– Вы имеете в виду, что Георгий умер от регулярного употребления D?
– А вы разве не согласны с этим? Едва ли он не пробовал свое изобретение, верно? В конце концов, на ком он еще мог его испытывать, как не на себе?
– Видимо, так. Надо сказать, я многого о нем не знал. О его работе – тоже. Когда прошла первая эйфория от самого факта изобретения этого вещества и он понял, что державе, строго говоря, плевать на его великое открытие, он очень замкнулся в себе. Ну и Лариса, конечно, его донимала, как могла. Убедившись, что не может заставить его уехать в Америку, она стала настаивать хотя бы на возвращении в Латвию, где они жили до распада СССР. Но Георгий и слышать не хотел об этом. «Я латыш только по фамилии, – говорил он, – а вообще я русский и хочу жить и умереть в России». Ну, так оно и вышло в конце концов.
Мне было невыносимо жалко уходить из издательства. На целый час я почувствовала себя нормальным, спокойным и, не побоюсь этого слова, уважаемым человеком. Мой роман понравился. Мне говорили всякие золотые слова насчет лихо закрученной интриги, мастерски выстроенного сюжета, обворожительных героев и совершенно неожиданной концовки. Мне намекали на очень приличный тираж… Под сладкую мелодию хвалебных песнопений я перестала быть потерявшейся в этом мире беглянкой, которая не понимает, что с ней происходит, забыла обо всех своих печалях и проблемах – как сиюминутных, так и давно присосавшихся ко мне, будто пиявки. Вся разница только в том, что пиявки, накушавшись кровушки, все-таки отваливаются, в чем и состоит их целительная функция. А вот проблемы мои всегда при мне: муж бросил, любимый не любит, к любовнику я практически равнодушна, годы летят, денег нет, надеть нечего, перманентно надо худеть… Короче, все совершенно как в том замечательном анекдоте о всемирном слете женщин!
Впрочем, от одной из этих проблем я пока что избавилась. Кое-какие денежки у меня теперь есть. Надолго ли их хватит – зависит только от меня. Увы, их явно маловато, чтобы, к примеру, прямо сейчас, из Москвы, свалить в какой-нибудь тур по далекой экзотической стране, где не требуется виза. Постранствовать этак месячишко, вернуться, когда все забудется, все уладится… А может быть, найти себе богатого мужа (любовника, друга – нужное подчеркнуть) там, за бугром, свалить на его широкие плечи все свои проблемы, выплакать все свои беды и горести в его жилетку (ежели он ее, к примеру, носит, а если не носит – то прямиком в рубашку) – и дальше идти по жизни, опираясь на его крепкую, надежную руку, будучи окутанной его нежной любовью и заботой, как светлым облаком. Не думая ни о каких бытовых и материальных проблемах!
Такие выигрыши иногда выпадают героиням моих романчиков. Но мне?.. И молодость (первая, а также вторая) позади, и красота не бог весть какая. Да и что я собой представляю? Взбалмошная писательница сомнительной популярности. Не очень вероятно, чтобы на меня клюнул умный и симпатичный мужик с деньгами (безденежье мне и одинокой осточертело!) – да чтоб еще и взаимная любовь при этом присутствовала. А без любви как-то печально… Плохо без любви!
Ладно, не будем об этом. Тем паче что не это есть первостепенная печаль данного конкретного этапа моей жизни.
Выйдя из издательства на холодный – не по-весеннему! – ветер, я мигом вспомнила о том, что сейчас действительно актуально. Надо возвращаться в Нижний и начинать общаться с господином Долоховым. Именно он может мне ответить на массу вопросов, разъяснить кучу непоняток, которые клубятся вокруг меня в последнее время. Именно он обеспечит мое алиби на ту безумную ночь. Надо устроить все это как можно скорей, потому что надолго меня просто не хватит. Еще одна такая нервотрепка, как вчерашняя, которую мне устроила эта мрачная мужиковатая особа… Если бы не благородство «милого бухгалтера»…
Тоже большая загадка, между прочим. Большая – и весьма подозрительная! Он ведь совершенно точно знал, что телефон этой тетки лежал именно в моем кармане. Почему прикрыл меня?
Я не перестаю думать об этой истории. Я не нахожу причин ни для безумного поведения женщины (разве что она априори сумасшедшая!), ни для самоотверженного благородства мужчины. Не нахожу! Я бреду по Ленинградскому проспекту к станции метро (заветный ноутбук, отягощенный долоховскими тайнами, оттягивает мне плечо) и думаю, думаю, думаю… И чем больше я размышляю, тем больше, как это обычно и бывает, запутываюсь. Даже в поведении «милого бухгалтера» я нахожу теперь подвохи. И чем ретивее пытаюсь разогнать клубящиеся вокруг меня страхи, тем больше их на себя нагоняю. К примеру, вспоминаю, как проводница во всеуслышание заявила, что я буду возвращаться в Нижний сегодня тем же поездом и даже в том же вагоне. А вдруг эта женщина или «бухгалтер» (повторяю, я уже никому не верю и всех боюсь!) решат меня перехватить на обратном пути?
Зачем? Не знаю! А вдруг они работают в связке? Вдруг они начали раскручивать знаменитую интригу, которую когда-то столь живописно изобразил Эдгар По? В детективах это обычно называется «добрый следователь – злой следователь». Ну, не следователи они, конечно, а все же… Смысл тот же. Доведенная до отчаяния беспочвенными обвинениями толстухи, я кидаюсь в поисках защиты к «бухгалтеру» с этим его приятным голосом и делаюсь легкой добычей для…
Для чего? Для кого? Что им от меня надо? Кто они? Какую угрозу и кому я представляю, если меня сначала понадобилось сделать обвиняемой в убийстве, потом выкинуть на ходу из поезда, затем спасти, держать под стражей, после…
Господи боже! Держать под стражей…
Я вдруг вспоминаю разговор, случайно услышанный там, где меня держали взаперти, – в квартире Долохова. Я помню голос – ровный, приятный… он говорил что-то про морскую капусту и кальмары, про жену (пресловутое «золотко»!), чрезмерно задержавшуюся на похоронах, про дела на работе, которые ждут сторожившего меня человека, а между тем ему вечером предстоит ехать в Москву…
В Москву! Ну да! Он и поехал в Москву!
Я узнала этот голос, который показался мне таким приятным. «Милый мой бухгалтер» – это и есть тот человек, который стерег меня в квартире Долохова!
Я с великим трудом подавляю искушение панически оглянуться в поисках погони. Едва удерживаюсь от желания кинуться куда глаза глядят с воплем ужаса.
Успокойся! Это не целенаправленная слежка. Мы случайно оказались в одном купе с «бухгалтером». Он ведь всяко собирался в Москву. Он не мог знать, что я тоже туда соберусь!
Да? Не мог? А самоуверенное заявление, которое я продиктовала на автоответчик Долохова? Ведь «бухгалтер» караулил меня именно в долоховской квартире. Они друзья, нет – сообщники. Подельники! То есть все обстоит с точностью до наоборот: «бухгалтер» не мог не знать о моей поездке. А уж оказаться в одном купе со мной – это дело техники…
Какой? Не знаю! Ничего я не знаю, кроме одного, – ничто, никакая сила не заставит меня сегодня в два часа уехать на поезде «Нижегородец». Вообще не поеду на поезде. Вдруг эти лихие долоховцы каким-то образом проведают о том, на какой рейс я взяла новый билет. Конечно, это предполагает, что против меня работает организация просто-таки фантастических размеров…
А почему, собственно, фантастических? Не нужна никакая такая уж организация – достаточно одной билетной кассирши. Компьютер, стоящий в какой-нибудь кассе Нижегородского вокзала, связан с электронной сетью по всей стране. Добрый знакомый кассирши может ее попросить, уговорить, убедить дать необходимую информацию.
Может, я придумываю новый детектив? Не исключено. Но лучше я поступлю вот как. В ближайшей кассе Аэрофлота куплю билет на самолет и вернусь в Нижний «другим путем». Но железнодорожный билетик сдавать не буду. Жалко семьсот рубчиков, конечно, однако это как раз тот случай, когда жадность может запросто сгубить фраера. А вдруг эта информация каким-то немыслимым образом дойдет до моих врагов? И тогда очень просто будет догадаться, что в Нижний я вернусь по воздуху.
Нет, в своей мании преследования я не дохожу до того, что допускаю взрыв самолета, в котором мне предстоит лететь. Но я совсем не хочу в аэропорту сесть в автолайн, который привезет меня…
Не знаю куда! Не знаю ничего! Отстаньте от меня! Даже в игре «Как стать миллионером» игрок имеет право на подсказку. Неужели я не имею права прислушаться к подсказке интуиции? А моя интуиция просто криком кричит, чтобы я не ехала нынче на поезде. Вот и не поеду.
Я полечу!
В принципе, я люблю летать. Прекрасно себя чувствую в самолете, лишена дурацких страхов, не боюсь и высоты. Мне нравится само ощущение стремительного передвижения в пространстве… Я по-прежнему, словно в детстве, воспринимаю стюардесс как неких небожительниц. Ну а летчиков, само собой, – небожителей. Я люблю самолеты за их немыслимое, несусветное совершенство. Нет, ну в самом деле! Махина железная – а летит. Как, почему?! Это непостижимо. Я знаю, знаю, есть всякие законы… И всякие примочки, типа закрылок, которые то поднимаются, то опускаются. Это зрелище приводит меня в какое-то первобытное содрогание. Я, честное слово, компьютерами и роботами восторгаюсь меньше, чем движением закрылок.
Элероны… какое магическое слово!..
Но сегодня я не получаю никакого удовольствия в полете. Ни от чего! Угрюмо смотрю в окно (закрылков мне не видно), угрюмо пристегиваю и расстегиваю ремни, угрюмо выхожу по трапу со своим осточертевшим ноутбуком, угрюмо сажусь не в первый же подошедший, а только в третий автолайн. Учитывая, что они ходят через десять минут, легко посчитать, сколько времени я топчусь на ледяных ветрах, которыми всегда, в любую погоду и любое время года насквозь пронизан нижегородский аэропорт. Пока стою, ко мне подкатывает пара-тройка «чайников», пытающихся меня убедить, что пятьсот рублей из аэропорта до площади Свободы – просто копейки. Спорить не спорю, но отшиваю их все с тем же угрюмым-преугрюмым видом. Наконец уезжаю. В автолайне тоже кошмарно холодно, но около ДК ГАЗа я с облегчением пересаживаюсь на маршрутку, которая едет до Оперного театра, то есть до моей остановки. Здесь полно народу, все толкаются, стоят, невольно прижавшись друг к другу, и я малость отогреваюсь. И даже отвлекаюсь от мучительных мыслей и сознания собственного бессилия перед этими безумными событиями. Одно хорошо – я опередила тех, кто за мной может следить, как минимум на шесть часов. Сейчас еще только три: я очень удачно успела на ближайший рейс из Внукова, а лететь от Москвы до Нижнего всего сорок пять минут. На «Нижегородце» я бы только-только отъехала от Москвы. А я уже вон где!