ции директора в теле шестого Уизли можно смело считать доказанной. В нее укладывается и неожиданное прозрение труса, и парселтанг, с помощью которого Рон открывает Тайную комнату (сюрприз — директор был полиглотом и не только с фениксами да русалками умел чирикать!), и успешные поиски оставшихся якорей Темного Лорда, которые должны были окончиться пшиком, исходя из получаемых героями 'зацепок'.
А вот финал эпопеи — сто пудов выдумка Роулинг. Слащавый хэппи энд после эпичной мясорубки ну никак не смотрится! Гораздо реальнее такой сюжет: после того как Волди прихлопнул Поттера и тем самым нивелировал пророчество, главный Смертожорец пал от руки Рона Уизли, который автоматически стал национальным героем и строем повел за собой выживших волшебников в светлое будущее, напевая 'Интернационал'…
Так, все! Хватит соплежуйства! Раз уж я оказался на месте Дамби, то сделаю все возможное, чтобы предотвратить геноцид одаренных. Хрен вам, а не новая гражданская война! Уверен, осколок души Реддла из Гарри можно извлечь не только 'авадой'. Да и самого Волди вполне реально отправить к праотцам без лишних жертв, ненужного пафоса и бредней о мифической силе любви. Вот чуток передохну, оприходую оставшуюся часть памяти Альбуса и устрою вам такой хэппиэндовский хэппи энд, чтобы никто обиженным не ушел!
Взбодрившись, я привычно нацепил на нос очки и направился в кабинет, где меня ждала неразобранная макулатура. Батя учил меня, что проблемы надо решать по мере их поступления, поэтому сначала разберемся в школьной кухне, а уж после подумаем на тему окончательного уничтожения Темного Лорда. Войдя в комнату, я привычно поздоровался, но в ответ получил тишину. Обитатели портретов еще не проснулись. Да и вряд ли проснутся в ближайшее время, поскольку картины до сих пор покрывал толстый слой льда, и не думавшего таять. Видать, неслабо я вчера психанул! Заморозил, так сказать, от души. Или заклинание на исковерканной латыни усилилось благодаря русскому мату? Хм, любопытная гипотеза…
Разбуженный моим появлением огненный птах достал голову из-под крыла, встряхнулся, внимательно оглядел подходящего к столу меня и издал протяжную трель. Если трансфигурировать мыслеречь феникса в человеческий язык, получится ироничный вопрос — меня уже можно закапывать, или все же повременить, пока не начну разлагаться?
— Ты прямо воплощение доброты и милосердия! — хрипло отозвался я, укоризненно покачав головой. — Если человек усталый, голодный и не выспавшийся, его надо пожалеть, а не хоронить раньше времени. Как знать — вдруг он оклемается, а потом ка-ак наваляет могильщикам?
Опустившись в кресло, я принялся наводить на столе порядок, собирая уже просмотренные документы. Преисполнившись сострадания, Фоукс вспорхнул со своего насеста, перебазировался на опасно накренившуюся стопку бумаг и заглянул мне в глаза. Ощутив поток тревожных мыслеобразов, я оставил шутливый тон и попытался успокоить фамильяра:
— Нет, дружище, помирать я пока не собираюсь… Никаких ритуалов, просто целый день корпел над бумажками, а потом долго не мог заснуть… Слезы? Ладно, давай попробуем.
Я протянул фениксу пустую поилку, в которую тот уронил три слезинки. Хотел больше, но я воспротивился — в моем почтенном возрасте вредно налегать на стимуляторы. Наколдовав немного воды, я разбавил целебную жидкость и выпил получившийся коктейль. Вкус у слез отсутствовал, но подействовали они моментально. Я ощутил приятное тепло в желудке, медленно разливавшееся по всему организму и прогонявшее последствия вчерашней медитации.
Поблагодарив Фоукса за спасение кавалера Ордена Мерлина, я насыпал ему в кормушку тыквенных семечек, которые, как подсказывала память, огненный птах очень любил, и с энтузиазмом продолжил изучать школьные документы. Однако вскоре этот энтузиазм подавило острое чувство голода. Оно заполнило сознание, вытеснив все прочие мысли, и не давало сосредоточиться. Я уже был готов капитулировать и присоединиться к увлеченно лузгающему семечки фамильяру, но тут появилась домовушка Помфри с подносом.
Никогда в жизни я так не радовался обычной овсянке. В этот день она показалась мне пищей богов, а простенький капустный салатик я смаковал, словно изысканный деликатес. После перекуса пришло время утренней зарядки, которую я отработал с максимальным старанием. Наглядное доказательство действенности диеты сделало мое желание пройти намеченный путь до конца твердым и непоколебимым, как Эйфелева башня. Феникс с интересом за мной наблюдал, а когда я закончил упражнения, на полном серьезе заявил, что мне нужно больше тренироваться. На такой 'танец' ни одна приличная самочка не польстится. Признав правоту пернатого, я мысленно сделал заметку на будущее — наколдовать простенькие гири и заниматься уже с ними.
Стерев пот со лба и вернувшись в кресло, я понял, что желание перебирать наполненные безликим и ужасно скучным канцеляритом бумаги исчезло без следа. Почесывание в затылке дало неожиданный результат — у меня появилась мысль, которую стоило проверить.
— Ниппи! — позвал я.
— Да, господин директор, — отозвался домовик, появившись даже раньше, чем я закончил произносить его имя.
— Пожалуйста, принеси мою почту.
Слуга щелкнул пальцами, и на столе появилась внушительная груда писем в разноцветных конвертах. Оглядев ее, я тяжело вздохнул. Так и знал, что одной газетой в день дело не огранивается. Дамблдор — лицо публичное и просто обязан получать гору корреспонденции. Как от соратников по 'цеху', так и от простых волшебников.
— Там ничего вредного для здоровья нет? — на всякий пожарный уточнил я у домовика.
— Нет, конечно! — уверенно заявил тот. — Ниппи проверил дважды!
Память равнодушно напомнила, что письма и посылки, в которых содержатся проклятия, вредные амулеты или опасные для жизни составы, защита школы не пропустит. Но из канона я помнил, что Грейнджер прислали гной бубонтюбера, разъевший девочке руки, который вышеупомянутая защита отчего-то решила проигнорировать. Может, потому что в разбавленном виде эта дрянь считается лекарством от угрей? Или в тот момент директору было нужно, чтобы Гермиона четко осознала — ловец болгарской сборной ей не пара? Хрен его знает.
— Спасибо, Ниппи, — поблагодарил я малыша, сопроводив благодарность щедрой порцией силы. — Можешь идти.
Счастливый домовик исчез, а я занялся письмами. Большинство было от коллег из Визенгамота. Их содержание напрямую касалось нового законопроекта и пестрело просьбами 'уточнить', 'разъяснить', 'прислушаться к совету', 'поостеречься' и так далее. Отвечать на них я не собирался. Во-первых, в архиве Дамби текста законопроекта почему-то не обнаружилось, а во-вторых, я подозревал, что он мне сильно не понравится, поэтому еще не определился со своей стратегией поведения. Может, на очередном заседании, приглашение на которое отыскалось в этой же груде писем, я вообще встану и заявлю, что мое предложение было шуткой, направленной на выявление острых социальных проблем!
Меньшая часть писем содержала послания от родителей, чьи отпрыски учились в Хогвартсе. Кто-кто интересовался возможностью смены дополнительных предметов для его ленивого сына, кто-то угрожал перевести дочку в Шармбатон, если я не решу проблему с профессором зельеварения, доставшему всех первокурсников своими необоснованными придирками, кто-то просил выслать копию свидетельства о сдаче СОВ с оценками, потому что оригинал куда-то затерялся, кто-то просто благодарил меня (охренеть!) за заботу о подрастающем поколении.
Достав чистые листы с конвертами, на которых уже был проставлен обратный адрес с именем отправителя, я обмакнул перо в чернила и начал сочинять ответы. Отцу ленивца посоветовал обратиться к декану факультета, на котором учился его сын, матери чувствительной девочки пообещал решить вопрос с учителем зелий у младшекурсников, а родителям Маши-растеряши посоветовал обратиться в министерство, где хранятся ведомости с оценками и сидят секретари, которым по долгу службы положено решать такие вопросы.
Несмотря на то, что я придерживался мудрой поговорки: 'краткость — сестра таланта' и не расписывал собственные регалии на полстраницы, как это любил делать Альбус, спустя полсотни писем мои пальцы запросили пощады. Радовало, что груда корреспонденции подходила к концу, а оставшаяся в основной своей массе являлась откровенным спамом. Приглашение в салон красоты мадам Хиггинс, скидочный купон на любовные зелья из аптеки Маркеса, каталог новых мантий изысканных расцветок и прочая галиматья сразу отправлялась в мусорную корзину.
Закончив разбор, я вызвал Ниппи и вручил ему письма, которые следовало отправить. Заодно настроил спам-фильтр — попросил домовика заранее просматривать мою почту и все, что содержало рекламу, складывать отдельно. Оставшиеся без ответа письма я сгрузил в нижний ящик и оставил до лучших времен, а сам поднялся и принялся ходить по кабинету, разминая затекшие за эти несколько часов ноги и пальцы.
— Мы писали, мы писали, наши пальчики устали…
Надо же, сколько всякой таинственной дребедени собрано у директора на полках! Непонятные устройства с циферблатами, золотые фигурки, амулеты, приборы со стрелками… Чего здесь только нет! Причем, как подсказывала память, большинство этих блестящих штучек выполняло чисто декоративную роль, а некоторые по желанию хозяина кабинета могли звенеть, щелкать и издавать другие звуки, рассеивающие внимание посетителей и облегчающие воздействие на их разум. Эх, сколько нахалов, возомнивших, что они овладели окклюменцией, попалось на этот простенький трюк — не сосчитать!
— …мы немножко отдохнем и опять писать начнем!
Напевая под нос, я подошел к окну и выглянул в него. Погода Англии демонстрировала себя во всей красе — с самого утра небо занавесили пушистые облака, скрыв солнце и обещая к вечеру порадовать жителей островов мелким противным дождиком. Бросив взгляд на опушку Запретного леса, в этот день казавшегося чуть более мрачным, я увидел массивную фигуру лесника, который с арбалетом на плече размашистым шагом направлялся к своей избушке.