– Может быть, Иванова была на приеме у твоей сменщицы и именно у нее забыла очечник?
– В принципе, такое могло быть, – кивнула Валентина. – Но только не на этой неделе. Потому что Марина Михайловна – это мою сменщицу так зовут, ты понимаешь? – на больничном, и всех ее пациенток распределили по другим врачам.
– А очечник не мог с прошлой недели проваляться под столом?
– Нет. Наша уборщица – это ужас какой-то. Она не просто так придет, тряпкой по полу повозит. Она драит полы со страшной силой, во всех углах промывает, все стулья переставляет, топчаны, кресла, столы двигает. Она бы его сразу заметила. Раз она говорит, что нашла его позавчера вечером, значит, так оно и было. Ой, слушай! – всплеснула руками Валентина. – Кажется, я вспомнила, кто его мог потерять. То есть мне кажется… Понимаешь, ко мне на прием приходила одна бедная девочка, я у нее обнаружила беременность, и она так поразилась почему-то, так растерялась, ну просто передать тебе не могу. Одевалась сто лет, соображала с трудом, а потом сумку уронила – из нее все и высыпалось. Очень может быть, что это у нее выпало. Только я не понимаю…
– А почему ты ее называешь «бедная девочка»? Она школьница, что ли? Поэтому так потрясена была, что беременна? – перебила Алена.
– Да нет, она уже давно не школьница, – грустно усмехнулась Валентина. – А разволновалась, я так понимаю, потому что у нее там какие-то проблемы были с ее мужчиной. Ну а бедная… Ты понимаешь, такой ужас произошел, я тебе просто описать не могу! Мы с ней домой шли вместе. Не знаю почему, она решила меня подождать. Выхожу, а она сидит и ждет меня. Сказала, ей надо со мной поговорить. Мы пошли через двор, а когда выходили на дорогу, ее убили.
– Что? – Алена едва не поставила чашку мимо стола. – Ты хочешь сказать?.. Ты имеешь в виду?..
– Ей-богу! – мрачно кивнула Валентина. – Ее застрелили из автомобиля. Осветили нас фарами – и…
– А ты где была в это время?
– Да рядышком. Мы шли под руку, потому что там такая скользота, что иначе не пройдешь.
– А она тебе что-нибудь сказала? Зачем ждала-то тебя?
– Ни слова не успела сказать.
– А с далекого расстояния стреляли?
– Метров с пятнадцати, мне кажется.
– Хороший стрелок, да?
– Не представляешь, сколько раз я думала: а вдруг бы он промахнулся… – тихо выдала Валентина то, что было ее тайным кошмаром столько времени. Как стрелявший промахивается – и дырка во лбу появляется не у бедняжки Люды, а у нее, у Валентины… Никому, даже Залесскому, она не могла сказать о своих страхах: он бы вообще с ума сошел от запоздалого беспокойства.
– Откуда ты знаешь, может быть, он как раз и промахнулся?
Голос у Алены стал какой-то странный.
– Что ты хочешь?.. – Валентина осеклась. – Ты думаешь, это меня собирались?.. Да ну, какая чушь! – воскликнула она, глядя на Алену чуть ли не с гневом. – За что? Ну что я собой представляю?!
– А ее за что? А она что собой представляла, эта твоя пациентка?
– Ого! Она представляла! Можешь не сомневаться! – приободряясь, воскликнула Валентина. – Во-первых, у нее в сумке было два паспорта. Об этом я в тот же вечер узнала в милиции. И ко мне она пришла под чужим именем. А потом я совершенно случайно услышала, что она была в какой-то шайке, которая грабила ночью девушек на улицах. С этой Людой было трое парней, так она заставляла ограбленных делать этим парням… с ума сойти! Минет им делать заставляла!
– Погоди! – рассеянно потерла лоб Алена. – Я что-то такое читала, не помню где. Кто соглашался, тем отдавали все их вещи. А кто не мог на это пойти, вынуждены были возвращаться домой в чем мать родила, так?
– Совершенно точно!
– О-очень интересно! – протянула Алена. – То есть ее убийцей могла быть одна из таких ограбленных девушек, верно? Увидела ее на улице, выследила… отомстила!
Несколько мгновений Валентина смотрела на нее с восторгом, потом тихо сказала:
– Слушай, гениально. Только немножечко похоже на какой-то мексиканский сериал.
Алена чуточку надулась:
– Это почему?
– Да как тебе сказать? – пожала плечами Валентина. – В жизни все гораздо проще, это я тебе как врач говорю. Проще и грубее. Хотя… вот с этим моим приятелем, Долоховым, ты знаешь, недавно така-ая история приключилась! И он даже нас с Валькой в эту историю вздумал втянуть. Вот где детектив! Вот бы тебе что написать! Там все есть: и убийство, и гонка на автомобилях, и благородный рыцарь, который спасает убийцу, а она его потом в отместку грабит, крадет у него компьютерные файлы…
Алена резко встала и повернулась к плите:
– Я еще чаю налью, ладно?
Валентина окинула взглядом ее фигуру, пушистые волосы. Кажется, Алене везет, волосы у нее вьются сами. Удивительное ощущение, что Валентина уже видела эти кудряшки. Правда, тогда они были немного посветлее, не такого насыщенного темно-русого оттенка. И почему-то в связи с теми кудряшками вспоминается серо-бежевый свитер, серые брюки… клеша, как говорил Максим…
Боже мой!
Боже мой…
Алена села и снова уткнулась в чашку. Валентина тоже принялась пить большими глотками. Страшно боясь, что ее молчание покажется подозрительным, схватила зефир, начала жевать. Потом, не замечая, что делает, проглотила вторую штуку и третью.
Вкуса она не чувствовала, как днем не чувствовала вкуса пахлавы. Мысли были заняты другим. Потрясающим открытием, которое она только что совершила.
Да ведь Алена – это она! Эта самая… как ее там… Ярушкина! Точно, она! Где были глаза Валентины?! Вот что значат условия восприятия! Эта особа выручила Валентину – и та стала смотреть на нее с признательностью, с симпатией. И вот вам результат. Вдобавок Алена явно подтемнила волосы, ну и переоделась, конечно. Валентина ее, строго говоря, не разглядывала, вот и не узнала сразу. А еще хвалилась своей зрительной памятью! Нет, если бы Дмитриева-Ярушкина сейчас вот так не задергалась… Она сама себя выдала, ей просто не хватило самообладания. Конечно, ведь Валентина нечаянно ударила по самому больному месту – по убийству. И по украденным файлам. То-то она носится с этим ноутбуком как с писаной торбой. Наверняка там долоховские файлы. Вот будет счастлив Володька, если удастся вернуть всю эту его виртуальщину – и не плясать под дудку Ярушкиной. То есть Дмитриевой.
Ну да, писательница. Они ведь все скрываются под псевдонимами. Е. Д. – это, конечно, Елена Дмитриевна. На самом деле она Елена, а никакая не Алена! Выпендривается чего-то…
Какая жалость, что эта милая женщина, к которой Валентина ощутила такое расположение, с которой так классно чувствовала себя, – убийца Олега Пластова!
Долохов, правда, в это не верит. Валька тоже… Ладно, Валентина тоже умеет вести себя прилично. Не надо опускаться ниже канализации – особенно в отношениях с человеком, который тебя спас. А ведь, между прочим, Алена именно так и поступила с Володькой! Он ее спас, а она по отношению к нему как раз и опустилась ниже низшего предела.
А что-то она притихла, эта барышня… Уж не поняла ли, господи помилуй, о том, что Валентина-то догадалась?! Совершенно как в той песенке получается: «Я обернулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я!» Да нет, вроде не должна догадаться… И дернул же черт Валентину по поводу и без повода употреблять имя Долохова всуе?!
– Слушай, а вот ты говоришь, вас Долохов тоже замешал в историю с убийством, – проговорила Алена, и задумавшаяся Валентина едва не подавилась очередным куском зефира. Во рту мгновенно воцарился противный железистый вкус. Эх, переела она сегодня сладкого, точно переела! – Это что значит?
Что, что, что это значит? Что можно ей сказать, а чего нельзя?
– Ну, я имею в виду, что Володька нам все время рассказывал о своих приключениях, – произнесла Валентина как можно более легкомысленным тоном. – Хочешь знать подробности? Но это очень длинная история. Может быть, потом?
– А ты эту самую убийцу видела? Ты или твой муж?
Почему она спросила насчет Валентина? Неужели успела увидеть и запомнить своего сторожа? Тогда сказать «нет» нельзя ни в коем случае!
– Валентин видел, а я нет. Она сбежала до моего появления, – совершенно искренне ответила Валентина и, потянувшись к холодильнику, достала соленый огурец. Надо было чем-то заесть этот мерзкий сладкий привкус, не то ее сейчас стошнит! Показала огурец Алене: хочешь, мол? – но та покачала головой. А ведь она, кажется, ест уже десятую или одиннадцатую зефирину. Не то чтобы Валентина считала, или ей было жалко… Но сколько же калорий Алена употребила? Она только от волнения метет сладкое или всегда так ест? И как только умудряется оставаться такой стройной? Какой-нибудь шейпинг небось или аэробика… Конечно, у них, у писателей, беззаботная жизнь, легкие деньги. Попробовали бы по пять часов беспрестанного приема ежедневно, пятнадцать минут на пациентку, и всего за две с половиной тысячи в месяц! Небось от такой жизни живо станет не до шейпинга!
Однако оставим в покое классовые различия. Сейчас главное – чтобы Алена ни о чем не догадалась.
– Да ладно, слушай, это сейчас не актуально! – воскликнула Валентина с искусственным оживлением. – Давай лучше еще поговорим об этой Ивановой. Как ты думаешь, почему она так прицепилась к очечнику?
Какое-то мгновение казалось, что Алена вернется к тому разговору, который представлял интерес для нее. Но потом она ответила с таким терпеливым видом, словно объясняла очевидные вещи ребенку:
– По-моему, это само собой разумеется. Она хотела во что бы то ни стало завладеть паспортной страничкой.
– Ну да, – недоверчиво пробормотала Валентина, которой, честно говоря, показалось избыточно-литературной формулировка «завладеть во что бы то ни стало». – По-моему, ты слишком много ждешь от этой наркоманки. Их поступки отнюдь не отличаются логичностью!
– Во-первых, мы не знаем точно, наркоманка она или нет, – ответила Алена. – Во-вторых, она-то как раз вела себя очень логично! Ты только предположи, что она еще до визита знала, что очечник у тебя.