— А война уже закончилась? Мы правда победили? — осторожно спросил Джо.
— Страна — да. А вот многие добрые люди — нет. — Взгляд Холта снова затуманился, но он тут же очнулся, перевёл глаза на сына, и гордость засияла на его лице. — Ты посмотри-ка, растёшь не по дням, а по часам! Ну-ка, ты же помнишь меня, верно?
Больше Джо не медлил. Он кинулся к отцу, и тот сгрёб его в охапку, а потом повернулся к Милли. Её русые волосы отросли, и теперь она заплетала их в косы, да и одета была в комбинезон, которого Холт не помнил, — серенький с розовыми манжетами на рукавах и отворотами на штанишках.
— А ты такая же красавица, как мама. — В его голосе зазвучала тоска. — Мне так жаль, что меня не было рядом.
Милли кивнула, и её пальцы незаметно для неё самой потянулись к ключику, висевшему на шее.
— Ей тоже было жаль, — мягко произнесла она.
Отец отвернулся, и его глаза наполнились слезами. Она подбежала к нему сбоку, чтобы прижаться со свободной стороны, и обвила руками его по-прежнему крепкое тело.
— Мы так скучали по тебе, — сказала она.
— Я тоже по вам скучал, — ответил Холт. Он глянул на своих детей, всем своим сердцем жалея, что так долго был вдали от них. И как быть теперь, он тоже не представлял. Подняв голову, Холт посмотрел на стоявших рядом артистов и кивнул им.
— Здравствуй, Иван, здравствуй, Катерина. Спасибо вам, что приглядывали за ними.
— Не вопрос, капитан Фарьер, — ответил Иван.
— Холт. Зови меня просто Холт, — твёрдо ответил он. Дни его службы в кавалерии закончились. Тут он заметил вдалеке пёстрый палаточный городок цирка. — Не волнуйтесь, — шепнул он детям. — Всё будет как прежде.
Конечно, всё не могло стать совсем уж как прежде — по крайней мере, без Энни. Но ради детей, ради цирка Холт должен был попытаться. Долгие дни и ночи, что он лежал в госпитале и трясся в поезде по дороге домой, он размышлял о том, какие новые номера мог бы исполнять с одной рукой.
Когда они только вошли на территорию лагеря, сперва Холту показалось, что ничего не изменилось. Палатки ярмарки чудес и прилавки с угощениями, как и раньше, окружали главный шатёр, словно лепестки — цветочную чашечку, только теперь их стало больше, а некоторые из старых исчезли. Указатели пути к зверинцу направляли любопытных в самую дальнюю часть цирка, чтобы им предварительно пришлось пройти через все остальные развлечения. Ну и конечно, сердце цирка — Главный Шатёр — возвышался надо всем этим, как дворец. Но почему-то теперь он казался Холту гораздо меньше. Разумеется, шатёр был таким же — те же красно-белые полосы на полотне, что и всегда. Это Холт изменился.
Остальные члены труппы высыпали навстречу, как только весть о возвращении Холта разнеслась по лагерю. Но всеобщая радость поникла, как только артисты увидели старого друга. Мужчина неловко задёргал левым плечом, пытаясь прижать его к телу, как будто это могло помочь скрыть увечье.
Тут вперёд выступил Прамеш и крепко обнял Холта.
— Лучшая дорога — дорога домой! С возвращением! — воскликнул он. Огромный удав, который обвивал шею своего заклинателя, перескользнул на Холта.
— Э-э-э, давай без объятий! — сказал Холт змее, отходя от них обоих. — Я по тебе тоже скучал, Прамеш. Но скажи, в чём дело? Лагерь стал вдвое меньше!
— Время такое, дружище. Кому сейчас легко? — Прамеш грустно покачал головой. Змей свернулся вокруг его шеи, и раздвоенный язычок мелькнул в пасти в знак согласия.
Вдруг раздался громкий кашель. Дверь служебного вагона распахнулась, и на пороге появился мужчина, пузатый, словно бочка, и облачённый в мантию из алого бархата, край которой хлопал его по лодыжкам. Из-под полей настоящего старомодного цилиндра и кустистых бровей на труппу взирали тёмно-карие глаза.
— Внимание всем, бездари и тупицы! — проорал мужчина. — Почему правило номер один — это правило номер один? Потому что следить, чтобы клетки были заперты, — это самое важное правило из всех!
Директор цирка отогнул край мантии и показал всем след от укуса, видный сквозь ошмётки разорванной рубашки. В эту минуту крышка его цилиндра откинулась, и из неё показалось маленькое личико обезьянки, которое с ухмылкой таращилось на собравшихся.
По толпе пронёсся сдавленный смешок, но Макс Медичи продолжал браниться, не замечая появления Бэрримора. Мисс Атлантида прикрыла улыбку рукой, Катерина открыто захихикала, а у Прамеша весело засверкали глаза. Только шарманщик Пак выглядел обеспокоенным, переминался с ноги на ногу и неуверенно почёсывал затылок. В конце концов, это он отвечал за Бэрримора.
— И когда я доберусь до этого мелкого прохвоста, который посмел меня разбудить… — Тут Медичи вынужден был прервать свою речь, поскольку публика явно не внимала с должным почтением. — Ронго!
— Да, Макс? — спокойно откликнулся Ронго, делая шаг вперёд.
— Кто ответственен за порядок в лагере?
— Я вообще-то силач. — В голосе Ронго слышались насмешливые нотки.
— Да, только у нас у всех тут несколько ролей. — Широким картинным жестом Медичи сорвал с себя цилиндр, но мартышка ловко уцепилась за его мантию. Директор круто развернулся в сторону Ронго, так и не заметив Бэрримора. Пытаясь не обращать внимания на клоунов, которые согнулись пополам от смеха, Медичи ткнул в Ронго пальцем.
— Ты отвечаешь за бухгалтерию, финансы и инвентарь, а значит, и за наличие животных в клетках. Я хочу, чтобы ты немедленно отыскал эту обезьянку.
Ронго проследил глазами за Бэрримором. Мартышка спрыгнула наземь и торопилась забраться в коробку, которую открыл для неё Пак за спиной у Медичи.
— Я поищу.
— Ладно, все за работу, — объявил толстяк, надевая обратно цилиндр. Тут директор цирка застыл, удивлённо выпучив глаза. — Холт?
Холт кивнул. Вокруг него поднялся одобрительный гвалт из радостных голосов и дружеских подтруниваний, и на лице мужчины заиграла искренняя улыбка, когда счастливый Медичи позвал его зайти к нему в служебный вагон. Милли и Джо последовали за отцом в маленький кабинет директора. Медичи уселся в кресло за столом, на котором царил беспорядок, а Фарьеры забрались на высокие стулья.
— Этот зимний грипп пронёсся, как ураган. Наталья, Винченцо, семья Вандерджесов… и вот, бедная Энни. Она долго боролась. — Медичи вытащил грязный платок и промокнул глаза. — Она была лучшая среди нас, Холт.
Твёрдо решив не позволять эмоциям брать верх, Холт расправил плечи.
— Да, была. И чтобы почтить её память, давайте покажем в этом сезоне высший класс! Ну а теперь, где мои кони?
— А, тут такая история. — Медичи откинулся на спинку кресла, скрестив пальцы на животе и отрешённо уставившись в потолок.
— Какая история? — спросил Холт.
— Он их продал, — раздались хором тоненькие голоса детей.
Отец обернулся к ним. Они, должно быть, шутили? Но директор не стал ничего отрицать. Холт пронзил Медичи недоверчивым взглядом.
Тот неудобно заёрзал, не желая встречаться с ним глазами.
— Ты был далеко, воевал против этого кайзера, Вильгельма II. Видит бог, я тоже не сидел сложа руки — отвоёвывал нашу славу у радио и кино. Раньше-то были сотни цирков-шапито, а теперь мы среди немногих удержавшихся на плаву.
— Наш номер был гвоздём всей программы! — воскликнул Холт.
— Сначала мы лишились тебя, затем Энни, кому на них скакать? Если бы только Милли умела…
— Я не хочу выступать на публике! — твёрдо отрезала девочка. — Ещё чего, скакать в дамском седле и жонглировать тарелками… — Повернувшись к дочери, Холт внимательно уставился на неё, пытаясь подавить обиду, поднявшуюся в душе.
— Видишь, какая она упрямая, — пожал плечами Медичи.
Милли гордо подняла голову:
— Я хочу делать научные открытия. Я хочу, чтобы меня запомнили благодаря моим познаниям.
— Тогда освой ясновидение или телепатию! Что-то, что можно пустить в дело! — развёл руками Медичи.
Старый спор прервал Джо.
— Я могу стоять на руках почти десять секунд, — вставил он.
— «Мальчик, который стоит на руках». Мы разоримся к июлю, — саркастично ответил Медичи.
— Значит, всё это время, что мы учили тебя скакать верхом… — начал Холт, обращаясь к Милли.
— Нет, серьёзно, смотри, пап! — Джо вскочил на ноги и быстро перевернулся, упёршись руками в пол, но почти тотчас потерял равновесие. Переместившись поближе к стенке, он попробовал снова.
— Холт, я всей душой за этого парня, — произнёс Медичи, пока Джо пытался выпутаться из собственных ног, — но он совершенно не унаследовал твою атлетическую форму.
Холт развернулся к Медичи и нахмурил брови.
— Погоди, но без лошадей — в чём же, чёрт возьми, будет мой номер? Я всё ещё могу скакать верхом, — настойчиво проговорил он. Интуитивно подняв руки, он не сразу понял, что поднимает только одну. Последнее время такие вещи часто с ним случались. Он попытался отбросить мысли об этом и продолжил: — Можно забыть о трюках с верёвкой, но прыжки через бочку, скоростные заезды… У меня есть идеи с новыми поворотами… — Он оборвал свою речь, увидев на лице Медичи сомнение. — Народ придёт посмотреть на меня.
Медичи отвёл взгляд в сторону.
— Холт, друг мой, боюсь, номера с наездниками уже устарели. Людям не интересны лошади — они видят их каждый день. В цирке они ищут чего-то нового.
— Макс, пожалуйста. — Голос Холта стал мягче. — Мне нужна работа.
Медичи всегда относился к труппе, как к семье, и Холт знал, что его не выгонят на улицу только потому, что лошадей больше нет… Но бывшему трюкачу необходимо было почувствовать себя нужным. Ему необходимо найти себе занятие.
— А вот тут есть хорошая новость, — объявил Медичи. — Есть у меня одна работёнка.
Холт оживился:
— Отлично! Дай мне какой-нибудь взрывной номер.
Медичи почесал нос и облокотился на стол. Кресло под ним заскрипело.
— Помнишь Ичи Макфи? Этот жулик в итоге сбежал с нашей бородатой женщиной. С тех пор их подменяют рабочие, но мне нужен кто-то постоянный для присмотра за слонами.