По общепринятым нормам путешествие это было весьма необычным. Порядочные женщины отправлялись в голландские колонии в качестве жен и других иждивенцев в семьях плантаторов и управляющих либо в составе групп из одних незамужних, заключив контракт с голландской Ост-Индской компанией. Женщины, которые пробирались на борт самостоятельно, в надежде найти себе хорошего фермера-мужа на мысе Доброй Надежды или открыть кафе для моряков в Батавии, пользовались дурной славой (по утверждению одного наблюдателя-мужчины, это была «кучка воровок и тюремных шлюх, едущих в трюме или переодетыми в мужское платье»)[613]. Пятидесятидвухлетняя Мария Сибилла Мериан и ее дочь Доротея, двадцати одного года, хотя и находились под покровительством шкипера, были аномальным явлением, поскольку ехали одни и по весьма странному делу.
Что касается художественно-научных планов Мериан, с этой точки зрения поездка тоже казалась необычной. Флора и фауна обеих Америк были описаны еще в XVI в., например Гонсало Фернандесом де Овьедо, который удовлетворял свои энциклопедические интересы, несколько десятилетий служа испанскому королю в качестве надзирателя за шахтами на Испаньоле, а затем губернатора Картахены и Санто-Доминго[614]. Та же история продолжалась и в XVII в.: уже в эпоху Марии Сибиллы непревзойденный Георг Эберхард Румф (Румфиус) собирал растения, ракушки и ракообразных на одном из Молуккских островов, Амбоине (Амбоне), все пятьдесят лет, что служил там торговым представителем голландской Ост-Индской компании[615].
Впрочем, в 30‐х годах некоторые естествоиспытатели предпринимали путешествия к дальним берегам специально для наблюдений: врачи Виллем Писон и Георг Маркграф сопровождали принца Иоганна Морица Нассау-Зигенского в его поездке в Бразилию и опубликовали полученные результаты в Амстердаме в 1648 и 1658 гг. Но Писон и Маркграф не сами организовывали и оплачивали свое путешествие. Они состояли в свите принца, который являлся наместником этой части тогдашней Нидерландской империи, а потому вышедшая в 1648 г. «Естественная история Бразилии» была издана «под эгидой и с соизволения прославленного Иоганна Морица»[616]. Так же и францисканец Шарль Плюмье, который увлеченно изучал растения в Альпах и Провансе, ухватился за шанс побывать на островах Карибского моря, «дабы подвергнуть изучению все редкие и любопытные создания тамошней Природы». Он вошел в состав экспедиции, отправленной туда бывшим королевским интендантом французских колоний Мартиники и Сан-Доминго. В 1693 г., при выходе его иллюстрированного «Описания растений Америки», Шарль Плюмье поблагодарил государственных поверенных, усилиями которых как его путешествие, так и издание книги были оплачены из королевской казны[617]. По другую сторону Ла-Манша, когда юный Ханс Слоун в 1687 г. отправился для двухгодичных наблюдений за растениями, животными и людьми на Ямайку, «одну из самых Больших и Важных ПЛАНТАЦИЙ Ее Величества в Америке», он числился врачом нового губернатора острова, герцога Альбемарльского, и получал значительное жалованье и деньги на снаряжение[618].
У Марии Сибиллы Мериан подобных договоренностей не было. Разумеется, для ее работы необходимо было существование голландской колонии в Суринаме, как существование французской колонии в Квебеке было необходимо Мари Гюйар для исполнения ее апостольской миссии, однако Мериан не имела официальных связей с властями или религиозными учреждениями, которые бы способствовали успеху ее затеи. Как бы Каспар Коммелен и другие амстердамские натуралисты ни хотели заполучить из первых рук сведения о растениях и насекомых Суринама, они, возможно, не были уверены в том, что женщина на шестом десятке и ее незамужняя дочь справятся с этим нелегким предприятием в джунглях. Бургомистр Николас Витсен финансировал научные поездки Корнелиса де Брёйна даже в такие страны, как Египет, Персия и Индия[619], но Марии Сибилле он в лучшем случае дал заем. В предисловии к «Метаморфозу» она отмечает красоту Витсеновой коллекции, комментирует дороговизну своего путешествия и издания книги — и никому не выражает ни благодарности, ни признательности[620].
По крайней мере, она была свободна принимать собственные решения. В феврале 1699 г. она попросила одного торгового агента продать большое собрание своих картин (с изображением фруктов, растений и насекомых) и значительную часть энтомологической коллекции, собранной ею в Германии, Фрисландии и окрестностях Амстердама, а также содержавшей экземпляры из Вест-Индии. Она надеялась частично восполнить затраты на поездку уже по возвращении — продажей редких образцов суринамских насекомых. В апреле 1699 г., «отбывая в Колонию Суринам», она составила завещание, в котором назначила своими наследницами дочерей Йоханну Хелену Графф и Доротею Марию Графф, а своего зятя Херолта и друга Михила Мюсхера попросила быть посредниками по дальнейшей продаже вещей из ее дома. В июне они с Доротеей отплыли[621].
Как раз для такого предприятия и готовили Марию Сибиллу перемены в ее жизни. Разве мужчины ее семьи не ездили по Европе в стремлении овладеть своим искусством? Разве ее отец, Маттеус Мериан, не издавал последние замечательные тома «Великих путешествий», знаменитой серии гравюр из Нового Света? В Нюрнберге она наверняка беседовала о дальних странах со своим другом Кристофом Арнольдом, который издавал описания «языческих религий» островов Карибского моря, Гвианы и Бразилии, редактировал и иллюстрировал отчеты о поездках в страны Дальнего Востока, а также сочинял стихи, прославлявшие не только ее гусениц, но и книги о путешествиях[622].
Разве сама она не проделала телесный и духовный путь из Германии во Фрисландию? Там, среди лабадистов, она много слышала про Суринам, хотя, надо признаться, отзывы были разные. Еще до приезда Мериан в Виуверд Братья и Сестры послали за океан две партии своих поселенцев[623]. Их первостепенной задачей было не обращение народов Америки в христианство; хотя умершая в 1680 г. Луиза Гюйгенс перед смертью молила «Господа Иисуса об обращении бедных индейцев», ее мольбе почти не вняли[624]. Скорее святая община решила, что из‐за перенаселенности Валты кое-кому из ее членов следует заняться «трудом на благо Бога» в новой обстановке. Одна группа, несмотря на отвращение лабадистов к выращиванию «этого презренного табака», приобрела землю в Мэриленде[625], другое пристанище нашлось в 1683 г., когда треть нидерландских владений в Суринаме досталась Корнелису ван Соммелсдейку, который стал там губернатором. В последующие два года в колонию приехало более сорока лабадистов, и ради своих сестер губернатор наделил их землей — так высоко по течению реки Суринам, как неевропейцы еще не селились. Лабадисты назвали новое поместье Плантацией Провидения и считали его идеальным для сбора истинных христиан.
Однако жизнь в джунглях потребовала больших жертв, чем могли вынести даже нонконформисты, и пока Мария Сибилла Мериан обустраивалась в Виуверде, с Плантации Провидения шли письма с жалобами на змей, москитов и кусачих муравьев, на болезни, смерти и раздоры среди избранных. «Дикие звери» (как они называли америндов, сравнивая их с тапирами) были настроены враждебно, а их язык был не менее «зверским», чем их поведение. Рабы, которых лабадисты купили в большом количестве, отказывались трудиться при хорошем обращении, так что святоши из Виуверда вынуждены были, по примеру других падших плантаторов, прибегать к побоям и поркам. Жара стояла такая невыносимая, что сами лабадисты почти не могли работать. Сестра Свем, которая была поварихой на Плантации Провидения, вместо того чтобы умереть благочестивой смертью, осудила лживость руководителей общины и отказалась взять свои слова обратно даже перед самой встречей с Создателем[626].
К концу 1686 г. колонисты начали возвращаться со своими печальными историями в Виуверд, где им пришлось выслушивать упреки в слабости. Через несколько лет стало ясно, что затея с лабадистскими поселениями провалилась. В 1688 г. губернатора ван Соммелсдейка и командующего его войском убили собственные солдаты, взбунтовавшиеся против того, что их, «как рабов», заставляют трудиться на строительстве укреплений и каналов Парамарибо и при этом плохо кормят (Соммелсдейк не был лабадистом, но требовал от своих людей подчинения дисциплине)[627]. Со временем его сестры, Люсия и Мария, тоже вернулись в Валту. Некоторые из лабадистских Братьев и Сестер оставались в Суринаме и в начале 90‐х годов, но фактически Плантация Провидения превратилась для виувердских лабадистов во владение, которое они сдавали в аренду[628]. (Следует подчеркнуть эту важную подробность, так как в посвященных Мериан трудах всегда предполагалось, что лабадистская община в Суринаме продолжала действовать, каковое обстоятельство способствовало поездке 1699 г.) Согласно налоговому реестру по Суринаму за 1694 г., в «коллегии лабадистов» не числилось постоянно проживающих «белых» (т. е. имевшиеся белые приехали недавно), зато было пятьдесят пять «краснокожих и черных невольников»; в 1697 г. там было семеро белых и 61 раб. В 1699–1702 гг. название лабадистской плантации вообще выпадает из реестра