Она свернула налево на какую-то улицу, остановилась, чтобы прочитать табличку с названием, вытянула шею, кстати, довольно изящную, а идущая навстречу машина вынуждена была остановиться. Водитель начал кричать через окно какую-то чушь. Она не ответила, Филипп тоже промолчал, и вскоре они остановились чуть поодаль возле неоновой вывески «Отель “Ренессанс”». У него явственно промелькнула в голове довольно простая, но весьма самоуверенная мысль, но он ее отогнал.
– Мне остаться в машине или пойти с вами?
– Можешь пойти или делай, что тебе угодно.
Он вышел, догнал ее на тротуаре. Он был выше ее на целую голову. По глупости он сказал ей, что если будет ему «тыкать», то и он будет обращаться к ней так же.
– Только посмей. Я перебужу весь Макон.
– Мы еще не в Маконе, а в Шалон-сюр-Соне.
– Вот именно! Меня и там будет слышно.
Она повернулась к нему лицом – совершенно безразличная, за словом в карман не полезет, делает вид, будто и не такое встречала, но при этом у него возникло почти физическое ощущение – абсолютная уверенность в том, что сегодня же ночью она окажется в его объятиях, что он увидит ее глаза без очков, а завтра они будут вместе загорать на солнышке. Она стояла перед закрытой стеклянной дверью. Должно быть, ей пришли в голову те же мысли, потому что неожиданно, не сводя с него взгляда, но изменившимся, словно усталым голосом она произнесла:
– Да какая разница, иди.
И потом зашла.
Дальше произошла сцена, смысл которой он не мог понять. Девушка обратилась к элегантному господину, восседавшему за стойкой администрации, а потом к подошедшей к ним его супруге. У нее был заказан номер по телефону. На фамилию Лонго. Она спросила, ночевала ли она у них в отеле прошлой ночью. Им обоим стало не по себе, они явно были сбиты с толку и в недоумении переглядывались.
– Но вообще-то, мадемуазель, вы сами должны это знать…
Правда, они ее не видели. Дежурил ночной портье, а сегодня, как всегда по субботам, он выходной. Девушка ответила:
– Правда? Как все просто.
– Так это не вы приезжали вчера вечером?
– Я как раз и хотела вас об этом спросить.
Филипп держался неподалеку и машинально крутил стоящую на стойке пепельницу – водил ею вокруг подставки с шариковой ручкой. Наверное, ее это раздражало, потому что, не повернув головы, она положила правую руку ему на плечо, но сделала это мягко, почти по-родственному. У нее были очень тонкие, длинные пальцы с коротко подстриженными ногтями без лака. Машинистка, подумал Филипп. Она сказала, что если она действительно здесь ночевала, то должна быть какая-то запись, ее имя в книге регистрации клиентов.
– У нас есть карточка, мы уже подтвердили это по телефону жандарму. Но вы приехали очень поздно, поэтому на ней стоит сегодняшнее число.
Хозяйка, начиная нервничать, перебирала бумаги на полке за стойкой. Она положила перед девушкой маленькую белую карточку, та лишь взглянула на нее, даже не взяв в руки:
– Это не мой почерк.
Муж тут же вмешался:
– Разумеется, не ваш. Формуляр заполнял портье. Кажется, вы сказали ему, что вы левша, а левая рука у вас была перевязана. Как, впрочем, и сейчас. Это что, неправда, вы не левша?
– Левша.
Он тоже взял карточку и громко прочитал слегка дрожащим голосом:
– Лонго. Даниэль-Мари-Виржини. Двадцать шесть лет. Работаете в рекламном агентстве. Приехали из Авиньона. Живете в Париже. Французское гражданство. Это не вы?
Казалось, она в свою очередь была обескуражена:
– Из Авиньона?
– Вы так сказали портье.
– Какой-то идиотизм.
Администратор молча развел руками. Не он же виноват в том, что она сказала какую-то глупость. Филипп сжал теплую руку, лежавшую на рукаве его свитера, и осторожно спросил:
– Вы вообще сюда не приезжали?
– Конечно, нет! Все придумано с начала и до конца!
– Если хотите, можно найти портье.
Она несколько секунд глядела на него, потом пожала плечами, сказала, что не стоит, и отодвинулась от него. Открыла входную дверь, даже не попрощавшись.
– Вы не берете номер? – выкрикнула хозяйка.
– Беру, – ответила она. – Как и вчера. Ночую в другом месте, но как бы нахожусь здесь. Это чтобы казаться интересной.
В машине она закурила сигарету, выпустила дым с усталым видом, думая о чем-то своем. Филипп счел, что разумнее промолчать. Прошло не меньше двух минут, прежде чем она завела мотор, поплутала по закоулкам и выехала на набережную, туда, где он ее встретил.
– Не хочу никуда ехать ночью. Не могу отвезти тебя в Канны. Прости, что из-за меня ты зря потерял время. Так уж получилось.
Она быстро нагнулась и открыла дверцу машины. Он даже не посмел обнять ее за плечи, а уж тем более поцеловать – только бы пощечину заработал, а когда ответить тем же невозможно, то это не вдохновляет. Тогда он сказал, что соврал и в Канны не едет.
– Врать нехорошо.
– Я должен сесть на корабль в Марселе, 14-го. (Еще одна ложь.) В Гвинею.
– Пришлешь оттуда открытку. Прошу тебя, выйди.
– У меня контракт на работу в Гвинее. Реактивные двигатели для самолетов. Получил диплом, пока служил в армии. Могу рассказать массу интересного про реактивные двигатели. Очень познавательно, вот увидите.
– Тебя как зовут?
– Жорж.
– А ты кто – цыган или испанец?
– Наполовину цыган, наполовину итальяшка, наполовину бретонец. Я из Меца. Могу рассказать много интересного про Мец.
– У меня аллергия на всякую экзотику. Ты не врешь про реактивные двигатели?
Он поднял правую руку, сделал вид, что плюет на землю, и сказал:
– Им нужны специалисты.
– Я думала, они нанимают только китайцев.
Он пальцами растянул уголки глаз:
– Я тоже немного китаец.
– Уверяю тебя, я припаркуюсь и буду спать. Долго.
– Могу подождать вас в машине.
– Даже речи быть не может.
– Само собой, могу поспать с вами.
– Невозможно. Я ворочаюсь, брыкаюсь. Ведь в ту сторону идет куча машин. Хочешь совет?
– Я уже совершеннолетний.
Она покачала головой, вздохнула и завела двигатель. Филипп сказал, что, если она захочет, завтра рулить будет он. С больной рукой – это не с руки. Она ответила: солнце мое, до завтра она уж точно найдет способ, как от него избавиться.
При выезде из города она въехала в сад возле отеля – сколько звезд – непонятно, – где было припарковано множество машин с номерами департамента Сена и иностранными. Она вышла, он остался.
– У тебя нет денег заплатить за номер?
– Нет.
– Ты ел?
– В поезде. Вы мне перебили аппетит.
Она сделала нерешительно несколько шагов по направлению к освещенному входу. Большие окна были открыты, несколько поздних посетителей ужинали за одним из столов. Она остановилась и обернулась к машине.
– Ну, так ты идешь или что?
Он подошел к этой высокой, усталой, потрясающей блондинке. Она взяла номер с ванной для себя и другой, ниже этажом, для него. Он сказал в лифте:
– Мне тоже нужна ванна.
– Обойдешься. Утром помоешься в моей. Если попросишь, потру тебе спинку. И вообще, ты скоро угомонишься?
Он зашел вместе с ней в большую комнату с задернутыми шторами. За ними следовал посыльный в синем переднике с их чемоданами. Увидев чемодан Филиппа, она удивилась:
– Это не мой. Вы взяли его в машине?
– Это мой, – сказал Филипп.
– Надо же, своего не упустите.
Она дала монету служащему, это заняло много времени из-за руки, и попросила приготовить какую-нибудь еду, пусть даже холодную. На двоих. Она спустится в ресторан через четверть часа. Когда этот тип ушел, она пнула ногой чемодан Филиппа и указала ему на открытую дверь.
Он оставил ее в покое. Было начало первого, но снизу доносились громкие крики какого-то полуночника. Его номер был гораздо меньше и хуже, окно выходило в сад. Он взглянул на «Тандербёрд», постоял в задумчивости, открыл чемодан, умылся и почистил зубы, решил, что будет нелепо выглядеть, если переоденется. Он закрыл дверь, чтобы не спускаться сразу же, и заставил себя прочитать правила пребывания в отеле.
Когда он без стука зашел к ней в номер, она была босиком, в лифчике и трусиках белого цвета, аккуратно развешивала на двух стульях у окна выстиранный белый костюм. Она надела очки с прозрачными стеклами и металлическими дужками, теперь ее лицо было видно лучше, и оно ему больше нравилось, а тело у нее было именно таким, как он и представлял, – гибким и восхитительным. Она спросила, видит ли он возле двери в ванную вазу из граненого стекла? Он ответил, что видит.
– Если ты немедленно не уберешься отсюда, я разобью ее о твою голову.
Он спустился в ресторан дожидаться там мисс Четырехглазку. Она появилась в бирюзовых брюках, которые он видел в чемодане, они, как и белый свитер, довольно откровенно обтягивали ее, и она снова нацепила свои дикарские темные очки.
Он не был голоден. Он смотрел на нее, на ее обнаженные руки, она сидела напротив, вонзаясь ложкой в мороженую дыню, а он нарезал ей мясо мелкими кусочками. Она говорила медленно, слегка грустным голосом. Она руководила рекламным агентством. Ехала к друзьям в Монте-Карло. Рассказала ему какую-то невнятную историю, в ней фигурировала куча людей, которые везде ее узнавали, потому что видели накануне, и он обратил внимание, что она больше не «тыкает».
Когда он понял в общих чертах, что с ней приключилось, расхохотался. И правильно сделал. Она тут же почувствовала благодарность за это:
– Так вам тоже это кажется нелепым, правда?
– А как иначе? Просто вас разыграли. Вы где встретили этого дальнобойщика с фиалками?
– Перед шоссе в Осер.
– Должно быть, он часто ездит по дороге шесть и знает всех в округе. Он им и позвонил. С вами сыграли в Мальчика-с-пальчик – только задом наперед.
– Ну, а жандарм? Вы полагаете, что жандарм мог участвовать в такой идиотской шутке?
– Да он наверняка либо приятель, либо родственник владельца станции техобслуживания. Во всяком случае, почему бы и нет? Вы считаете, что в жандармы идут большие умники?