гчить их жизнь, потому что он единственный мужчина в доме. И тут их обстреляли, завязался бой, и тот Саша погиб. Я вот смотрю на нынешнюю молодежь и думаю, кто из них готов вот так…
— Я вообще против всякой войны, — уверенно заявил Хорошко, — я хочу, чтобы на всей планете был мир… Ведь всегда можно договориться…
— Хочешь мира — готовься к войне, — напомнил Францев, — ладно, заканчиваем на сегодня. Сейчас я перенесу на бланк — минут двадцать на это уйдет. Ты, Саша, погоди немного или погуляй.
Зазвонил мобильный Францева. Он ответил на вызов и тут же переспросил:
— Кто?
Потом махнул рукой молодому человеку:
— Гуляй отсюда!
И прижал аппарат к уху.
— И по какому вопросу?
Он слушал, и лицо его становилось все напряженнее и напряженнее. И наконец он сказал:
— Знаете, где я располагаюсь? Прямо сейчас подходите, и мы все обсудим. Почему?.. Вам страшно… Хорошо, оставайтесь там, где вы сейчас находитесь, а я, как освобожусь…
Павел протянул руку, и Францев передал ему мобильный.
— Здесь подполковник юстиции Кудеяров. Что у вас случилось?
— Я вчера ночью видела убийцу. То есть я не видела, как убивали учительницу, но, кто это сделал, видела и теперь боюсь вообще куда-либо выходить. И в кабинете своем боюсь.
— Вы где сейчас?
— В своем кабинете в Доме культуры. Я Нина Лосева, директор ДК.
Глава шестнадцатая
Кудеяров вошел в фойе Дома культуры, миновал будку охраны и постучал по стеклу. Листающий глянцевый журнал немолодой охранник поднял на него глаза и не очень вежливо поинтересовался:
— Чего надо?
Павел предъявил служебное удостоверение и спросил:
— Пост круглосуточный?
— Так точно, — ответил охранник.
— Где спите по ночам?
— Никто и не спит, — удивленно вскинув брови, ответил мужчина, — по инструкции не положено.
Но Кудеяров уже увидел в фойе продавленный дерматиновый диван и телевизор на стене.
— Сигнализация по всему периметру?
— Нет, под сигнализацией только окна и двери бухгалтерии на втором этаже, а на первом помещение с реквизитом народного театра.
— Давно у вас театр? — удивился Павел.
— Третий год уж. Но вы могли бы не показывать удостоверение. Я и так знаю, кто вы — сначала только не признал: у меня зрение сдавать стало. А что касаемо охраны, то мы все входные двери на засов закрываем, проверяем все окна и двери кабинетов запираем.
Кудеяров спросил, где находится кабинет директора, и помчался на второй этаж, перешагивая через ступеньку. Подбежал к дверям, толкнул и распахнул, за ними находилась классическая советская приемная со столом для секретаря, на котором стоял компьютер, а не пишущая машинка. А рядом древняя настольная лампа с плоским стеклянным плафоном. И такие же древние стеллажи с папками для документов и неизвестная картина «В. И. Ленин катается в Горках с детьми на коньках» на стене. Рядом с картиной располагалась дверь с табличкой «Директор Дома культуры».
Кудеяров постучал осторожно и сразу услышал ответный и очень близкий шепот, как будто говорили в плотно прикрытую дверную щель.
— Кто здесь?
— Подполковник юстиции Кудеяров прибыл по вашему вызову.
Щелкнул замок. Павел вошел и увидел девушку. Поздоровался и обернулся, чтобы посмотреть на замок. Тот был французский, который легко закрывал дверь при любом захлопывании и так же запросто мог быть выбит ногой даже без разбега.
— Если вы всерьез думаете о своей безопасности, то замок надо менять и здесь, и в приемной.
— Да, — согласилась девушка, — я это знаю.
Она выглядела очень молодо, и непонятно, почему Францевы утверждали, что она рыжая, волосы у нее были золотистого цвета.
— Меня зовут Павел, — представился Кудеяров, — можно на «ты» без всякого смущения. Рассказывайте, что с вами произошло.
— Со мной ничего, а вот учительницу убили и как раз под моим окном. Это произошло в четверть второго прошлой ночью. Я живу на втором этаже, вчера ночью сидела, работала, потом подошла к окну и увидела, как из-за мусорной площадки выходит женщина в пуховике. Она перешла дорогу, как раз под моим окном, подняла глаза и увидела меня.
— У вас в комнате был включен свет?
— Нет, только настольная лампа. Но как раз уличный фонарь стоит возле моего окна, и ночью от него в комнате светло как днем. Давно хочу купить шторы, но как-то не получилось. Так вот, женщина подняла голову, увидела меня и, не сбавляя хода, показала на меня указательным пальцем, а потом провела этим пальцем возле своего горла.
— Это точно была женщина?
— Абсолютно точно. Рост не назову, но выше меня, а я метр шестьдесят четыре. Она, может быть, под метр семьдесят. В черном, скорее всего, недешевом плотном пуховике с поднятым на голову капюшоном, который прикрывал ее лоб. Я видела только нижнюю часть лица и глаза. У нее был совершенно страшный взгляд — очень острый, пронизывающий, леденящий, скажем так, и даже как будто насмешливый. Я еще не знала, что она совершила, но испугалась так, что отскочила от окна. Сердце забилось, и я сразу решила, что этот ее жест не пустая угроза. Потом где-то завелся мотор автомобиля, машина уехала, и все стихло.
— По работе двигателя можете угадать, дизельный или бензиновый?
— Наверняка нет, но мне кажется, что это был бензиновый, не отечественный и достаточно большого объема, по тому, как машина заработала, был небольшой рык… Вы понимаете меня?
— Конечно, водитель коснулся педали акселератора и тут же снял ногу.
— И еще: эта женщина была в черных валенках, невысоких таких — до середины голени, может, чуть ниже, и спортивные брюки на ней были неплотно облегающие, но важно, что ноги у этой дамочки стройные, может, даже спортивные. Я продолжала стоять у окна и скоро увидела соседа по дому из соседнего подъезда. Он обнаружил что-то, позвонил… Потом пришел наш участковый, приехала полиция. Я все поняла, и меня затрясло. Хотела выйти сразу и все рассказать, но ноги просто не держали меня. Я такая трусиха! А вдруг убийца где-то рядом и наблюдает, выйду я или нет. И вчера я целый день думала, как поступить. А вдруг мне не поверят, что убийца — женщина, ведь, как все говорят, она сделала это ножом.
— Правильно сделали, что рассказали. А женщина была рыжая?
— Рыжая — это я, — вздохнула девушка, — а волос той женщины я не видела: они были под капюшоном.
— Вы не рыжая, — поспешил успокоить девушку Кудеяров, — вы стопроцентная блондинка, точнее, девяносто девятой пробы. Когда в золото добавляют лигатуру — скажем, серебро, блондинку называют платиновой, хотя там платины ни одного процента. А если там больше пятидесяти процентов меди, то тогда действительно цвет волос кажется рыжим. Но только не у вас.
— Спасибо, утешили, — сказала Нина, — вам, наверное, нужно будет составить фоторобот? А если хотите, если сойдет, так я могу нарисовать — это будет точнее.
— Отлично, но это чуть позже, а сейчас мы подумаем, как вас охранять.
— Я думала остаться здесь, запереться хорошенько. Тем более что внизу находится охрана.
— Это не охрана, а одно название. Я, конечно, могу посадить здесь вооруженного сотрудника, но это тоже не вариант. Здесь нет условий. Вам даже спать негде.
— Я не буду спать, я буду работать. Мне надо просмотреть все сценарии массовых мероприятий: они устарели, и требуется правка.
— Замечательно, — произнес Павел. — А завтра днем что — опять за работу? Нет, вам надо домой. Охранник посидит у вас дома, а вы выспитесь.
— У меня однокомнатная квартира, то есть я снимаю однокомнатную. Она маленькая — квадратных метров всего-ничего. Там не то что прилечь, присесть негде.
Кудеяров задумался, а потом спросил:
— Вы же знакомы с Иваном Адреевичем Карсавиным?
— Да, но это трудно назвать знакомством, мне дали его телефон, я позвонила и попросила о встрече…
— Он приехал, — подхватил Павел, — вы предложили ему провести творческий вечер в Доме кульуры небольшого городка с телевидением и прочим антуражем, а он отказался.
— Вы все знаете?
— Работа такая. Но, если честно, дело не в работе: просто мы с ним старинные приятели, хотя видимся не так часто. Давайте отправимся сейчас к нему, поговорим и подумаем о ночлеге. Конечно, Иван Андреевич предложит вам одну из комнат своего прекрасного дома…
— Нет-нет, — вскричала Нина, — это будет верх наглости и бесстыдства. Остаться у незнакомого, в сущности, мужчины.
— Какая вы все-таки ханжа, Нина Лосева! Вы можете, конечно, остаться здесь или в съемной квартирке, и никто про вас ничего такого не подумает и не скажет, но жизнь, как говорится, дороже. Я хотел вам предложить убежище, где вас точно не достанет никакой злодей. А я бы сам стоял у дверей вашей спальни на страже с мечом в руках.
— С каким мечом? — не поняла девушка.
— С мечом правосудия.
Нина задумалась, но покачала головой.
— Заманчивое предложение, конечно, но я все же отвечу отказом.
Но Кудеяров продолжал настаивать.
— Не хотите остаться в доме старого писателя, я попрошу пристроить вас на ночлег одну пару: у них, правда, овчарка в доме, но думаю, что собака вас не тронет.
— Не пойду к незнакомым людям. Как-то это выше моего понимания о приличиях.
— Тогда я предложу вам пустой особняк. Только его надо прогреть: в нем нет никого уже давно — хозяйка постоянно проживает в Германии. Если согласны, то я пойду и включу газовый котел, через пару часов дом будет настолько теплым, насколько вы пожелаете. А можно и камин растопить — будет еще и романтично.
— Я подумаю.
— Думайте быстрее, потому что сразу поедем растапливать дом, пока он будет согреваться, зайдем к Карсавину, он живет по соседству. И вы обо всем договоритесь с ним: и про творческий вечер, и про телевидение. Но если откажетесь, то представьте, как вы будете сидеть здесь одна в огромном кабинете на сквозняках, как станете вздрагивать от каждого шороха и скрипа, зная, что старик-охранник где-то далеко на первом этаже беспробудно дрыхнет на диване, а если даже не спит, то помочь вам он ничем не сможет, потому что у него артрит, а из спецсредств он имеет только газовый баллончик, к тому же пустой, потому что он еще в июне разгонял им комаров.