– Больше, – мысленно пересчитав, поправил Павел. – Штыков шестьдесят, а еще четыре БТРа и экипажи в них.
– Да, это успокаивает, – хмыкнул Бабаев. – Мы китайцев числом задавим, хм… Думаете, опять попытаются занять остров, товарищ лейтенант?
– Да хрен их знает, Бабаев. Я бы на их месте не стал.
– Я тоже – не с дуба же рухнул. Не пойму, с чего они такие упрямые? Лезут и лезут. Что им дался этот остров?
– Дело принципа, – вздохнул Павел. – Сомнительные у них принципы, но уж какие есть.
– Ага, и ради принципа готовы положить столько народа… Целые армии собрались с двух сторон – и все ради клочка земли, где только рис растет после половодья… Нет, я, конечно, рис люблю, если это не каша…
– Все, Михаил, отставить разговоры. Держи свою философию при себе.
Перебежками приближались бойцы, снова стучали лопаты, перекатывались тяжелые камни. Слева активность затихала – мотоманевренная группа завершала работы. Задним ходом, чтобы не маячить у противника на виду, отползал БТР. Пограничник махал руками, ругался – куда прешь? Не видишь – яма!
– Анекдот вспомнился, – хохотнул Черемшин. – Испытания нового танка в итальянской армии. Инструктор объясняет курсантам: «Вот это коробка передач – одна скорость передняя и четыре задних». – «Господин инструктор, а передняя зачем?» – «Как зачем? Думайте головой, курсанты! А вдруг враг с тыла зайдет?»
Лениво похихикали, потянулись к сигаретам.
– Все – на позиции, – скомандовал Павел. – Спать сегодня будем по очереди и немного. Кто замерзнет – бегите греться в БТР.
– Думаете, пустят? – с сомнением сдвинул на затылок шапку Модяну.
– Не пустят, разрешаю жаловаться.
Последний штрих – таскали ветки, мостили ложе, чтобы не лежать на голой земле. Изводили запасы спичек – грели руки.
Взвод лежал на позициях, иногда кто-то отползал, разминал кости, делал пробежки, чтобы согреться. Позади БТРа пограничники развели костер в яме.
Ночка выдалась напряженной. Хуже нет, когда ничего не происходит, хочется спать, да еще и холод пощипывает за разные места.
В первом часу ночи на позициях стало тихо. Павел разрешил бойцам вздремнуть через одного. Сам курил в кулак, всматривался в очертания противоположного берега. Там иногда перекликались люди, звякал металл. Порой сновали тени. Тогда он напрягался, всматривался до рези в глазах.
Остров лязгал, иногда включались двигатели, загорались фары – подчиненные Яшина действительно создавали видимость присутствия большого числа людей. Павел свернулся клубком, сунул кисти рук в рукава, отключился минут на сорок. Очнулся от холода, всмотрелся в светящиеся стрелки часов. Половина второго.
Над районом висела тишина, оба берега помалкивали. Только тени иногда сновали на советской стороне, вспыхивали огоньки сигарет.
Он сполз с косогора, сделал несколько упражнений, чтобы разогнать кровь. Пополз вдоль окопов. Сержант Покровский негромко похрапывал, но когда лейтенант проползал мимо, беспокойно шевельнулся, уставил на него поблескивающий глаз. Успокоился, снова всхрапнул – в Багдаде все спокойно…
Черемшин не спал, разлегся, раскинув ноги, смотрел вдаль. Лежанку он соорудил недурную – не поленился натаскать веток и жухлой травы.
– Свои, – предупредил Котов, пристраиваясь рядом. – Все нормально, Черемшин?
– Ага, товарищ лейтенант, до мурашек… – пограничник передернул плечами. – Тихая жуть, по-другому и не скажешь. Привидения снуют… Кто-то на берег выходил – несколько человек, постояли, потом будто в воздухе растворились, словно в параллельный мир ушли… Страшновато, товарищ лейтенант. Я вообще с темнотой не в ладах. А если знаешь, что там тысяча бесов, и неизвестно, что у них на уме, тогда и вовсе…
– Будь осторожен, Черемшин, – усмехнулся Павел. – Незнание, порожденное страхом, со временем становится религией.
– Да знаю я, – отозвался пограничник. – «Незнание рождает страх» – кто-то из великих сказал. А насчет религии – это не ко мне…
– На журналиста учился?
– Нет, на филфаке… Тоска казалась смертная, бросил после полутора лет мучений. А сейчас вспоминаю – нет, вроде ничего было…
– Наверстаешь, Черемшин, какие твои годы. А насчет страха – бойся на здоровье, только до паники не доводи.
«Не много ли недоучек в этом взводе», – мелькнула странная мысль. Ведь не все после школы знали, что станут солдатами и побывают в настоящих боях…
Раздался шорох, Павел схватился за автомат.
– Не стреляйте, товарищ лейтенант, мир, май, труд… – шептал, подползая, Бабаев. – Свои, в общем… Не спится, товарищ лейтенант? – он мостился, пристраивая под руку «АК-47». – У меня тоже сна ни в одном глазу, буду завтра сонной мухой ходить… Вы что-то про страх говорили или про высшее образование, я не понял?
– Учиться, говорю, пойду, – буркнул Черемшин. – Умным стану, в отличие от вас, лаптей.
– А это пожа-алуйста, – протянул Бабаев. – Только умнее ты, Вадька, все равно не станешь. Ум – он либо есть, либо нет. Никакие деканы с доцентами тебе его в башку не затолкают. И вообще… – он тихо засмеялся, – сколько ты ее ни учишь, двойку все равно получишь…
– А ты почему здесь? – удивился Павел.
– Ах, да, – вспомнил Бабаев, – товарищ лейтенант, просто мимо шел. С мотострелками потрещали, пора и поспать…
Он откатился в ложбину, пополз дальше, виляя, как угорь. Черемшин проводил балагура взглядом, покачал головой.
– Как вы думаете, товарищ лейтенант, – повернулся он к Котову, – нас утром сменят?
– Конечно. Мы в обычном наряде, хотя и усиленном…
Глава 13
Наступило утро – туманное, ненастное. Падал липкий снег, окрестности протоки затянула дымка. Не сказать, что плотная и непроглядная, но лучше бы ее не было! Китайский берег продолжал безмолвствовать, крепли основания для сдержанного оптимизма. А вдруг действительно пронесет?
Ворочались продрогшие пограничники, тихо ругались. Пустовой с Шульгиным в ложбине занимались утренней зарядкой – бодро, энергично, как на плацу после подъема. Зевал Бабаев, вывихивая челюсть, – все же поспал. Пулеметчик Шагдаров деловито вскрывал штык-ножом банку с перловой кашей, ел с ножа, причмокивал, наплевав на народные приметы. В обычной жизни – редкая гадость, но сегодня – такая вкуснотища!
– Вадька, расскажи анекдот про прапорщика! – попросил Семен Глобыш.
– Не хочу, – отбивался Черемшин, – настроения нет.
– Ну, расскажи…
– «Товарищ прапорщик, остановите поезд!» – «Поезд, стой, раз – два!»
Солдатики смеялись, ломали челюсти от зевоты.
– А еще расскажи!
– «Товарищ прапорщик, машина не заводится!» – «Поехали, потом заведешь!»
– Чего вы тут ржете, как кони? – подбежал к солдатам молодой лейтенант. Снял шапку, вытер пот со лба. Голова была коротко стрижена, с ранними залысинами. – Лейтенант Васильев, – протянул он руку, – вечером не было возможности познакомиться… Майор Яшин послал проверить позиции. Как тут у вас?
– Все тихо, товарищ лейтенант. Туман, правда, мешает: не видно полную картину.
– Ну, да, а еще бы лес убрать, чтобы совсем ничего не мешало… – Васильев криво усмехнулся. – На нашем фланге – все иначе. Противник концентрируется напротив западного берега острова – полно пехоты, уже и на деревьях сидят… Явно готовятся к броску – ждут, пока рассветет. У вас, наверное, тоже, так что смотрите в оба. Плохо, если пойдут под прикрытием тумана.
– Так он и нас прикроет, – улыбнулся Павел. – Понял, лейтенант, спасибо, будем держаться.
Васильев откатился, побежал, пригибаясь.
Рассвет набирал силу. Туман распадался на клочки. Павел отправил Покровского проверить бойцов. Урчали двигатели – БТРы еще не выходили из укрытий, механики-водители прогревали моторы.
Ровно в девять утра на китайской стороне включилась громкоговорящая установка. Резкий свист, дрожание эфира – хоть уши затыкай! «Мы призываем русских пограничников покинуть китайскую территорию, отказаться от ревизионизма, не идти на поводу у ваших недальновидных политиков! – Русским языком дама, в принципе, владела, но сложносочиненные слова выходили у нее потешно: – Вас обманывают! Вас используют в своих гнусных целях! Поднимайте руки и выходите на сторону Китая! В противном случае вы будете уничтожены!»
Народ притих. Скорчил задумчивую мину Бабаев: видно, размышлял, как бы красивее это прокомментировать. Пока он думал, на советской стороне заработала аналогичная установка. Трансляция велась на китайском и тоже женским голосом. После короткой паузы – все заново.
– Как странно! – надрывно засмеялся Коля Лапшин. – Китайцев понимаю, а наших – нет!
– Так тебе и не надо их понимать! – выкрикнул Кузнецов. – Ты же не китаец!
Примерный текст советского послания «дружественному китайскому народу» Павел знал: «Одумайтесь, товарищи, пока не поздно! Перед вами – сыновья тех, кто освобождал Китай от японских захватчиков! Тех, что бились с вашими отцами плечом к плечу!»
Динамики голосили, надрывались, причем с двух сторон, и скоро все это стало превращаться в невыносимую какофонию, долбило по нервам, рвало барабанные перепонки.
Покровский застонал, заткнул уши:
– Дамы, прекращайте! Сил моих нет слушать вашу перебранку!
Громкоговорители заткнулись, с обеих сторон нависла тишина.
– Вадька, расскажи анекдот! – завел старую шарманку Глобыш.
– Да ну, – огрызнулся Черемшин, – теперь точно нет настроения. Товарищ лейтенант, нас скоро сменят?
Массированный обстрел начался около десяти утра. Ударили дружно – минометы, артиллерийские батареи, установленные на склонах. Лаяли пулеметы с автоматами. Протяжно выли мины. Одновременно ударили с ближних позиций ручные гранатометы.
– Пацаны, атас, дембель в опасности! – звонко орал Бабаев, катясь под косогор. Наверху взорвалась мина, его засыпало землей. Бабаев кашлял, сыпал вполне уместными выражениями.
– Все – в укрытие! – истошно заорал Котов. – Не высовываться!
Это был сущий ад. От грохота закладывало уши. Хорошо, что добросовестно поработали ночью – врылись в землю от души, как чувствовали! Грохотало слева, справа, осыпалась земля. Летели в небо обрывки кустарника.