Остальные залы были также набиты битком. Игроки в бридж забыли о существовании Терпсихоры. Из зала для игры в пинг-понг долетали веселые возгласы, отставной судья из Индии резался на бильярде, а в читальном зале наиболее степенные индивидуумы занимались чтением журнала «Уорлд» и парижского издания «Нью-йоркского Герольда».
И все это было чистокровным англо-саксонским и по мысли, и по разговору, и, наконец, по манерам, за исключением управляющего отелем – итальянца, лакеев всевозможных национальностей и швейцара-космополита.
Проходя через анфиладу общих зал, Сесиль увидел в читальне, около самого входа, так, чтобы никого не упустить из проходивших мимо, элегантную миссис Макалистер и, отдавая себе должный отчет, он остановился и заговорил с ней, усевшись рядом.
Миссис Макалистер была одной из тех англичанок, которых можно встретить только в больших и фешенебельных отелях. Все в ней было под покровом тайны, за исключением только того, что она подыскивала себе второго мужа. Она была высокого роста, интересная, прекрасно одетая, находчивая, хорошо образованная, лет тридцати четырех-тридцати пяти. Но никто не имел понятия ни о ее первом муже, ни об ее семье, никому не было известно из какого она графства, каков ее годовой доход и каким образом она затесалась в наиболее отборный круг отельного общества.
Она казалась самой веселой женщиной во всем Алжире. На самом же деле душа ее была полна печали, так как каждый прожитый день делал ее старше, вырывал у нее из рук лишний шанс подцепить какого-нибудь миллионера. Она познакомилась с Сесилем Торольдом неделю назад и так прилипла к нему, что окружающие толковали об этом в течение целых трех дней, что было хорошо известно Сесилю. Он подумал, что сегодня вечером он смог бы дать миссис Макалистер возможность в течение целого часа поохотиться за крупной дичью, а остальным обитателям отеля – занятие еще на целых три дня, поэтому-то и сел рядом с ней, завязав оживленный разговор.
Вначале она спросила его, где он ночует: на яхте или в отеле, и он ответил, что иногда в отеле, а иногда на яхте. Затем спросила, где находится его спальня, он сказал, что на втором этаже. Тогда она высчитала, что это будет третья дверь от ее спальни.
После этого они разговорились о бридже, о погоде, о танцах, о еде, об ответственности, являющейся результатом обладания огромными средствами, об алжирских железных дорогах, о Канне, об азартных, играх, о книжке Морлея «Жизнь Гладстона» и о процветании отеля, добравшись, совершенно естественно, и до обсуждения «алжирской тайны».
В продолжение сезона каждая пара отельных посетителей в своих разговорах по истечении минут десяти переходила на тему об «алжирской тайне». Происходило это потому, что отель являлся ареной, на которой она разыгралась.
Однажды утром, первого апреля прошлого года, некий честный Джон Булль вошел в контору отеля и, положив перед клерком пятифунтовый кредитный билет, заявил: «Я нашел его у себя на столе. Он не принадлежит мне. Хотя он и похож на настоящий, но я полагаю, что это чья-нибудь шутка». Семеро других постояльцев также заявили в этот день о том, что нашли в своих комнатах пятифунтовые кредитные билеты или простые бумажки, их напоминающие. Кредитные билеты были сличены, после чего все восемь человек направились в банкирскую контору на бульваре de la Republique, и там без лишних слов эти кредитки обменяли на золото.
Второго апреля еще двенадцать человек нашли кредитные билеты в своих комнатах, то на кроватях, то засунутыми в различные укромные места, например, некоторых случаях они были обнаружены под подсвечниками. Сесиль оказался в числе двенадцати. Стали следить, но безрезультатно. За одну неделю щедрые духи разбросали среди отельных постояльцев семьсот фунтов. Скоро об этом заговорили газеты в Англии и Америке. Некоторые из посетителей остались недовольны поведением духов, сочли себя оскорбленными и покинули отель, большинство же очень заинтересовалось и пробыло в отеле до самого конца сезона.
Дождь из кредитных билетов пока еще не возобновлялся в нынешнем сезоне. Тем не менее, почти каждый постоялец, а они сыпались с ноября месяца как из мешка, отправлялся спать с тайной надеждой увидеть утром пятифунтовый кредитный билет.
– Реклама! – ухмылялись наиболее рассудительные люди.
Разумеется, объяснение это было вполне подходящим, однако управляющий-итальянец категорически опровергал его, а кроме тото, уже никто больше из приезжих не находил у себя кредитных билетов.
Вскоре отель перешел в другие руки, и прежний управляющий был уволен. Поэтому тайна так и осталась неразгаданной, служа всегда излюбленной темой для разговоров.
Поболтав, Сесиль Торольд и миссис Макалистер протанцевали два танца. Как бы в ответ на это, находившаяся в зале публика стала громко выражать свое удивление по поводу того, что Сесиль позволяет себя дурачить. Когда в полночь он удалился в свой номер, многие матери и дочери воспылали справедливым гневом, утешая себя тем, что он, мол, скрылся с глаз, чтобы скрыть внезапно охвативший его стыд. Что же касается миссис Макалистер – она сияла.
Очутившись в своей комнате, Сесиль, закрыв на ключ дверь и забаррикадировав ее, открыл окно и выглянул во тьму звездной ночи. На крыше мяукали кошки. Он улыбнулся, вспомнив свой разговор с миссис Макалистер и красноречивость ее взглядов. Но тут же ему стало жаль ее. Быть может, только чтовыпитое им виски с содой смягчило сразу его сердце по отношению к одинокому созданию. Из всего сказанного ею лишь одно его заинтересовало – заявление отом, чтоновый управляющий-итальянец весь день пролежал больной в постели.
Сесиль опорожнил свои карманы и, став на стул, положил свой бумажник на гардеробный шкаф, куда без сомнения не догадался бы заглянуть ни один алжирский мародер. Револьвер он сунул под подушку. Через три минуты Торольд уже спал.
III
Сесиля разбудил ряд толчков – кто-то отчаянно тряс его за руку, и он, просыпавшийся обыкновенно при малейшем шорохе, пришел в себя с трудом. Он приподнялся на кровати. В комнате горел свет.
– У меня разгуливает привидение, мистер Торольд! Простите меня… но я так… – Перед ним стояла полураздетая и растрепанная миссис Макалистер.
«Это, право, уж чересчур», – сквозь сон подумал он, раскаиваясь в своем флирте. Затем строго и даже сурово предложил ей выйти в коридор с тем, что через мгновенье он присоединится к ней. Если же она боится, то может оставить дверь открытой. Миссис Макалистер, рыдая, удалилась, Сесиль же встал.
Прежде всего он захотел узнать который час, но его часы, золотой хронометр ценою в двести фунтов, исчезли. Многозначительно свистнув, Сесиль взобрался на стул и обнаружил пропажу бумажника со шкафа, в котором было немного больше пятисот фунтов. Подняв свое пальто, лежавшее на полу, он увидел, чтомеховая подкладка – фантазия миллионера, обошедшаяся ему около ста пятидесяти фунтов – была вырезана. Даже револьвер пропал из-под подушки.
– Здорово!– пробормотал он. – Работа, можно сказать, первоклассная.
Так как у него во рту было неприятное ощущение, то ему внезапно пришло в голову, что в виски было подлито какое-то снотворное. Он попытался припомнить лицо прислуживавшего ему лакея. При взгляде на окно и дверь Сесилю стало ясно, что вор проник через окно и вышел через дверь.
«Но как же бумажник? – размышлял он. – По-видимому, за мной следили. Не миссис ли Макалистер?.. »
Но, подумав с минутку, Торольд решил, что не она. Несомненно, миссис Макалистер могла покуситься только на свободу холостяка.
Накинув халат и надев ночные туфли, он направился к ней. Коридор тонул во мраке, и только из открытой двери его комнаты падал свет.
– Давайте теперь ловить ваше привидение, – обратился он к миссис Макалистер.
– Вы войдете первым, – захныкала она. – Я не могу. Оно было белое… И с черным лицом… Показалось в окне…
Сесиль со свечой в руке вошел в ее комнату и первым делом заметил, что оконное стекло было выдавлено путем накладывания листа бумаги, смазанного патокой, а затем, тщательнее исследовав окно, разглядел снаружи шелковую лестницу, спадавшую с крыши и волочившуюся по балкону.
– Входите, не бойтесь, – обратился он к дрожавшей вдове. – Несомненно, ваш призрак обладает большим аппетитом. Возможно, это какой-нибудь араб.
Ободренная Сесилем, миссис Макалистер робко вошла в комнату и сразу же обнаружила пропажу часов, шестнадцати колец, опалового ожерелья и денег. Сколько именно – она не сказала.
– Мои средства очень ограничены, – пояснила она. – К тому же я жду со дня на день перевод.
Сесиль подумал: «Это не простая кража. Если все закончится так же, как и началось, – будет нечто доселе невиданное».
Он посоветовал вдове успокоиться и одеться, после чего вернулся в свою комнату и быстро оделся сам. В отеле царствовала полнейшая тишина, и только где-то раздался бой часов. Пробило четыре.
Открывая вторично свою дверь, Торольд обратил внимание на высунувшуюся из соседней комнаты голову мужчины.
– Скажите, – поинтересовалась голова. – Вы тоже что-нибудь заметили?
– Что именно?
– Меня обокрали.
Англичанин смущенно рассмеялся, словно ему было стыдно в этом признаться.
– На какую сумму?
– Приблизительно фунтов на двести.
– Меня тоже обокрали, – сказал Сесиль. – Пойдемте вниз. Свеча у вас есть? Обычно в коридорах никогда не выключается свет.
– Может быть, наш вор свернул все выключатели, – предположил англичанин.
– Наши воры, – поправил его Сесиль.
– Вы полагаете, их было двое?
– Полагаю, что больше полдюжины, – ответил Сесиль.
Англичанин оделся, и оба мужчины со свечами в руках спустились вниз, бросив на произвол судьбы одинокую женщину. Но та, не имея никакого желания быть забытой, поспешила вслед за ними, крича им вдогонку. Прежде чем они очутились внизу, им пришлось увидеть еще три открытые двери и выслушать еще три заявления о краже.
Сесиль шел во главе процессии по роскошным, но загадочно притихшим залам, в которых еще три часа тому назад было так людно и оживленно. В вестибюле, тускло освещенном дежурной лампочкой, к ним навстречу поднялся помощник швейцара, один из вечно бодрствующих служащих, спросив их на ломаном английском языке, что случилось.