Никто, вероятно, не отговаривал Марию Сибиллу от такого увлечения, хотя семья могла находить его странным. Другой знаменитый натуралист ее эпохи, амстердамец Ян Сваммердам, тоже начал изучать насекомых в детстве, вдохновленный уникальной коллекцией отца[511]. Но от девочек, вероятно, ожидали иной реакции, скорее ближе к испугу, который анонимный автор детского стишка приписал дочери Томаса Муффета, чей популярный «Театр насекомых, или мелких живых существ» со временем встал на полку в доме Марии Сибиллы:
Little Miss Muffet
Sat on a tuffet
Eating her curds and whey.
Along came a spider
And sat down beside her
And frightened Miss Muffet away[512],[513].
Человек, которому предстояло в 1665 г. взять в жены Марию Сибиллу Мериан, не испугался. Иоганн Андреас Графф был любимцем Якоба Марреля (учитель и ученик вместе сделали гравюру, изображающую шествие ряженых столяров на франкфуртской площади), и вполне возможно, что восемнадцатилетняя невеста с радостью пошла за него. Муж, десятью годами старше Марии Сибиллы, был по крайней мере хорошо знаком ей. Кроме того, он понимал, что женщина может быть увлечена работой: в 1658 г. он нарисовал тушью портрет Маррелевой дочери Сары, склонившейся над вышиванием в мастерской отца. Эта картина давала его браку с Марией Сибиллой неплохие шансы на успех[514].
Чета пять лет прожила во Франкфурте, где родилась их дочь Йоханна Хелена, а затем перебралась поближе к отчему дому Граффа, в Нюрнберг[515]. Там был ректором старинной гимназии на Эгидиенплац его отец, носивший почетное звание поэта-лауреата; конечно, с аристократами он равняться не мог, но все же был человеком видным. Там, в уютном доме на Мильхмаркт-штрассе, Графф создал серию гравюр с уличными сценками, нюрнбергскими памятниками архитектуры и другими городскими пейзажами — темы, которые он разрабатывал в Италии и которыми не занимались ни его жена, ни наставник Маррель[516]. Там же Мария Сибилла писала свои картинки на холсте и пергамене, вышивала и делала гравюры; более того, она набрала группу учениц, среди которых были патрицианка Клара Регина Имхофф и дочь гравера-издателя. В письмах Марии Сибиллы к первой из них чувствуются теплота их отношений, забота наставницы об освоении Кларой новых технических приемов, ее практичность при обсуждении цен на краски и лаки, а также подобающая почтительность в отношении Имхоффов как представителей высшего сословия[517].
Супруги отнюдь не страдали от одиночества. Они часто ходили в гости к Йоахиму Зандрарту (тот в свое время учился у отца Марии Сибиллы) и к другим нюрнбергским художникам, которые пытались учредить Академию. Они навещали высокообразованного Кристофа Арнольда, автора трудов о памятниках древности и иноземных религиях, состоявшего в переписке с Менассе бен Израилем[518]; возможно, Арнольд и познакомил Марию Сибиллу с первыми в ее жизни латинскими сочинениями по естественным наукам. Фрау Греффин (как теперь называла себя Мария Сибилла) числила среди своих друзей и местную художницу, Доротею Марию Ауэрин, которая стала крестной второй дочери Граффов, Доротеи Марии[519]. Между тем она продолжала наблюдать за насекомыми, отыскивать гусениц, зарисовывать их — в собственном саду, в садах друзей, в крепостном рву вокруг близлежащего Альтдорфа, — а затем приносить в свою мастерскую и кормить подходящими листочками, отмечать происходящее с гусеницами и по мере изменений снова изображать их, карандашом и красками.
Казалось бы, Мария Сибилла вела жизнь, идеальную для художницы той поры. Ничто не предвещало ни бунта, ни метаморфоз. Первая книга, вышедшая под именем «Марии Сибиллы Греффин, дочери Маттеуса Мериана Старшего» и изданная ее мужем, также не содержала никаких сюрпризов. Этот трехтомник, который печатался с 1675 по 1680 г., носил название «Книги цветов» (Blumenbuch) и представлял собой вполне типичное собрание офортов — без текста — с изображением отдельных цветов, букетов, венков и бутоньерок[520]. Цветы и сидевшие на некоторых из них гусеницы, бабочки, пауки и прочие живые создания были выписаны тщательно и очень красиво (это был способ разрешить противоречие между «природой и искусством», Kunst und Natur, о котором говорится в предваряющем книгу стихотворении), но по стилю работы были вполне в духе цветочной живописи отчима Марреля и его наставников. Как в свое время ее отец, Маттеус Мериан, опубликовал Florilegium Renovatum («Обновленный флорилегиум»), так теперь и Мария Сибилла представила свое собрание цветов, «писанных с натуры». Как в свое время анатомический альбом Якоба Марреля пригодился студентам, живописцам, скульпторам и ювелирам, так теперь и ее «Книга цветов» послужит источником образцов для художников и вышивальщиц[521]. В предисловии к изданию 1680 г. приводится несколько историй (частично Мария Сибилла позаимствовала их из своего обширного круга чтения) о тех, кто любил цветы и ценил их красоту, в частности о папе римском, который предложил миланской церкви Сан-Карло тысячу крон в обмен на один-единственный цветок, или о недавнем случае из голландской жизни, когда две тысячи гульденов были отданы за одну луковицу тюльпана Semper Augustus[522].
Но в то самое время, когда Мария Сибилла Мериан писала эти строки, выходила ее новая книга, не похожая на прежние: в 1679 г. появилась «Книга о гусеницах» (Raupen) или, точнее, «Необычайное превращение и уникальный цветочный корм гусениц… рисованных с натуры и гравированных на меди»; собственно говоря, вышел первый том этого издания, за которым в 1683 г. последовал второй[523]. На каждой из ста гравюр (по пятьдесят на том, в черно-белом или цветном — ручной раскраски — варианте, в зависимости от желания и состоятельности покупателя)[524] было изображено одно или несколько насекомых на разных стадиях развития: в виде гусеницы или личинки, в виде куколки, с коконом или без, как взрослая бабочка или муха — в полете или в неподвижности (зачастую показанные в обоих положениях). На многих таблицах были также представлены яйца. В центре каждой картинки помещалось растение, обычно в стадии цветения, но иногда и плодоношения; растение выбиралось и изображалось с учетом того, какими листьями питается гусеница и в каких местах (на листьях, стебле или в почве) самка насекомого откладывает яйца. Все растения были снабжены немецкими и латинскими названиями, и к каждой гравюре прилагался одно-двухстраничный текст, в котором Мария Сибилла (на немецком языке) рассказывала о внешнем виде и поведении насекомых на разных этапах развития, зачастую приводя дату наблюдений и описывая собственную реакцию. Она не дает названий каждого вида бабочек (современная ей наука имела такие наименования лишь для небольшого их числа)[525], зато в ее описаниях содержится история конкретных жизней.
Вот ее рассказ о ночной бабочке, развитие которой на ветке черешни прослеживается от яйца до взрослой особи:
Много лет назад, когда я впервые увидела эту довольно крупную ночную бабочку, получившую от природы столь изящную окраску, я не могла вдоволь налюбоваться на чудесные переливы цветов и оттенков, а потому часто рисовала ее. Впоследствии, когда я с Божьей помощью открыла для себя метаморфоз гусениц, эта бабочка очень долго не попадалась мне на глаза. Когда я снова увидела ее, меня охватили неописуемая радость и чувство сбывшегося желания, после чего я несколько лет подряд отыскивала ее гусениц и держала их до июля, подкармливая листьями черешни, яблони, груши и сливы. Гусеницы эти имеют очень красивый зеленый цвет, напоминающий первую весеннюю траву, вдоль хребта у них идет замечательно прямая черная полоска, и каждый членик также пересечен черной полоской, на которой жемчужинками блестят четыре крохотные белые бусинки. Тут и там виднеются золотисто-желтые овальные пятнышки, под которыми тоже блестит жемчужинка. У первых трех члеников внизу с каждой стороны располагается по красному коготку, затем следуют два пустых членика, после чего — четыре зеленые ножки того же цвета, что и сама гусеница, а на конце туловища опять видно по одной ножке с обеих сторон. Из каждой жемчужинки торчит пучок волос, длинных и покороче, настолько жестких, что кажется, будто о них можно уколоться. Как ни странно, если этому виду гусениц не хватает корма, они начинают пожирать друг друга, но стоит [пище] появиться, и они перестают [есть друг друга].
Когда эта гусеница достигает своего нормального размера, какой она видна на листе и стебле [на моей картинке], она окутывается плотным блестящим коконом серебристого цвета и овальной формы, в котором она сначала сбрасывает чешую, а затем превращается в каштанового цвета финиковую косточку [этим словом, Dattelkern, Мария Сибилла обычно обозначает куколку], которая вместе со сброшенной кожей покрывает всю гусеницу целиком. В таком неподвижном состоянии она пребывает до середины августа, когда наконец и появляется эта изумительной красоты бабочка, которая тут же пускается в полет. Она белого цвета с серыми крапчатыми пятнами, у нее два желтых глаза и два коричневых усика (