— Удостоверение личности.
Я вытащил свое удостоверение. Она принялась изучать фотокарточку. Наконец она открыла решетку и пригласила меня войти.
Проходя мимо нее, я уловил то тончайшее смешение запаха чисто вымытой кожи и аромата дорогих духов, которое встретишь разве что на Шестидесятой и Девяностой улицах Ист-Сайда, между Пятой и Лексингтон-авеню.
Она прошла в комнату, в которой можно было бы поместить всю мою квартиру да еще поставить два «кадиллака». Ее слегка покачивало, из чего я заключил, что в стакане был не апельсиновый сок.
На полу лежал пушистый темно-зеленый палас — под цвет ее изумрудов. Каждая вещь, казалось, сочеталась с другой так, что появлялось неодолимое желание отыскивать пару любому предмету, на котором останавливался взгляд. Она уселась на диван, покрытый желтым шелком, дивно гармонировавшим с оттенком ее кожи. Мне было предложено место рядом. Не совсем, конечно, рядом — диван был большим. Я расположился в метре от нее и откинулся на спинку. Это было самое удобное место, на котором мне когда-либо доводилось сидеть. Краснокожее чудовище перед столом Хенрехена не шло с ним ни в какое сравнение.
Хозяйка дома вдруг встала и расположилась в кресле напротив меня. Она поставила стакан на маленький инкрустированный столик и закинула ногу на ногу. Ее коленки были гладкими и загорелыми.
Женщина смотрела на меня, слегка улыбаясь. На краю столика стояли шахматы. Фигуры из слоновой кости симметрично выстроились на черных и белых полях. Рядом с шахматной доской возвышался хрустальный графин, наполненный совсем не апельсиновым соком.
Прямо передо мной, на стене, висело полотно Буше или Фрагонара, на котором в вольной позе раскинулась налитая здоровьем розовая обнаженная женщина. На ее губах застыла усталая улыбка. Парящий над ней херувим застенчиво пытался пристроить на животе нимфы распустившийся розовый бутон. Весь ее расслабленный и томный вид говорил о том, что она провела бесконечно длинную, утомительную, но полную восторга ночь.
— Итак? — сказала хозяйка, прикрыв глаза.
— Это Буше или Фрагонар?
Она вскинула голову:
— Буше. Выпьете что-нибудь?
— На службе не пью. Спасибо.
— Можно сделать исключение.
— Никаких исключений.
— Даже апельсиновый сок?
Пришлось согласиться. Она вышла из комнаты, а я еще вольнее развалился на мягких подушках. Вернувшись, она наполнила мой стакан из принесенного графина.
— Вам нравится моя обнаженная дама?
— Я вообще люблю обнаженных женщин.
— Ну это вполне естественно.
Она принялась медленно изучать меня. А так как мой рост метр восемьдесят, то осмотр занял довольно много времени.
Между тем я глотнул из стакана. Атомная смесь. Я решил, что больше трети пить не стоит.
— Могу я видеть госпожу Сааведра? — спросил я.
— Ах, герцогиню! — воскликнула она с легким презрением. — Я вам сначала расскажу о её муже. Он из благородного испанского рода и ужасно гордится своим титулом, который восходит к тысяча триста двадцать седьмому году. Кроме того, он обладает еще титулами маркиза де Гибралеона и графа де Бенальказара. Так что ваша герцогиня также и маркиза, и графиня.
— Понятно, — сказал я.
Она дернула бровью, а я продолжал наслаждаться Буше.
— Герцог обожает, усевшись между двумя стереоколонками, запускать Вагнера во всю мощь. Он преклоняется перед немецкой эффективностью и, наверное поэтому, вложил свои капиталы в промышленность Западной Германии. Он также коллекционирует ножи и увлекается телепатией.
— Вы, кажется, недолюбливаете герцога, — предположил я.
Сделав глоток из своего стакана, она продолжала:
— Ему не нравятся женщины.
Я подумал, что она сестра герцогини или, может быть, секретарша, особа из разорившейся аристократической семьи, которая, воспользовавшись отсутствием хозяев, решила поразвлечься.
— Он очень богат, постоянно делает своей жене дорогие подарки и дает много денег, поэтому она решила не оставлять его.
— Понятно.
Я подпустил в свой голос немного презрения, что не осталось незамеченным.
— Вы производите впечатление подонка и наглеца, — выдала она. Ее глаза сузились, как у кошки на ярком свету.
— Все же вернемся к делу, — предложил я.
Она пожала плечами:
— Хорошо, вернемся к этой отвратительной герцогине. Однажды, когда ей все особенно осточертело, она просто-напросто ушла из дому, не взяв с собой ничего. Заглянув в банк, она забрала из своего личного сейфа несколько тысяч долларов и отправилась на самолете в Очос Риос.
— В Очос Риос?
— Это на Ямайке. Разве вы не знаете? — Ей хотелось меня поддеть.
— Нет, — сказал я вежливо, — не знаю. Ну и что?
— Герцогиня прекрасно развлекалась там. Она повстречала одного английского офицера, чей титул оказался на целый век древнее титула ее мужа. Так что она спала с ним с гораздо большим удовольствием.
Тут я начал подозревать, что не так уж хитер, как о себе мнил.
Аккуратно поставив стакан, я начал:
— Скажите, вы случайно…
— Я вернулась только вчера. И вот узнаю, что муж уже заявил о моем исчезновении. Ну, что скажете? — заключила она с видом триумфатора.
— Да ничего особенного, — ответил я.
Это ей не понравилось. Каждый мнит себя способным породить бурю в душе ближнего.
Мне нужно было позвонить. Она указала на телефон.
— Привет, Талли, — сказал я. — Можешь вычеркнуть Катарину Сааведра-и-Карвахал.
Герцогиня тем временем поставила несколько пластинок на свою стереосистему.
— Она что, умерла?
— Нет, Лео, — ответил я, — просто сгоняла в Очос Риос.
Я повесил трубку. Это и правда была атомная смесь. Похоже, напиток состоял из чистой водки, в которую плеснули для запаха немного апельсинового сока. Герцогиня раскачивалась в ритм танцевальной музыке. Она раскинула руки, приглашая меня.
— Спасибо, нет, — сказал я.
— А надо бы согласиться. Ведь комиссар член того же спортивного клуба, что и мой муж. Они же вместе играют в сквош. И в бадминтон. Я пожалуюсь, что вы мне надерзили… если вы откажетесь со мной потанцевать.
— Мне пора, — сказал я вставая. — Почему бы вам не найти работу?
— Я была нищей и была богатой, как сказал не знаю кто. Поверьте мне, быть богатой гораздо лучше. Так вы идете танцевать?
— У меня много работы.
— Я предоставлю вам столько работы, сколько вы захотите, — сказала она.
Ее бедра ходили ходуном. Весьма впечатляюще. Она была лучшей женщиной из тех, кого мне доводилось встречать. И ведь никто не узнает! Никто, кроме ее мужа, человека, играющего в сквош с комиссаром. Лучше уж я буду играть с людьми своего круга!
— Рад был с вами познакомиться, — сказал я. — Спасибо за апельсиновый сок.
Я уже дошел до двери, когда почувствовал кого-то у себя за спиной. Она сняла туфельки и догнала меня, неслышно ступая босыми ногами по мраморным плитам.
— Трус! — прошипела она и хлопнула дверью с такой силой, что толстое стекло задрожало.
VIII
— Индиготиносерная кислота, — объявил Келси с довольным видом.
Я ничего не понял.
— Индиготиносерная кислота, — повторил он. — Не знаю, понятно ли тебе, но, имея в наличии лишь желтое пятно, найти нужное из всех существующих в мире веществ кое-что да значит!
— Еще бы. Ты имеешь в виду индиготиновую кислоту?
— Нет, — сказал он, и я уловил в его голосе раздражение. — Это немножко другое. Почти то, о чем ты говоришь, но немножко другое. Не буду повторять этот термин, но данное вещество используют для уничтожения татуировок.
— Татуировок?
— Да, татуировок. Ты слишком мало спишь. Прошу тебя, не повторяй за мной каждое слово.
Именно татуировок. Иногда люди делают татуировку, а потом жалеют об этом. Вот тогда и нужна эта кислота.
— Так, значит, делают татуировку, а потом используют кислоту, чтобы ее вытравить?
— Лучше и не скажешь. — Келси был язвительный тип.
Я потребовал палец и получил его прямо из морозильника.
С помощью мощной лупы я скрупулезно исследовал поверхность пальца. И обнаружил несколько черных точек, в беспорядке разбросанных на коже, — там, где находилось кольцо.
Я было подумал, что это крошечные пылинки, застрявшие под кольцом. Попытки счистить их оказались безрезультатными. И тогда стало ясно, что это микроскопические чернильные капельки, глубоко въевшиеся в кожу, все, что осталось от татуировки после действия кислоты.
Я взял кусок промокательной бумаги, который можно было обернуть вокруг пальца, нанес легкие чернильные мазки на черные точки и плотно наложил бумагу на палец. На ней проявились точки, расположенные беспорядочной двойной линией. Мне осталось лишь соединить их с помощью карандаша.
Линии оказались волнистыми, похожими на русские горки. Я не видел в этом никакого смысла.
Тяжело вздохнув, я продолжил свое занятие. Неужели все мои усилия напрасны? А если посмотреть на точки по-другому? Некоторые из них расположены параллельно, но на одном конце они сходятся, образуя некое подобие двузубой вилки. Я принялся переносить линии на другой листок бумаги. Пристально вглядевшись в рисунок, я вдруг почувствовал, что волосы у меня на затылке зашевелились. Это был прекрасный рисунок — я нарисовал змею, высунувшую свой раздвоенный язык.
IX
— Келси!
— Да? — В его голосе слышалось нетерпение.
— Можешь ли ты определить, когда была сделана эта татуировка?
Он склонился с лупой над стеклом. Поковырял миниатюрным скальпелем одну из черных точек. Наконец выпрямился и, сняв очки, потер глаза.
— Краситель еще достаточно насыщен и свеж в местах, где индиготин не проник слишком глубоко. Может быть, татуировка была сделана меньше года назад.
Я ушел в библиотеку и рухнул в кресло. Может ли женщина ни с того ни с сего вдруг сделать татуировку? Нет. Мужчина — возможно, и то, если он пьян. Но уж никак не нормальная женщина. Проститутки — да, и то самого низкого пошиба. Воистину женщина должна обладать весьма эксцентричным характером, чтобы придумать такое. Но если она с причудами, то не станет покупать кольцо, чтобы прикрыть татуировку. Значит, эксцентричность отпадает.