- Нужно позвонить по каждому телефону, - сказал я, и он аж присвистнул. - Ты должен поговорить со всеми лекторами медицинских университетов, с редакторами газет, директорами медицинских фирм, интендантами госпиталей, с теми, кто отвечает за прием пациентов в психушки, с главными психиатрами отделений и пригласить их от имени комиссара завтра в девять часов утра в аудиторию Полицейской академии.
- Чей же это приказ?
Если бы я ответил: «Мой», он бы сказал: «Отлично, но этого недостаточно». И все.
Если бы я ответил: «Хенрехена», он бы выдал что-нибудь вроде: «Хорошо, пусть он мне позвонит».
- Хенрехена, - сказал я.
- Хенрехена?
Он внимательно осмотрел каждую страницу.
Я взял список и написал на каждой страничке: «Хенрехен. Старший инспектор. Исполнено Санчесом, инспектором первого класса».
Теперь Кемельман был прикрыт. В случае грозы ему будет достаточно показать мою подпись. А гроза непременно разразится!
Вообще-то не принято приглашать двести человек в центр Манхэттена, предупредив их лишь накануне вечером. Многим придется выехать из дома в шесть утра, чтобы прибыть к установленному часу. Ну а встать придется в пять, когда все цивилизованные люди еще спокойно посапывают в своих постелях.
Я взял последний листок и написал: «Дорожные расходы будут оплачены полицией Нью-Йорка по предъявлении соответствующих документов».
- Скажи им об этом, - попросил я.
Кемельман был сломлен. Недоверчивое выражение исчезло с его лица.
Я подумал, что это немного успокоит людей, вынужденных добираться из отдаленных районов, например, из Филадельфии или Бриджпорта.
- Я сейчас же займусь этим, - заявил Кемельман.
Я вышел через служебный ход и очутился на Маркет Плейс, маленькой улочке, расположенной как раз за Центральным комиссариатом.
Открывая дверцу своего автомобиля, я увидел Маккартни, который выходил из подвала, где находилась фотолаборатория.
У него был ужасно довольный вид.
- Подойдя ко мне, он спросил:
- Что новенького?
Я колебался, но мне хотелось выговориться:
- Это останется между нами?
- О чем ты говоришь!
Я рассказал ему о том, что мы затеяли с Кемельманом, и объявил, что расписался на каждой странице за Хенрехена.
Маккартни засунул в рот две жевательные резинки и выдал следующий блестящий комментарий:
- Ты, брат, сильно рискуешь.
Я смерил его взглядом, открыл дверцу машины и сказал:
- Спасибо.
- Ты не думаешь, что у тебя не все в порядке с головой?
- А тебе не говорили, что у тебя жирная морда?
- В данном случае злиться совсем не обязательно. Конечно. Но не обязательно и выслушивать тебя.
Он сорвал обертки еще с двух пластинок жевательной резинки и сунул их в рот. Нервишки и у него начинали пошаливать. Это успокаивало. Я сел в машину. Маккартни с силой захлопнул дверцу. С некоторых пор за моей спиной частенько хлопали дверью.
Я был в прекрасном расположении духа. Выехав на Хустон-стрит, я подумал, какую же свинью подложил девушке из Полицейской академии, да и Кемельману. Но все же я их обоих прикрыл, назвав свое имя и подписав страницы. Нужно идти до конца. Как в мультфильме, я собирался пилить сук, на котором сидел.
XII
Вернувшись домой, я первым делом наполнил ванну. В моей жизни ванна играет первостепенную роль, в ней мне хорошо думается. А моя ванна - это старинная модель, на ножках в форме львиных лап и с отверстием для слива на самом верху, прямо под краном.
Не успел я раздеться и опустить одну ногу в горячую воду, как зазвонил телефон. Пришлось снять трубку.
- Алло?
Ответа не было. Тот самый случай, когда в трубку только дышат. Кто-то пытается либо запугать вас, либо вывести из себя. Остается только соблюдать спокойствие.
Послышался легкий шум, природу которого я не смог определить.
- До свидания, - ласково проговорил я и повесил трубку.
Был соблазн швырнуть трубку на рычажки, но звонивший подонок обрадовался бы этому.
Я вернулся в ванную и медленно погрузился в обжигающую воду. Бинты на руке были отвратительны. Я снял повязку и швырнул в помойное ведро. Ладонь сильно напоминала розовую бейсбольную перчатку с торчащими из нее концами ниток.
Зрелище не из приятных. Я погрузился в воду, оставив на воздухе лишь изуродованную кисть руки. Должно быть, я напоминал аллигатора, выслеживающего добычу. Телефон зазвонил снова, в самый неподходящий момент.
Пусть звонит. На десятом звонке я вылез из ванной и, оставляя на полу мокрый след, потащился снимать трубку. На другом конце провода продолжали дышать, не говоря ни слова. Вновь до меня донесся слабый звук. Будто что-то постукивало. И вдруг я понял. Кусочки льда в большом стакане. Кто из моих знакомых любит наполнять свой высокий стакан кубиками льда?
Я высказал ей все, что о ней думал.
- Именно этого я и добивалась, - сказала она. - Я хотела, чтобы вы разозлились на меня.
Я предложил ей прогуляться в очень далекие края.
- Не бросайте трубку, - сказала она, - а то я буду названивать вам всю ночь.
Что оставалось делать? Пожаловаться в полицию, что меня преследует герцогиня?
- А что, если я к вам заскочу, а вы предложите мне выпить?
- Нет.
- А если бы я вам предложила выпить?
- Женщины, которые пьют, как вы…
- Не надо грубить. Кажется, вы ищете женский пальчик? - сказала она.
- Именно женский пальчик я и ищу. - Я посмотрел на лужу, образовавшуюся у меня под ногами. - Откуда вы знаете?
- Я жду вас у Шрафта через четверть часа, - сказала она и повесила трубку.
Ресторан находился на углу. Я вытащил пробку из ванны и оделся. В ресторане я заказал себе гамбургер с жареным луком и бутылку пива. Мне не мешало бы побриться, а руку приходилось держать под столом. Не стоило слишком выделяться в таком шикарном ресторане, как «У Шрафта», тем более что могло возникнуть желание туда вернуться.
Я жевал свой сандвич и просматривал газету в надежде узнать, появилось ли что-нибудь о моем деле, когда увидел прямо перед собой зеленое платье. Взгляд мой остановился на глубоком декольте. Ее волосы были перехвачены на затылке оранжевой лентой и волнами струились по спине.
- Ненавижу жареный лук, - сказала она.
- Расскажите об этом где-нибудь в другом месте, - ответил я вежливо.
- Может быть, вы все-таки встанете?
- Будет ли невежливо, если я останусь сидеть?
- Да вы просто…
- А что вы сказали бы о женщине, которая набирает ваш номер и дышит в трубку?
Она засмеялась и села. Опершись подбородком на кулачок, герцогиня посмотрела на меня.
- Мой муж за всю свою жизнь не съел ни одного сандвича, - сказала она. - Он говорит, что это вредно для здоровья.
- Он совершенно прав. Не хотите ли гамбургер? Она глянула на мою руку. Глаза ее полезли на лоб.
- Настоящий гамбургер. Ради всего святого, что произошло?
- Мы кое с кем разошлись во мнениях, - сказал я, пряча руку под стол.
- Вы похожи на льва, - сказала она. - Знаете, такого ленивого, полусонного льва.
- Ага, закажите что-нибудь.
Наш столик обслуживала розовощекая ирландская красотка. Герцогиня заказала сандвич.
- Знаете, вы, кажется, меня просто околдовали.
- Ага, - сказал я, подливая себе кетчупа.
- Вас это совсем не интересует?
Я поставил на место бутылку с кетчупом. Не женщина, а динамит. Во что бы то ни стало нужно избавиться от нее.
- Вы скучающая набитая деньгами потаскушка, - сказал я. - Вы были бы более счастливы, гуляя по бульвару с детской коляской. Но вы сделали иной выбор. Что посеешь, то и пожнешь. Не надейтесь разжалобить меня. Мне наплевать на вас и ваши проблемы. За свою жизнь я встречал слишком много бедных людей, действительно несчастных, чтобы заниматься вами и вашим мужем. Так вот, вопрос сводится к следующему: хочу ли я с вами переспать? Хочу. Сделаю ли я это? Нет. Почему? Потому что я люблю сам бросать женщин. Потому что я не люблю женщин, которые слишком много пьют. И потому, что ваш муж хороший приятель комиссара. Три превосходные причины, по которым я к вам даже не прикоснусь. Договорились?
Я поднес ко рту свой гамбургер. Это было ошибкой. Она перегнулась через стол и залепила мне пощечину. Славная получилась оплеуха. И куда только подевалась моя хваленая реакция, которой я так гордился?
Официантка побледнела и чуть не уронила гамбургер, который несла к нашему столику. В нашу сторону повернулось несколько голов. «Шрафт» - место, где ведут себя тихо, и пощечина прозвучала как выстрел из револьвера. Щека моя пылала. Герцогиня оказалась мускулистой женщиной. Не иначе как прекрасная теннисистка.
Я аккуратно положил гамбургер на тарелку, вытер руку о скатерть и вернул герцогине пощечину. Оставалось дожидаться ее реакции.
Она поднесла руку к лицу и внимательно посмотрела на меня. Поднимаясь из-за стола, она улыбалась и была совершенно спокойна. Герцогиня ушла. Никто не сдвинулся с места. На меня смотрели так, будто я был мерзавцем, избившим свою жену. Я выдержал испытание, и им пришлось опустить глаза. Свой гамбургер я съел до последней крошки, хотя он почему-то вдруг начал отдавать бумагой. Герцог, быть может, прав - не стоит есть гамбургеры. Но скажите, в каких ресторанах подают бутерброды с белым мясом цесарки? Уж конечно, не в тех забегаловках, где мне приходится обедать. Маленькая ирландочка теперь сторонилась моего столика. До этого она нет-нет да и застенчиво улыбалась мне. Что ж, идиллия окончилась.
Рассчитываясь, я заметил, что метрдотель хмурит брови. Герцогиня сделала из меня парию. Впрочем, мне было все равно. Да и порции в этом ресторане слишком маленькие.
Вдруг меня как током ударило: я же не выяснил, откуда она узнала об этом деле. Впрочем, подумал я, она наверняка позвонит сегодня еще раз. И самым удручающим было то, что я не мог, как тысячи обычных граждан, отключить телефон, чтобы спокойно выспаться. Прелести профессии детектива лишали меня этой привилегии.