Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому — страница 27 из 41

Wen du mich noch etwas liebst und etwas gut bist, so schreibe für mich recht bald ein Antwort den ich bedarf jetzt sehr deinen Trost und deine Brief recht balde zu bekomen. Du kannst dir gar nicht vorstellen wie ist es traurig so allein im ganz fremden Stadt zu seyn ohne Rath und ohne ein freundlichen Wort zu hören.

Hat dir der Onkel geschrieben das er will ein Zimmer nehmen und den Diener ablassen, zu was soll er es thuen? Der Onkel ist auch gut und hat für mich 2 mal geschrieben ist, aber bös etwas auf mich, das ich habe für N[ikolai] G[awrilowitsch] geschrieben und Geld gefragt, und nicht bei ihm. Ich bin jetzt Gott sey dank gesund, war aber wieder sehr krank gewesen von Schrek durch Feuerschade.

Meine Ohren wahren wohl besser aber durch dieß Schrek sind mir die Ohren wieder schlechter, aber man verschpricht mir die Ohren auskuriren, den ich nehme Wannen aus Kräuter.

Guter Kolinka, schreibe doch bald wieder es wird ja für mich ein großes Glük seyn, und wie werde ich mit Ungeduld erwarten ein Antwort. Vergeß doch nicht

Deine arme T[herese] G[rünwaldt].

P.S. Du schreibst jetzt sehr gut Deutsch, es freut mich von Herzen.

Deinen lieben Portrait verware ich wie mein Augapfel, aber du siehst sehr mager aus. Warum hast du ohne Brille abgenomen, trägst du die Brille nicht mehr? Schreibe mit wem bist du gefahren nach Ausland und wie du lebst.

{Ich wohne sehr sehr einfach, zahle mit Kost und Quatir 10 r[ubel] s[ilber]}

Meine Adresse ist so: Близ Великой реки, Выползовой слободы, в доме прачке Настасьи Митрофановой.

РО ИРЛИ. Ф. 97. Оп. 2. Ед. хр. 52. Л. 49–49 об., 50–50 об.


Перевод:


Псков, 7 июля 1860

Мой любимый, добрый Колинька, я не знаю, что мне о тебе думать, потому что ты совсем не пишешь своей бедной Т[ерезе]. Ты не ответил на 2 моих письма[251], может быть, ты уже женился или нашел новую подругу, поэтому у тебя нет времени писать. Ах, как ужасно думать, что ты все же забыл, и не меня одну, но и своего лучшего друга Николая Г[авриловича]. Он жалуется, что ты очень мало ему пишешь[252]. По этому можно судить, что ты довольно счастливо живешь, впрочем, так и живи и радуйся, но пиши мне, чтобы и я могла порадоваться, потому что твое счастье для меня лучшее счастье и радость.

Любимый, дорогой Колинька, мне очень печально писать тебе, потому что я совершенно не могу писать тебе веселые письма. Сейчас со мной вновь случилось большое несчастье, здесь у нас был пожар, а я как раз была в деревне у одной больной, вернулась домой, все потеряно и вот я осталась в том, в чем была, но еще более печально то, что я и деньги потеряла, 3 июня я получила твои деньги 100 [рублей], и оставила их дома, взяла только портрет, и вот все утрачено, единственное, что мне осталось, – твой портрет. Я писала Н[иколаю] Г[авриловичу] об этом, и он мне прислал очень приятное письмо и 60 р[ублей] денег[253]. Я не столько радовалась деньгам, сколько его доброму и ласковому письму. Благодарю и тебя, Колинька, ты не забываешь меня, хотя ты так далеко, заботишься обо мне. Одно только плохо, что ты не пишешь, за 6 недель я только одно письмо от тебя получила, и притом ты совершенно не отвечаешь на то, что я пишу, верно, ты совсем мои письма не читаешь, может быть, ты не так добр, как раньше. В августе месяце я думаю снова по ехать в Дерпт, чтобы дальше учиться, в Дерпте я сберегла те 250 р[ублей]. В конце августа я заберу деньги, потом начну заниматься практикой. Я уже приняла одного малыша у моей хозяйки, где я сейчас живу. Это занятие не тягостное, только нужно иметь большое терпение и сидеть ночами.

Если ты меня еще немного любишь и в тебе осталось хоть сколько-нибудь доброты, напиши мне скорее, потому что я нуждаюсь сейчас в твоем утешении и в твоих скорых ответах. Ты себе не можешь даже вообразить, как грустно быть одной в совершенно чужом городе без совета и без единого дружеского слова.

Написал ли тебе дядя, что он хочет снять комнату и отпустить слугу[254], для чего ему это делать? Дядя тоже добр и дважды писал мне, но немного сердится на меня, что я просила денег у Н[иколая] Г[авриловича], а не у него. Сейчас я, слава богу, здорова, но снова была больна, оттого что испугалась пожара.

Уши мои стали было лучше, но из-за этого ужаса снова стало хуже, но мне обещают их вылечить, я принимаю травяные ванны.

Добрый Колинька, ответь поскорее. Я буду очень счастлива, буду с нетерпением ждать ответа. Не забывай свою бедную

Т[ерезу] Г[рюнвальд].

P.S. Ты уже очень хорошо пишешь на немецком, это меня очень радует.

Твой портрет берегу как зеницу ока, но ты очень похудел. Почему ты снял очки, ты их больше не носишь? Напиши, с кем ты поехал за границу и как живешь[255].

Я живу очень-очень просто и плачу за стол и проживание 10 р[ублей] с[еребром].

Мой адрес такой: Близ Великой реки, Выползовой слободы, в доме прачке Настасьи Митрофановой.

№ 29

12 августа <1860 г.>, Псков


Псков 12го августа

Милый, добрый Количка, пишу я тебе теперь по-русски, потому что ты мне ничего не отвечаешь, что я тебе спрашивала, а может, не понял. Во-первых, я хотела знать, что будет с Ваничкой[256]. Я думаю, его лучше привезти в Пет[ербург], потому что там он будет лучше учиться, нежели в Нижнем. Милый Количка, мне очень совестно, что Николай Г[аврилович] так часто пишет, и что его мы очень беспокоим насчет денег[257]. Я думаю, ему мало времени заниматься беганьем по почтам. Особенно он теперь так далеко живет[258], да и притом мне очень совестно ему посылать свои скверные и глупые письма, хоть бы ты так был добр и извинился насчет меня.

Добрый Количка, в Дерпт я не могу раньше 25 сентября ехать, потому что тогда я могу взять денег 250 р[ублей] с[еребром], а надо бы ехать раньше, потому что женские лекции в клинике[259] начнутся 22го августа, и лучше гораздо, если я могла быть в начале да притом надо внести 60 р[уб лей] с[еребром], иначе там не примут. Не знаю, как мне делать, если я внесу эти деньги, то я могу заняться практикой, и это будет гораздо выгоднее. Тогда я могу и по домам ходить, на то дают право и такую бумагу. Отчего ж ты, милый Количька, не поздравил меня. Я тебе писала, что принимала мальчика у моей хозяйки. Мне не трудно было, потому что я обошлась без Доктора и без Бабки, только тем было трудно, что она мучилась 3 дня родами, а перед тем была 3 недели больна, и я должна была за ней ухаживать день и ночь, за что они мне много благодарили. Хозяйка дала мне 15 р[ублей] с[еребром], подарила 2 кольца, а муж подарил хорошенькие серьги руб[лей] 18 сер[ебром]. Когда я у них была, тогда и был пожар в первые дни, как хозяйка была больна, потому они мне дали 15 р[ублей]. Милый голубчик Колинька, жалко мне того портрета, которого ты присылал мне [в] Дерпт, да еще те серьги и брожку. Как я берегла, а все-таки потеряла. Твой студенческий портрет цел, я приносила показать хозяйке или сравнить с тем портретом, который ты прислал недавно, так вот только два памяти от прежних. Да мне очень жаль твои письма[260]. Они мне были дороже всего, и как много они меня утешали, как, бывало, я радовалась и успокоивалась, прочитавши их. А теперь их нет и нечем утешиться. Ник[олай] Г[аврилович] прислал мне опять 60 р[ублей] с[еребром]. Из этих денег я отдала хозяйке за 2 месяца, т. е. за июль и авг[уст], 40 за стол и за квар[тиру], стирку, свечи, кофе, чай, сахар, сливок, и молоко, я сама пью парное молоко, я ведь была очень худа, ты бы верно не узнал, но теперь я, слава Богу, поправляюсь.

Милый Количка, я тебе расскажу, как я себе сделала весь гардероп. У меня теперь опять есть все новое и хорошее, и все, милый голубчик, через тебе. Много, много я тебе стою, и чем заслуживаю я от тебе, и только навязываюсь да не даю тебе покою.

Видишь, милый Количка, распорядилась я так, получивши от Ник[олая] Г[авриловича] 120 р[ублей][261] (два раза по 60 р[ублей] с[еребром]). Я дала хозяйке 40 р[ублей], на 25 шила я себе белье, на 20 юпок, простынь и наволок, да сделала себе 2 ситцевые платье да одно шерстяное. Это будет вместе 16 р[ублей] с[еребром]. И еще сапоги и чулки 5 р[ублей]. И еще тальму 8 р[ублей] с[еребром]. Здесь дешевле гораздо, чем [в] Пет[ербурге], а когда я поеду в Дерпт, тогда я сделаю себе форменное коричневое платье и теплое пальто. – Еще жаль, милый Количка, шубу.

Только ползимы я в ней щеголяла, и дешево она обошлась ведь, 28 р[ублей] с[еребром], а здесь нет такие меха.

Разве, Количка, ты зиму останешься в Париже[262], так как я читала, то в Париже жить очень дорого, зато я думаю, очень весело. Не сделайся только французом.

Милый Количка, прежние 2 письма я по-русски адресовала верно, ты их не получал[263]. Я здесь живу на веселом месте, против наших окошек видна Великая река, потом лес и роща, очень приятно. Только в Дерпте мне лучше нравится. Там все большие горы, а на горы гулянье и музыка, и воздух гораздо здоровее, и дешево очень жить, а за стол в Дерпте платят 6 р[ублей] с[еребром] и кормят отлично, а в Пет[ербурге] так не накормят и за 15 р[ублей].

Письмо твое я получила. Благодарю тебя, милый Количка. Пиши только почаще, так и я буду [