Фотографии на первый взгляд не содержали ничего особенного. Екатерина Тиховлиз на каждой из них присутствовала в компании какого-нибудь известного мужчины. Обязательно влиятельного и богатого. Снимки были сделаны на различных мероприятиях, приемах, вечеринках, презентациях в присутствии большого количества народа. Ничего непристойного в них не было, и все же некоторый элемент интима присутствовал – что-то во взгляде, позе, жесте. Для человека постороннего подобное фото, скорее всего, интереса бы не представило. Но если предположить, что в свете ходили некие смутные слухи о связи Тиховлиз с тем или иным лицом, каждый снимок мог бы эти слухи подтвердить или всколыхнуть по новой. Тем более фотографии могли бы открыть глаза обманутой супруге, у которой прежде имелись сомнения в правдивости сплетен, и подтолкнуть ее к конкретным действиям.
Лишь несколько кадров выходили за рамки безобидных. Здесь не было намеков.
Например, на одном снимке некий известный политический деятель прижимал барышню к стене в темном закутке и, задрав ей юбку, лез в… Ну, вы догадываетесь, куда. Барышня явно не возражала, а скорее, наоборот. На другом Катя прощалась в машине с известным же бизнесменом, причем способ прощания был выбран весьма откровенный, и у ревнивой жены после взгляда на данное изображение, несомненно, должны пробудиться все худшие и темные стороны натуры.
Последний блок фотографий, как объяснила Вероника, запечатлел Екатерину с ее последним увлечением. Из пяти предложенных снимков один был особенно интересен. Мадемуазель Тиховлиз, стоя на коленях в месте, напоминающем дамскую комнату в ночном клубе, расстегивала брюки на весьма известном высокоморальным образом жизни и браком с дочерью крупного политика бизнесмене. Намерения и дальнейшие действия мадемуазель были легко предсказуемы.
Сокольский, глядя на фото, присвистнул.
– Остается удивляться изобретательности папарацци, умудрившегося сделать такой кадр, – проговорил он с долей уважения к профессионалу.
– Ну, что, Артем Георгиевич, все еще сомневаетесь, что мы сможем извлечь пользу из общения с Екатериной Пофисталовной? – задорно спросила Гриппа, предвкушая скорую встречу с «подругой».
– Уже нет. Приступайте к размещению материала на сайте, а я сделаю копию особенно интересных эпизодов в подарок мадемуазель Тиховлиз.
Они взглянули друг другу в глаза с одинаковым выражением скрытого торжества и предвкушения чего-то приятного. В глубине души Артем не выносил все семейство Тиховлизов и был бы не против доказать, что субботнее покушение является их рук делом.
Екатерина Тиховлиз, проведя с приятностью день, возвратилась домой с покупками и хорошим настроением, строя планы на вечер. Скинув шубку, она прошла в гостиную и, приняв от домработницы стакан свежевыжатого капустно-сельдереевого сока, уселась возле компа, намереваясь посмотреть, что в мире творится. А спустя двадцать минут, изрыгая проклятия и отборную ругань, к которой имела природную склонность, тщательно подавляемую на людях, схватилась за мобильник. Она испытывала страстное, буквально разрывающее ее на части желание добраться до Агриппины и вцепиться ей в горло.
– Слушаю… – с самодовольной улыбкой, едва сдерживая торжество, ответила на звонок Агриппина, увидев на дисплее имя вызывающего абонента.
– Ты что, сука, себе позволяешь? – в бешенстве прошипела Катя.
Дальнейшие ее фразы здесь привести невозможно, потому что, кроме союзов и предлогов, ни одного допустимого в обществе слова они не содержали.
Когда Екатерина Пофисталовна сделала первую значительную паузу в своем искрометном монологе, чтобы наполнить легкие воздухом, Гриппа спокойно и холодно распорядилась:
– Сиди дома. Приеду через час, и мы обсудим дальнейшее развитие событий.
После чего хладнокровно отключилась.
– Браво! – коротко оценил ее выдержку Артем и встал, чтобы подать даме шубу. – Но почему через час? Мы можем быть у нее раньше.
– Мне все же хотелось бы переодеться. Но поскольку ключей от дома у меня нет, а к родителям ехать далеко, придется заскочить по пути в какой-нибудь магазин. Не могу же я вторые сутки ходить в вечернем платье, да и каблуки порядком вымотали.
В просторный, отделанный мрамором подъезд дома на Тверской Агриппина входила одетая в джинсы, стильные, комфортные ботинки, укороченную дубленку и с удобной вместительной сумкой под мышкой, испытывая в душе чувство освобождения и легкости. А волосы девушки легко рассыпались по плечам блестящими русыми волнами.
Сокольский шагал чуть позади, удивляясь, насколько красивым женщинам любой стиль к лицу. В джинсах и дубленке Агриппина смотрелась так же эффектно и соблазнительно, как и в вечернем платье.
Не успели они добраться до лифта, как тишину вестибюля нарушил мелодичный перезвон нового телефона девушки. Взглянув на дисплей, Гриппа почувствовала, что ее брови удивленно поползли вверх.
– Кто? – тревожно спросил Артем, наблюдая за ней.
– Илья Тиховлиз. Может, пронюхал о чем-то? – Она остановилась перед лифтом, готовясь ответить на звонок. – Алло…
– Агриппина, привет, – раздался в трубке сладкий, неестественно дружелюбный голос. – Не оторвал тебя от дел?
– Нет, – сухо ответила Гриппа, пытаясь разгадать, что понадобилось «жениху».
– А я вот намерен пригласить тебя на ужин. Мы так редко видимся, в основном в гостях, хотелось же встретиться наедине, поболтать. Или, скажем, в театр сходим? – чувствуя настороженность собеседницы, фантазировал Илья, напрягая свои навыки опытного ловеласа.
– Сегодня я занята, можем встретиться завтра, – нахмурившись, ответила Гриппа.
Она решила, что у нее появилась возможность раз и навсегда избавиться от унизительных, фальшивых ухаживаний Ильи. Пора поставить «поклонника» на место.
– Отлично! Я завтра тебе позвоню, и мы договоримся о времени, – обрадовался Тиховлиз, не рассчитывавший на столь легкую победу. Быстро получив согласие, как знать, может, у него и выгорит жениться на наследнице миллионов?
Артем, внимательно наблюдавший за Агриппиной и подслушивавший ее разговор, почувствовал, как у него испортилось настроение. То, что девушка назначила свидание Тиховлизу, его просто взбесило. Сокольский едва сдержался, чтобы не высказать свое мнение на сей счет. Пришлось даже несколько раз напомнить себе мысленно, но твердо, кто она такая, твердя ее полное имя, отчество и фамилию. Помогло.
Екатерина рывком распахнула дверь квартиры, едва услышала звук остановившегося на этаже лифта. Барышня была сильно на взводе – за последние полчаса она имела «удовольствие» побеседовать с несколькими приятельницами и одной обманутой женой. Так что теперь ее состояние, как никогда в жизни, было близко к припадку ярости и полной потере контроля.
Вид полной спокойного достоинства Агриппины, гордо выплывшей из лифта, послужил для непривыкшей к подобным историям хитроумной Екатерины Пофисталовны катализатором, взорвавшим бродившую в ней эмоциональную смесь.
С криком: «Убью, стерва!» – мадемуазель Тиховлиз, выставив перед собой когти, бросилась на не готовую к вражеской атаке Гриппу. Если бы не реакция Артема, который в последний миг чудом успел сбить с нужной траектории летящую со скоростью кометы Екатерину и спрятать свою спутницу у себя за спиной, трагедия была бы неизбежна. Швы на Гриппином лице и многочисленные пластические операции были бы лучшим и наименее болезненным исходом наскока разъяренной светской львицы.
Поймав и с трудом, несмотря на солидную разницу в росте и весе, скрутив разъяренную Екатерину Пофисталовну, Артем затолкал ее в квартиру. А затем, когда вошла Агриппина, захлопнул входную дверь.
– Спокойно, госпожа Тиховлиз! Советую вам взять себя в руки, иначе ваши неприятности публикацией безобидных фотографий не закончатся, – пригрозил Кате Сокольский, едва все трое оказались вне зоны слышимости соседей.
Как Артем и предполагал, пускать Агриппину на эту встречу без своего сопровождения было нельзя. Да и дальнейшие последствия их демарша с Интернетом могут быть самыми непредсказуемыми, если они не сумеют доходчиво объяснить Екатерине Пофисталовне, насколько крепко держат ее за горло. Да и вообще до конца следствия он просто права не имеет оставлять Гриппу без присмотра – в целях ее безопасности. Данное судьбоносное решение Сокольский принял скрепя сердце, понимая, чем рискует, обрекая себя на столь близкий и продолжительный контакт с Агриппиной Вольдемаровной Начинкиной. «Да-да, надо почаще называть ее полным именем, дабы не забывать, с кем имею дело», – с горечью решил Артем, с некоторой опаской выпуская из крепких мужских объятий взъерошенную, покрытую красными пятнами, все еще извергающую пламя Екатерину Тиховлиз.
Выпущенная на свободу, Катя расправила одежду, провела рукой по всклокоченным волосам и, глядя лишь на Сокольского, спросила:
– Что вы имеете в виду?
– Нам предстоит серьезный разговор, – спокойным голосом пояснил Артем, все еще оставляя Гриппу за собственной спиной. – Думаю, вам лучше привести себя в порядок и выпить что-нибудь успокоительное. А мы пока пройдем в гостиную. Но предупреждаю: никаких фокусов. Иначе вы будете иметь дело со мной, – грозно стрельнув глазами, добавил Сокольский для пущего эффекта.
Катя с минуту молча смотрела на гостей, потом резко развернулась и исчезла за дверью своей спальни, предоставив гостям самим располагаться.
– Ну и ну… – выдохнула Гриппа, снимая дубленку. – Я еще никогда в жизни так не пугалась. Думала, она меня разорвет! Спасибо за спасение моей жизни, Артем Георгиевич, я ваша должница.
И девушка устремила на своего дважды героя такой мягкий, беззащитный, полный искреннего восхищения взгляд, что означенному герою тут же захотелось броситься с голыми руками на тигра, льва и нильского крокодила одновременно.
Когда Катерина вернулась в гостиную, ее рыжевато-каштановые волосы были уложены, костюм безупречен, а лицо не выражало никаких эмоций.
– Итак, я вас слушаю, – холодно произнесла хозяйка дома, усаживаясь в кресло напротив визитеров.