Квел, вероятно, уловил что-то в незримых, но яростных токах, ибо поклонился троим всадникам. — Я доставлю ваше послание. Всем навигаторам Трайгалл Трайдгилд.
Земля как будто неловко заворочалась под подошвами Грантла.
— Теперь вам лучше уходить, — сказал Брукхалиан.
Холм застонал — то, что Грантл сначала принял за приступ головокружения, оказалось вполне реальным землетрясением.
Глаза Мастера Квела широко раскрылись, он расставил руки, сохраняя равновесие.
На краю ряда холмов земля и камни полетели в небо. Из взорвавшегося кургана выкарабкивалось нечто — жилистая шея, щелкающие челюсти — широко распахнулись крылья…
Холм трясся под ними.
Трое всадников развернули коней и спускались вниз.
— Квел!
— Еще мгновение, чтоб тебя!
Взорвался второй холм.
«Действительно могильники! С мертвыми драконами!» — Скорее…
— Тихо, ты!
Открытый магом портал мерцал, края колыхались, словно под ударами бури.
Бока ближайшего холма развалились, огромная клиновидная голова метнулась в их направлении — сверкнули кости и отбеленная чешуя…
— КВЕЛ!
— Иди! Я должен…
Дракон выбирался, расшвыривая землю. Когти терзали почву. Чудовище шло к ним.
«Нет… оно идет к порталу». Грантл схватил Мастера Квела и потащил к разрыву. Маг вопил и брыкался — но все, что он пытался сказать, заглушило шипение помчавшегося на них дракона. Голова щелкнула челюстями так близко, что подхвативший Квела на руки Грантл едва успел прыгнуть назад, провалившись в дыру портала.
Они упали на белый песок с высоты двойного роста, тяжело шлепнувшись спутанным клубком рук и ног.
Остальные закричали…
… когда неупокоенный дракон просунулся в разрыв, издав торжествующий рев — голова, шея, плечи и лапы — выплеснулось одно крыло, расправившись подобно грязному рваному парусу. Показалось второе…
Мастер Квел вопил, бешено выкрикивая слова силы; паника сделала его голос еще тоньше обычного.
Монстр выпал, словно плод жутких родов, и взвился над островом. С неба посыпались камни. Едва тонкий кончик хвоста вышел из дыры, портал закрылся.
Лежавший наполовину в воде, наполовину на плотном песке Грантл следил, как тварь взлетает все выше, оставляя за собой струи праха.
Дольщица Финт упала на колени рядом с ним. Она смотрела на Квела, который поднимался на ноги; на его лице застыло ошеломление.
— Треклятый дурак, — завопила она. — Почему ты не набросил на тварь упряжь? Мы уже улетели бы с поганого островка!
Грантл молча взирал на нее. «Безумна. Все они безумцы».
Никогда она не замечала в его позе подобного напряжения. Он обратился лицом к востоку, глядя на просторы Обжитой Равнины. Семар Дев еще раз помешала чай, крюком сняла котелок с углей и отставила в сторону. Метнула взгляд Карсе Орлонгу, однако Тоблакай деловито затягивал кожаный шнурок на мокасине, в каковом деле ему загадочным образом помогал облизывавший углы рта язык. Это казалось столь ребяческим, что Семар принялась гадать, не дразнит ли он ее, заметив — как всегда — что она тайком на него смотрит.
Ущерб подскакал со стороны ближайшей низины, закончив сегодняшнюю охоту. Другие лошади тревожно задвигались, когда громадный жеребец высоко задрал голову — на губах и щеках блестела кровь.
— Сегодня нужно поискать воду, — сказала Семар Дев, разливая чай.
— Мы ее найдем, — отозвался Карса, встав, чтобы проверить, плотно ли сидит мокасин. Он сунул руку в штаны, чтобы и там что-то поправить.
— Проверяешь, на месте ли? Вот чай. Не глотай разом.
Он принял из рук чашку. — Я знаю, что на месте, — сказал он. — Я напоминал тебе.
— Дыханье Худа, — буркнула она и застыла, ибо Скиталец чему-то вздрогнул.
Он повернулся к ним, но глаза казались затуманенными, устремленными вдаль. — Да, — сказал он. — Он что-то выплюнул.
Семар Дев нахмурилась: — Ты о чем?
Взор воина прояснился, скользнул по ней и сразу ушел в сторону. — Что-то происходит, — ответил он, подходя за чашкой. Поглядел на чай и сделал глоток.
— Всегда что-то происходит, — небрежно сказал Карса. — Вот почему несчастья не кончаются. Ведьма сказала, нам нужна вода — можно пройти вон той долиной, хотя бы временно, ведь она ведет на север.
— Река, ее промывшая, мертва уже тысячи лет, Тоблакай. Но направление нам подходит.
— Долина помнит.
Семар Дев скорчила гримасу. Воин день ото дня становится все более загадочным, словно его покорила неоднозначность местности. Обжитая Равнина на редкость неудачно названа: это обширные просторы… пустоты. Следы животных, но самих животных не видно. Единственные птицы — стервятники, что терпеливыми точками кружат и кружат в небе. Но Ущерб себе добычу находит.
Обжитая Равнина — живая тайна, язык ее темен, он подавляет, как волны жары. Даже Скитальцу неуютно.
Семар допила чай и встала: — Думаю, эта земля проклята давным-давно.
— Проклятия бессмертны, — сказал Карса и одобрительно хмыкнул.
— Может, хватит?
— Что? Я говорю то, что чувствую. Проклятие не умирает. Оно вечно.
Скиталец сказал: — Не думаю, что это проклятие. Мы чувствуем память земли.
— Тогда это мрачная память.
— Да, Семар Дев, — согласился Скиталец. — Здесь жизнь претерпела неудачу. Зверей слишком мало, чтобы плодиться. Бродят изгнанники из городов и сел. Даже караванные следы, кажется, блуждают — нет натоптанных путей, ведь источники воды редки и непостоянны.
— Может, они хотят обмануть бандитов.
— Я не заметил следов стоянок, — настаивал Скиталец. — Полагаю, банд здесь нет.
— Нужно найти воду.
— Как скажешь, — сказал с раздражающей ухмылкой Карса.
— Почему бы не почистить посуду, Тоблакай? Удиви меня своей полезностью. — Она пошла к лошади, захватив седло. Она могла бы вытащить кинжал, отворить кровь, пролить ее на сухую почву, чтобы увидеть… то, что сможет увидеть. Или ей отвернуться и замкнуться в себе? Противоположные намерения вели войну. Любопытство и трепет.
Бросив седло на широкий круп, приладив ремни, она подождала, пока животное успокоится. Никому не нравятся путы. Ни живым, ни, наверное, мертвым. Раньше она могла бы спросить Карсу Орлонга, пусть чтобы всего лишь найти подтверждение догадкам — но он каким-то образом избавился от сонма душ, влачившихся за спиной. В тот день, когда убил Императора. Ах, да, две остались. В ужасном мече.
Может быть, подумала она, именно это и изменилось. «Освобождение. Но разве он не начал собирать новые?» Затянув подпругу, она тайком оглянулась на великана. Тот оттирал песком черную сковороду, на которой она пекла корни коленника, и устрашал неподатливую корку злобной ухмылкой. Нет, она ничего не ощущает — он не так напряжен, как она сама. Но если она ничего не ощущает, это не значит, что ничего нет. Верно? Может, он примирился с таскающимися по пятам жертвами.
«Такому мужчине не следует улыбаться. Ни улыбаться, ни смеяться. Он обречен быть одержимо — мрачным».
Однако он слишком нагл, чтобы казаться одержимым. Наглость и раздражала, и привлекала ее одновременно (и это раздражало еще сильнее!)
— Зачем ты грызешь его? — сказал Скиталец, незаметно вставший рядом. Он говорил тихо. — Словно шакал грызет олений рог — не от голода, а скорее по привычке. Он не так сложен, как тебе кажется, Семар Дев.
— О да, он сложен. И еще сложнее.
Мужчина скривил губы и занялся своим конем. — Дитя, которое заманили во взрослый мир. Но он не потерял силу. Не забыл о цели. Он достаточно юн, чтобы быть самоуверенным. Он доверяет своему зрению, своим убеждениям; он считает, будто понял суть мира.
— Ох. Когда же мир повернется и пнет ему прямиком промеж ног?
— С некоторыми этого не случается никогда.
Она сверкнула глазами: — Ты говоришь, что бессмысленно бороться с несправедливостью.
— Я говорю, что справедливости ожидать глупо, Семар Дев. В этом мире и в мире будущем.
— Так что же влечет тебя, Скиталец? Что заставляет тебя делать шаг за шагом? К какой судьбине ты стремишься?
Он затруднился с ответом, хотя она не верила, что смогла вопросом потревожить в его душе что-то болезненное. Эти мужчины облачены в надежные доспехи. Их не уязвить.
Он затянул подпругу и спустил стремена. — Нас сопровождают, Семар Дев.
— Кто? Стервятники?
— Ну, и они тоже. Это Великие Вороны.
Услышав это, она прищурилась, глядя в небо. — Уверен?
— Да. Но я говорил о других.
— Кто же это? И почему они не показались?
Скиталец вскочил на коня и натянул удила. Карса уже собрал пожитки и седлал Ущерба. — У меня нет ответа на твои вопросы, Семар Дев. Я не могу похвастать пониманием разума Гончих Тени.
Семар заметила, что Карса Орлонг поднял голову при этих словах; но на лице его выразилось лишь простое любопытство.
«Боги, он с ума меня сведет!»
— Они охотятся за нами? — поинтересовался Карса.
— Нет, — ответил Скиталец. — По крайней мере, не за мной. Уверен, что и не за нашей ведьмой.
Карса сел на джагского скакуна. — Сегодня, — провозгласил он, — я не поскачу с вами. Вместо этого я выслежу Гончих Тени, ибо желаю увидеть их самолично. А если они тоже увидят меня в одиночестве, то смогут проявить свои намерения.
— И к чему все это? — спросила Семар.
— Я уже имел дело с Гончими. Буду рад подпустить их поближе — пусть унюхают истину.
— Не нужно, — заметил Скиталец. — Карса Орлонг, Гончие сначала были моим эскортом — точнее, одна. Ее дал мне Темный Трон. Уверен, что ты им не интересен.
Семар Дев повернулась к нему. — Почему же ты предполагал совсем иное?
Дальхонезец встретил ее взор; челюсти его сжались так сильно, что заскрежетали зубы. — Ты была права, ведьма, — сказал он. — Ты знаешь этого воина куда лучше, чем я.
Карса хохотнул и отъехал.
Они смотрели ему в спину.
Семар Дев хотелось сплюнуть — чай вызвал горечь во рту. — Он сделает как хочет, — пробормотала она, — нравится это Гончим или не нравится.