— Нет, нет, — продолжал твердить Артур Ранс, — зачем скрываться? Следует все сказать.
Вдруг репортер принял какое-то решение, и по блеску его глаз я понял, что он о чем-то лихорадочно думает. Наклонившись к Артуру Рансу, который правой рукой опирался на трость с набалдашником в виде вороньего клюва, Рультабиль принялся сосредоточенно ее рассматривать. Клюв был превосходно вырезан из слоновой кости одним известным мастером в Дьеппе.
— Вы позволите? — спросил мой друг, протягивая руку к трости. — Я большой любитель подобных безделушек, и Сэнклер уже говорил мне о вашей трости, а я еще не видел ее. Она действительно превосходна. Это, безусловно, изделие Ламбеса. На всем нормандском побережье нет более искусного мастера.
Молодой человек разглядывал трость и, казалось, больше ни о чем не думал. Он вертел ее так и сяк, и дело кончилось тем, что трость выскользнула у него из рук и покатилась к ногам Робера Дарзака. Я поторопился ее подобрать и возвратить Рансу. Рультабиль поблагодарил меня словами, буквально испепелив взглядом, сжигающим, словно молния, из чего я заключил, что поступил, как последний дурак.
Госпожа Эдит поднялась, раздосадованная невыносимым поведением зазнайки Рультабиля и молчанием Дарзаков.
— Дорогая моя, — сказала она госпоже Дарзак, — я вижу, что волнения прошедшей ужасной ночи не прошли бесследно. Вы очень устали и нуждаетесь в отдыхе. Может быть, пройдем к нам?
— Прошу прощения, госпожа Эдит, — остановил ее Рультабиль, — но я задержу вас еще на одно мгновение. То, что мне предстоит сообщить, весьма вас заинтересует.
— Говорите же, господин Рультабиль, и не томите нас больше.
Она была права. Понимал ли это Рультабиль? Что ж, затянутость своего предисловия он с лихвой искупил быстрым, точным и красочным рассказом о событиях минувшей ночи. Загадка Лишнего тела Четырехугольной башни предстала перед нами во всем своем таинственном ужасе. Госпожа Эдит просто дрожала от волнения. Что же касается Артура Ранса, то он, зажав в зубах клюв своей замечательной трости, повторял удивленно, но с чисто американской флегматичностью:
— Дьявольская история. Все это происшествие — просто дьявольская история!
Однако, произнося это, он посматривал на носок туфельки госпожи Дарзак, немного выглядывавший из-под юбки. Только теперь разговор стал общим. Хотя это был и не разговор, а смесь восклицаний, негодований, жалоб, вздохов, соболезнований и попыток объяснить появление Лишнего тела. Попыток, которые ничего не объясняли, а только увеличивали общее недоумение. Рассуждали и о том, каким ужасным образом было удалено это Лишнее тело — в мешке из-под картофеля. Госпожа Эдит вновь восхищалась геройским поведением Робера Дарзака. И лишь Рультабиль за все это время не произнес ни слова. Вероятно, он просто презирал подобное проявление умственного расстройства и терпел его с видом профессора, предоставившего несколько минут передышки послушным ученикам. Это была та манера его поведения, которая мне не слишком-то нравилась. Несколько раз я пытался ему на это указать, абсолютно, впрочем, безуспешно, так как Рультабиль всегда вел себя именно так, как считал нужным. Наконец, без сомнения решив, что паузу пора заканчивать, он довольно резко поинтересовался у госпожи Эдит:
— Итак, вы все еще хотите вызвать полицию?
— Безусловно, и даже больше, чем раньше, — ответила госпожа Эдит, — полиция установит наконец, то, в чем не способны разобраться мы сами.
Этот намек на интеллектуальную беспомощность моего друга оставил его совершенно разнодушным.
— Признаюсь вам, господин Рультабиль, — продолжала наша хозяйка, — что, по моему мнению, следовало уведомить правосудие гораздо раньше. Это избавило бы вас от изнурительных ночных дежурств, которые ни к чему не привели, так как не помешали тому, кого вы так опасались, проникнуть в замок.
Рультабиль сел, справившись с раздражением, уже достаточно заметным на этот раз, и снова как бы случайно завладел тростью, которую Артур Ранс оставил у стула.
«Чего он прицепился к этой трости? — подумал я. — Уж теперь-то меня не заставишь к ней прикоснуться».
— Вы неправы, госпожа Эдит, — сказал Рультабиль, поигрывая тростью, — меры, которые я предпринял для обеспечения безопасности господина и госпожи Дарзак, все-таки пригодились. Во-первых, они позволили установить наличие Лишнего тела, и, во-вторых, мне удалось обнаружить отсутствие, быть может, более объяснимое, недостающего тела.
Мы все переглянулись, одни — пытаясь понять смысл его слов, другие — опасаясь его понять.
— Тогда, — ответила госпожа Эдит, — никакой тайны больше не существует, и все объясняется само собой. С одной стороны — одно лишнее тело, с другой — одно недостающее.
Вероятно, она специально использовала странную терминологию моего друга, чтобы посмеяться над ним.
— Да, — сказал Рультабиль, — и это ужасно, так как недостающее тело появилось слишком кстати для объяснения лишнего тела. Дело в том, госпожа Эдит, что Недостающее тело, о котором идет речь, является телом вашего дядюшки — господина Боба.
— Старый Боб! — воскликнула госпожа Эдит. — Старый Боб пропал?
И мы все, словно эхо, повторили за ней вслед:
— Пропал Старый Боб?
— Увы! — сказал Рультабиль и снова уронил трость.
Но новость об исчезновении Старого Боба настолько поразила и Дарзаков, и Рансов, что на трость никто не обратил внимания.
— Мой дорогой Сэнклер, — сказал Рультабиль, — будьте любезны, поднимите эту трость, пожалуйста.
Я ее поднял, причем Рультабиль меня даже не поблагодарил. Внезапно госпожа Эдит, как львица, бросилась на резко отшатнувшегося Робера Дарзака с криком:
— Вы убили моего дядю!
Артур Ранс и я едва сдерживали ее, пытаясь успокоить. Мы убеждали, что временное отсутствие Старого Боба еще вовсе не означает, что он исчез в роковом мешке. Мы упрекали Рультабиля за резкость и внезапность, с которой он высказал свое мнение, и даже не мнение вовсе, а некую смутную гипотезу, зародившуюся в его разгоряченном мозгу. Мы умоляли госпожу Эдит выслушать нас, мы доказывали, что эта гипотеза ни в коем случае не оскорбляет ее и что она оказалась возможной лишь в предположении, что Ларсан принял вид ее дяди. Однако она приказала мужу замолчать, а меня смерила презрительным взглядом с ног до головы.
— Господин Сэнклер, — сказала она, — я очень надеюсь, что мой дядя исчез лишь для того, чтобы в скором времени появиться вновь. Будь это иначе, я назвала бы вас соучастником низкого и гнусного преступления. Что касается вас, господин Рультабиль, то одна мысль, что вы посмели сравнить негодяя Ларсана со Старым Бобом, лишает меня отныне и навсегда возможности подавать вам руку. Надеюсь, вы будете достаточно тактичны и освободите меня в скором времени от своего присутствия.
— Сударыня, — ответил Рультабиль с низким поклоном, — я как раз хотел просить разрешения покинуть вас на двадцать четыре часа. Через сутки я вернусь и буду готов помочь вам в тех затруднениях, которые могут возникнуть из-за исчезновения вашего почтенного дяди.
— Если через сутки мой дядя не появится, то я обращусь к итальянскому правосудию.
— Это хорошее правосудие, — кивнул головой Рультабиль, — но, перед тем как прибегнуть к помощи местной полиции, я вам советую опросить тех слуг, которым вы доверяете, в особенности Маттони. Вы доверяете Маттони, сударыня?
— Да, господин Рультабиль, я ему доверяю.
— Тогда расспросите его! Расспросите его хорошенько, и позвольте мне перед отъездом преподнести вам это прекрасное историческое произведение, — сказал Рультабиль и вытащил из кармана какую-то книгу.
— Что это еще такое? — презрительно спросила госпожа Эдит.
— Это работа Артура Батайля «Причины преступности и общество». Я советую вам прочитать здесь о переодеваниях и надувательствах известного бандита, настоящее имя которого было Бальмейер.
Разумеется, Рультабиль не знал, что я в течение двух часов уже рассказывал госпоже Ранс о необычайных приключениях этого человека.
— После подобного чтения спросите себя, мог ли такой преступник, со свойственной ему хитростью, предстать перед вами в виде вашего родственника, которого вы до этого не видели целых четыре года. Припомните, сударыня, перед тем, как обнаружить вашего превосходного дядюшку в дебрях Араукании, вы не видели Старого Боба именно четыре года. Воспоминания же сопровождавшего вас господина Раиса относились к еще более отдаленному периоду и могли быть обмануты еще проще, так как он был лишен вашего нежного сердца племянницы. Я умоляю вас на коленях, сударыня, — не сердитесь! Положение никогда еще не было столь серьезным для всех нас. Останемся союзниками. Вы приказываете мне уехать — я повинуюсь, но вскоре вернусь, так как если мы все остановимся на ужасной гипотезе о Ларсане, занявшем место вашего дяди, то потребуется начать поиски Старого Боба. В этом случае я смогу вам помочь и останусь навсегда вашим верным и покорным слугой.
И поскольку госпожа Эдит все еще сохраняла оскорбленный вид королевы из нелепой комедии, Рультабиль обратился к ее мужу:
— Прошу принять мои извинения, господин Ранс, за все, что здесь произошло. Надеюсь, что вы, как джентльмен, примете мои извинения также и от имени вашей жены. Вы упрекнули меня за быстроту, с которой я сообщил о своей гипотезе, но вспомните — еще совсем недавно госпожа Эдит упрекала меня в медлительности.
Однако Артур Ранс его больше не слушал, он взял жену под руку, и оба собрались уже покинуть комнату, как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился Вальтер — конюший и верный слуга Старого Боба. Он был весь покрыт грязью, к вспотевшему лбу в беспорядке прилипли пряди волос. Порванная одежда довершала картину. Его полное ужаса лицо заставило нас опасаться нового несчастья. Он бросил на стол какую-то грязную тряпку, и мы с отвращением узнали в помятом и покрытом пятнами крови полотне тот самый мешок, в котором Робер Дарзак увез Лишнее тело.
Хриплым голосом и дикими жестами Вальтер пытался что-то объяснить на своем невероятном английском языке, а мы все, кроме Артура Ранса и госпожи Эдит, могли лишь догадываться, о чем он говорит.