лет в пятнадцать-шестнадцать попадают затем в гимназиум или сразу в университет.
Я был подмастерьем у собственного отца, который, как ты знаешь, мне более не отец, а затем в тринадцать лет поступил в университет. Как видишь, Теа, даже я – имею в виду я со своим талантом – учился долго и с хорошими учителями. Тебе же в чем-то легче, чем мне, а в чем-то труднее. Ты взрослая, образованная женщина и понимаешь, что и для чего делаешь. Но, с другой стороны, ты начала с нуля, одновременно узнав, что в мире существует магия и что ты обладаешь Даром. Это непросто, разумеется. Но мы справимся.
– Раз ты так говоришь… – задумчиво посмотрела на близкий лес женщина.
– Я так говорю, – подтвердил Август. – Верь мне, мы справимся!
Резиденция графа Новосильцева располагалась на площади Друидов. Название осталось еще с тех времен, когда посередине незамощенной площади рос древний зачарованный дуб. Впрочем, город с тех пор сильно изменился. Дуб сгорел во время Великой грозы, площадь замостили, а дома, окружавшие ее, перестроили. От прежних времен остался лишь старый римский храм с четырьмя колоннами дорического ордера по фасаду. А напротив храма Весты уже в новое время был построен особняк, служивший дипломатическим представительством Российской империи. Вот в него, на обед к Чрезвычайному посланнику и полномочному министру графу Василию Петровичу Новосильцеву и приехали в третьем часу дня Август и Теа.
Она за прошедшие месяцы успела привыкнуть к роскоши дворцов и палаццо, в которых принимали их с Августом бургундские аристократы, но убранство «Русского дома» произвело на нее сильное впечатление. Изысканные декор и мебель, великолепные картины и скульптуры, роскошная сервировка стола – мейсенский фарфор, венецианский хрусталь, русское серебро, столовые приборы с эмалевыми рукоятками – и безупречное меню в русском стиле, не говоря уже о самих блюдах и напитках. В первую перемену были поданы суп-пюре из рябчиков, бульон с телятиной и полтавский борщ – блюдо, совершенно незнакомое Августу, но явно известное Теа. Затем были куриные и фазаньи рулеты, фаршированные кролики, кулебяка, холодное заливное из куропаток, пирожки из слоеного теста с мясом, форель в шампанском соусе, заливное из гусиной печени и телячий паштет с трюфелями. После этого гостям были предложены горячие мясные блюда: фаршированные поросята и козлята и жаркое из каплунов и дикой утки. К ним подавались специальные соусы, затем следовали новые закуски – копченые языки, раки, креветки, пироги и маринады, соленая семга и осетрина, грибы и ветчина. На десерт подали римский пунш, представлявший собой лимонно-апельсиновое ассорти, замороженное под ромом с шампанским, неаполитанские пирожки из миндального теста с начинкой из клубники, парфе из черного кофе-мокко с мороженым и разнообразные кремовые торты.