- Фальконе был глубоко верующим католиком. К тому же он любил свою жену. Я мог судить об этом по выражению его глаз. Прибавьте к этому еще и тот факт, что он был страшно ревнив.
- Вы, кажется, прекрасно обо всем осведомлены.
- Да, - сказал он. - Да, ведь я любил ее еще до того, как эти двое с ней познакомились.
Когда приходит беда, даже самые тупые и нудные люди приобретают частичку достоинства. А такие люди, как Моррисон, в подобные минуты утрачивают все наносное, подобно деревьям, теряющим осеннюю листву. В одно мгновение он преобразился.
У меня не было времени для почтительной паузы, и я спросил:
- Как же она его убила?
- Существует множество способов.
- Я мог бы потребовать эксгумации для проведения вскрытия.
- С какой целью? Чтобы обнаружить мышьяк? Но она же неглупая женщина. Если она использовала яд, то выбрала такой, который не оставляет следов. Она также могла дать ему снотворное и ввести в вену кубик воздуха. Снотворное не может вызвать смерть. А как вы найдете кубик воздуха?
- Я бы хотел поговорить с ней.
Я бросил этот пробный шар на всякий случай. Иногда неожиданно сказанное слово может дать поразительные результаты.
- Никто не видел ее уже целую неделю. Мы ей звонили, но никто не отвечает. Ее телефон отключен. Управляющий по нашей просьбе заглядывал к ней, однако ничего странного не обнаружил. Все вещи на месте. Исчез только маленький чемоданчик, с которым она имела обыкновение выезжать за город. Дней пять или шесть назад мы получили от нее письмо, в котором она писала, что нуждается в отпуске и что будет отсутствовать в течение двух или трех недель. Хотя никто этого и не заметил, она сильно изменилась после смерти мужа.
- Знаете ли вы, куда она могла поехать?
- Не представляю.
Хирурги отошли от операционного стола. Мимо меня на каталке провезли больного. Рот его был широко раскрыт. Медсестры принялись за уборку. Все, казалось, пребывали в прекрасном расположении духа.
- Великолепно, великолепно, - сказал один из врачей Моррисону.
Мимо прошествовала мисс Форсайт, наградив меня холодным взглядом своих зеленых глаз. Пришлось решительно выбросить из головы ее образ.
Доктор Моррисон поднялся со своего места.
- Давайте выйдем, - предложил он.
В коридоре я сказал ему, что больница показалась мне превосходной.
- Эта клиника одна из лучших на северо-востоке. Поэтому нас так встревожила вся эта история с доктором Хенли и доктором Лайонс. Кстати, Хенли решил отправиться в Карибское море как раз в тот момент, когда мы хотели проанализировать возросший процент операций. Затем он вдруг неожиданно вернулся. Я сидел в кафетерии с миссис Лайонс, когда он появился в дверях. Она, казалось, совершенно спокойно восприняла его приход. У меня появилась догадка, что он, должно быть, написал ей о своем приезде.
А она только что вышла замуж, да еще за ревнивца, который ее обожал.
- Вы полагаете, что Хенли мог натолкнуть ее на мысль избавиться от Фальконе?
Моррисон покачал головой:
- Сомневаюсь. Он вернулся и сделал целую серию операций по ее направлениям, за которые потребовал невероятно высокие гонорары. Однако это весьма деликатная тема.
- Гарантирую полное сохранение тайны.
Он не отреагировал на мое замечание:
- Если человек в течение пятнадцати лет, не жалея сил, изучал свое дело, чтобы иметь возможность достойно бороться со смертью, то нужно быть очень осторожным, высказывая о нем свое мнение. Тем более что не было никаких доказательств.
- Говоря это, вы имели в виду, что ни один, ни другая не заявили публично, что ставили надуманный диагноз, делали ненужную операцию и при этом требовали высокие гонорары?
- Именно так. Доказать ничего невозможно, если они сами не признаются.
- Что произошло после его возвращения?
- Их не видели вместе.
- Они соблюдали осторожность?
- Возможно. Потом умер ее муж. Месяц спустя Хенли уехал в Японию для ознакомления с новой методикой, выработанной японскими врачами при работе с жертвами Хиросимы. Через две недели она заявила, что собирается провести две недели отпуска в Италии.
- И она туда поехала?
- Да.
- Откуда это известно?
- Я сам провожал ее в аэропорт Кеннеди и посадил в самолет итальянской авиакомпании.
- Когда это было?
- Второго или третьего апреля.
- Какое кольцо она носила после свадьбы?
- Золотое.
- В нем не было ничего необычного?
- Нет. Обыкновенное обручальное кольцо.
Я начертил полоску около двух с половиной сантиметров в ширину и разделил ее на восемь частей.
- Можете показать здесь ширину кольца?
Указанная им ширина составляла около трех миллиметров.
- Оно было приблизительно таким. Но сейчас, когда мы заговорили об этом, я вспомнил одну вещь. Я не понял, что бы это могло означать, однако внимание обратил. Мне показалось, что данное обстоятельство не представляет большой важности, поэтому я не упомянул о нем.
- Так что же это?
- Когда доктор Фальконе умер, миссис Лайонс стала носить кольцо на правой руке, как это делают вдовы. Но вернулась из Италии она уже с другим, более широким кольцом. Я подумал, что, должно быть, она потеряла свое первое кольцо, скажем, моя руки в каком-нибудь отеле или в самолете, и ей пришлось купить новое. Одного я не мог понять: почему она вновь надела кольцо на левую руку.
Я мог бы ему это объяснить, но ограничился вопросом:
- Что было потом?
- Она казалась очень несчастной. И я… я попытался ее как-то отвлечь и пригласил поужинать. Говорили, что «У Бруно» неплохое ревю. Туда-то я ее и повел.
- Это заведение, где она поссорилась с Хенли?
- Да. Иногда я бываю рассеян. Я помнил только, что однажды она мне сказала, что ей нравится это место. Весь вечер она была молчалива, сворачивала и разворачивала салфетку. Это напомнило мне поведение душевнобольных в психиатрических лечебницах. Было очевидно, что она пребывала в ужасном нервном напряжении. В общем, вечер не удался. Через две недели из Японии вернулся Хенли, и все началось снова… их махинации с диагнозами.
- Это все?
Он казался смущенным.
- Я знаю, что она вернулась к нему. Раньше я частенько подвозил ее от дома до больницы. Но после возвращения Хенли я ни разу не видел ее выходящей из дома по утрам, а когда я приезжал в клинику, она была уже там и говорила, что ее подвез Хенли. Но я был уверен, что она проводит с ним ночи в Манхэттене.
Ему было явно тяжело об этом рассказывать.
- Я хочу вам еще кое-что сказать.
- Слушаю?
- Когда Хенли был в Японии на этом конгрессе, он установил многочисленные контакты с медицинскими учреждениями новых африканских государств, а также Индонезии. Он хвалился, какие заманчивые предложения получил. Ему предлагали возглавить клинику или занять руководящую должность у них в медицинском университете. В общем, все в таком роде.
- Зачем же человеку с таким положением ехать в Африку?
- Конечно, там сложнее получить все те удовольствия, до которых он так охоч. Но человеку, готовящемуся к скорому побегу, такие связи просто необходимы.
Он был прав.
- Во многих африканских странах, - продолжал он, - не любят США. А он блестящий хирург и мог бы не опасаться высылки.
- Вы ненавидите его?
- Да, - ответил он без малейшего колебания.
Моррисон был умным человеком и прекрасно понимал, что женщина, которую он любил, относилась к нему лишь как к хорошему парню, на плече у которого можно иногда поплакаться. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, пригласив девушку поужинать, могут только дружески пожать ей руку. А если он попытается обнять ее, она непроизвольно сожмется, несмотря на все усилия полюбить его. А уж в постель с ним ни за что не ляжет. Иногда такого рода безнадежная страсть, сжигавшая человека долгие годы, заканчивается преступлением. А иногда смирением.
Но может получиться и что-то среднее. Не пытается ли Моррисон впутать невиновного Хенли в дело об исчезновении доктора Лайонс? Не является ли это местью влюбленного, которому дали от ворот поворот?
Этот скромный, нерешительный, не уверенный в себе человек казался мне искренним. Но Моррисон был умен. А если предположить, что он блестяще играет свою роль?
Но что заставляло его делать это? Ненависть? Я этого не знал. Мне необходимо было поговорить с человеком посторонним, не имевшим личных отношений ни с Хенли, ни с Лайонс. Его точка зрения была бы для меня полезной.
- Что предприняла администрация клиники в связи с этим делом?
- Насколько мне известно, ничего.
- С кем я мог бы поговорить на эту тему?
- Лучше всего обратиться к Берману.
- К Берману? Это директор?
Моррисон кивнул головой:
- Идите по коридору, в конце сверните направо и поднимитесь этажом выше. Там вы найдете кабинет, просторный, как Тадж-Махал. Это как раз и будет маленький, убогий кабинет Бермана.
Мне показалось, что Моррисон недолюбливает Бермана, и я сразу понял почему.
В приемной я увидел секретаршу, погруженную в чтение журнала «Вог».
- Добрый день, - сказал я.
Она глянула на меня поверх журнала, раскрытого на странице с фотографиями бракосочетания принца и принцессы Кресс фон Кренштейн.
- Да? - сказала она.
Ни «слушаю вас», ни «здравствуйте». Я никогда не расходую сил на возмущение грубостью служащих, потому что чаще всего их поведение зависит от хозяина. У меня появилась уверенность, что ее шеф мне не понравится.
- Добрый день, - сказал я любезно.
- Да? - повторила она раздраженно.
- Добрый день.
Я решил быть любезным до конца, нравилось ей это или нет.
- Вы что, издеваетесь надо мной? Я же вас спросила, чего вы хотите.
К тому же она оказалась полной идиоткой. Что ж, еще один минус доктору Берману. Я прекратил игру:
- Скажите доктору Берману, что с ним хочет поговорить инспектор полиции.
В ней вдруг проснулось раболепство. Еще один минус. Она даже не удосужилась потребовать у меня служебное удостоверение.