Задняя дверь была открыта. Я заглянул в кухню: белые стены, покрытый кафелем пол с двумя сточными отверстиями, повара в безукоризненно белых фирменных куртках. Здесь можно было пообедать без всякого риска. Я вернулся к стоянке, и служащий предложил припарковать мою машину. Я было полез в карман за бумажником, чтобы наградить его долларом. Эта привычка осталась с того времени, когда мне приходилось работать нелегально, не привлекая к себе внимания. Но на этот раз я расследовал преступление, не велика беда, если он узнает, что я полицейский. Доллар-то пришлось бы платить из своего кармана. Бумажник остался спокойно лежать на своем месте.
Улыбка паренька погасла остывающим угольком. Я показал свой значок. Между нами сразу возник непреодолимый барьер.
— Полиция, — сказал я. — Поставьте мою машину так, чтобы я смог побыстрее выехать.
— Чем быстрее, тем лучше, — пробормотал он, садясь за руль.
— Я что-то не расслышал…
— Да, конечно, в первый ряд.
Войдя в бар, я обратил внимание на драпировку из красного бархата, подвешенную между двумя сверкающими медными стойками, на метрдотеля весьма благородной наружности и на прислугу в гардеробе — пышногрудую женщину, одетую в бледно-голубое облегающее шелковое платье с глубоким вырезом.
Метрдотель стоял за стойкой, на которой лежал впечатляющих размеров журнал в красном кожаном переплете. Этот солидный человек напоминал хорошо выдрессированного голодного льва, ожидающего часа кормежки. Пока я приближался к нему, он ввел все мои данные: одежду, выражение лица, походку — в свой природный компьютер, которым обладает каждый метрдотель, желающий соответствовать этому званию. Результаты, кажется, были не блестящими. Спрятанная под стойкой лампа рассеянным светом освещала журнал. Он спросил, заказывал ли я столик. В зале было сколько угодно свободных столиков. Нет, ответил я, не заказывал.
На лице его отразилось сомнение, и он задумчиво пощелкал карандашом по зубам. Именно в этот момент представитель высших классов вложил бы в его ладонь пятидолларовую купюру. Но так как я не принадлежал к высшим классам, движения по направлению к бумажнику не последовало.
— Хммм, — пробормотал он, открыв журнал заказов, нахмурил брови, покачал головой и вновь его закрыл. — Хммм…
У него был едва уловимый акцент, природу которого я никак не мог понять, но довольно изысканный.
— Что, нет мест? — спросил я.
— У нас необходимо делать предварительный заказ, сэр, — сказал он.
Глаза его были нацелены на люстру. Ему, вероятно, было тяжело смотреть на таких оборванцев, как я.
Я взял журнал и раскрыл его, прежде чем он смог мне помешать. На этот вечер было заказано всего два столика, да и то на более позднее время.
— Этот журнал не предназначен для клиентов.
— Тысяча извинений, но мне нужен столик.
Он все же решился:
— Пожалуйста, сюда, сэр.
По тону, каким он произнес слово «сэр», можно было подумать, что он обозвал меня подонком.
Метрдотель направился к маленькому столику у входа на кухню. Таким было мое наказание.
Я выбрал столик посередине зала. За соседним сидела девушка. Она-то и была причиной моего выбора. Усевшись, я обнаружил, что девушка, безусловно, не одна; она поджидала отлучившегося кавалера.
Метрдотель наконец заметил, что я отстал. Он направился ко мне — глаза его полыхали недобрым синим пламенем.
Он заявил, что столик зарезервирован. Я ответил, что хочу только съесть гамбургер и уйти. Метрдотель повысил голос, постепенно нас окружили официанты — на случай скандала.
Вдруг за моей спиной раздался властный голос:
— Что здесь происходит?
— Господин Бруно, этот господин не зарезервировал столик. Я проводил его…
Господин Бруно на самом деле не был господином Бруно. Это был Винсент Сальваджио, проживавший на 114-й улице. Мафия. Четыре года назад я арестовал его за хранение героина, предназначавшегося для продажи, ношение оружия без разрешения и разбойное нападение. Когда он пытался овладеть своей пушкой, я бросился на него и раздробил его правую руку о стену. Нападение произошло в тот момент, когда он ударил меня в живот, но у меня хватило сноровки зацепить его за щиколотку и бросить на землю. При падении он ударился головой об асфальт и потерял сознание. Его адвокат был великолепен, судья благосклонен, а заместителем окружного прокурора оказался выпускник университета. Сальваджио тогда выкрутился.
— Мистер Санчес! Вы можете сесть за любой столик. Если мистер Санчес еще когда-нибудь к нам заглянет, вы должны обслужить его по высшему разряду! По высшему! А счет пришлете мне. Согласны, мистер Санчес?
Девушка за соседним столиком, казалось, была очарована этой сценой. У нее была красивая грудь, и она мне улыбалась. Вообще, у меня слабость к рыжеволосым женщинам. Как, впрочем, и к брюнеткам, и к блондинкам. Однако все мои надежды на успех рассеялись утренней дымкой, когда к столику вернулся ее кавалер.
— Как дела, Винни? — спросил я.
— Мистер Санчес, прошу вас звать меня Бруно. Это мое имя здесь. Прошу вас оказать мне эту услугу.
Я ничего не имел против:
— Как дела, Бруно?
— Прекрасно, очень хорошо. Я завязал с прошлым. Конец наркотикам. Я управляю этим заведением на вполне законных основаниях. Гарсон!
Официант примчался в мгновение ока. Я заказал филе с кровью, жареный картофель и салат.
— Что вас привело в этот район? — спросил Бруно, пытаясь сохранить безразличный тон.
— Я веду следствие. Черт возьми, Бруно, успокойтесь! Речь вовсе не идет о наркотиках. Я здесь по делу, но я не знал, что это ваше заведение. Так что перестаньте нервничать.
Он, конечно, не поверил ни единому моему слову. Я объяснил, что пришел навести справки о ссоре, происшедшей здесь несколько месяцев назад между мужчиной и женщиной. Не знает ли он что-нибудь об этом?
— Я? Ничего. Но можно спросить у Луиджи. Луиджи!
Подошел метрдотель.
— Он настоящий герцог, — заявил Бруно не без гордости. — Его предки владели замком в Тоскане. Представляете?! И вот я, бедный крестьянин из Катаньи, командую итальянским герцогом! Да, вот это страна! Я просто балдею, когда называю его по имени. Но ему самому так хочется. Луиджи, мистер Санчес хотел бы задать вам два-три вопроса.
— С удовольствием.
Луиджи пристально разглядывал вторую пуговицу моего пиджака. Я тоже посмотрел на нее — пуговица болталась на одной ниточке.
— Как только пожелаете, Луиджи, — сказал я.
Моя реплика не понравилась Бруно. Он был шокирован.
— Послушайте, мистер Санчес, — зашептал он мне на ухо, — ведь это же настоящий герцог!
Если бы он знал, что совсем недавно я имел дело с герцогиней!
— Луиджи, — начал я вежливо, — несколько месяцев назад один мужчина и одна женщина повздорили здесь у вас. Он красивый, крепкого телосложения, лет сорока, седеющие волосы ежиком, хирург из «Грир дженерал». Она тоже доктор, около тридцати пяти лет, не особенно симпатичная. Тоже из «Грир дженерал». О чем они говорили?
Луиджи внимательно изучал мои ногти. Я подрезал их обычными ножницами и никогда не делал маникюра. Но чистил довольно часто. Не очень ухоженные ногти, должно быть, вызывали у него тошноту.
— Кто вы? — спросил он.
Бруно закрыл глаза. Я показал метрдотелю свой значок. Это его не впечатлило.
— Луиджи! — занервничал Бруно.
— Нет, — ответил Луиджи, — я ничего не помню.
— Ничего?
— Ничего.
— Они пришли сюда вместе, — сказал я, — а потом поссорились.
— Нет, я ничего не могу припомнить.
— Может быть, вспомнит кто-нибудь из официантов?
— Нет, боюсь, что нет.
— Чтобы быть уверенным, надо спросить их.
Естественно, Луиджи лгал. Любой метрдотель всегда знает обо всех скандалах, заканчивающихся потасовкой. Такие вещи не скроешь.
— Господин Бруно, — сказал Луиджи.
— Да?
— Обязан ли я отвечать на эти вопросы?
Бруно повернулся ко мне. Он был в затруднительном положении.
— Ну что вы, конечно, нет, — ответил я. — Я мог бы, впрочем, вызвать вас на допрос, но это потребует столько времени — ужасно много всяких формальностей. Вам придется ехать в Манхэттен. А уж там вы будете лгать или говорить правду. Затем мне придется допросить всех официантов и других служащих, но в конце концов я все же узнаю, что здесь произошло. Так вот, эта беседа могла бы избавить всех от лишних забот и нудной поездки в Манхэттен.
Я произнес эту маленькую речь с чрезвычайной вежливостью и дружелюбием, хотя мне до безумия хотелось двинуть ему ногой кое-куда. Проявляя дружелюбие к аристократии, вы совершаете большую ошибку. Они сразу начинают подозревать вас в слабости и в том, что вы испытываете величайшее уважение к тем, кто избран Богом для управления людьми и до сих пор управлял бы нами, если бы не безобидные исторические инциденты, которые называют революциями.
— Что ж, — сказал Луиджи, — почему бы не заняться всеми этими формальностями? Я с удовольствием после допроса похожу по магазинам.
Он надеялся довести меня до белого каления. Но я ограничился вежливым вопросом:
— По магазинам братьев Брукс?
Он кивнул.
— Знаете, Луиджи, — сказал я, — мне кажется, что Кляйн подошел бы вам больше.
У него напрочь отсутствовало чувство юмора, а у меня не было больше времени для развлечений. Я вытащил свою записную книжку и встал.
— Спасибо, Луиджи, — сказал я.
Я попросил у Бруно линейку, которую он и вытащил с беспокойным видом из стола кассира. Я отправился на кухню и принялся измерять расстояние от задней двери до плиты, диаметр урн и расстояние, на котором они находились от холодильника. Все данные я аккуратно записывал. Пришлось измерить и ширину проходов между кухонными столами и расстояние между огнетушителями.
Если бы кто-нибудь удосужился проверить соблюдение всех правил гигиены и противопожарной безопасности, установленных в городе Нью-Йорке, то пришлось бы закрыть девяносто процентов ресторанов.