Цап вышел из дома и следил, как Па и Ма ковыляют вниз по улочке. Шлеп — плюх.
Хныка пыхтела, вероятно, готовясь зареветь, ведь Ма скрылась из глаз, а такое случается редко. Что же, придется падали заткнуться. Хороший шлепок по груди, и снова станет тихо. Может, надо вдарить обеим. И завернуть в тряпки, чтобы ловчее было уносить при побеге.
Хныка заревела.
Цап развернулся и поглядел на гадину. Рев перешел в вопли. — Да, Хныка, — мягко ухмыльнулся Цап. — Я иду за тобой. О да, иду.
Ох и задал он ей!
Беллам Ном понимал, что происходит что-то плохое. Просто ужасное. Атмосфера в школе стала кислой, почти ядовитой. Вряд ли это помогает узнать про дуэли, про то, как уцелеть в схватке клинков.
На личном, эгоистическом уровне это раздражало, но лишь бесчувственный ублюдок думает так. Суть в том, что нечто сломало Стонни Менакис. Сломало полностью. А это разбило и душу Муриллио, ибо он любит ее — в этом нет сомнений, ибо иначе он не оставался бы здесь сейчас, когда она обходится со всеми, а особенно с ним, столь грубо.
Не так уж легко оказалось понять, в чем проблема, ведь они держат язык за зубами; однако он взял за привычку оставаться и прятаться в тенях, как будто прохлаждаясь после звона тренировки на горячем плацу. У Беллама Нома острый слух. И еще у него есть природный талант, которым он обладает с детства: умение читать по губам. Очень полезный талант, как оказалось. Мало кому удается сохранить свои тайны от Беллама.
Учитель Муриллио пришел к некоему решению и выбежал словно одержимый; Беллам быстро понял, что ему не нужно прятаться, следя за ним — целый легион Багряной Гвардии мог маршировать по улице, и Муриллио ничего бы не заметил.
Беллам не знал точно, какую роль сможет сыграть в надвигающихся событиях. Все, чего ему хотелось — оказаться в нужном месте в нужное время.
Приметьте его хорошенько. Подумайте о смелости без сомнений и компромиссов, подумайте о героях. Маленьких и больших. Всяких. Когда случается драма, они тут как тут. Оглянитесь. А вы сами где?
Он казался человеком столь безобидным, вполне соответствующим прозванию; в небольшой конторе не было ничего, выдающего амбиции Скромного Малого, его кровожадное стремление использовать Себу Крафара и всю Гильдию Ассасинов.
Безвредный, да… но Себа ощущал, как под непримечательной одеждой тело покрылось потом. Да, он не любит появляться на людях, особенно при свете дня, но едва ли эта боязнь главенствует на встрече с господином Железоторговцем.
«Все просто. Я не люблю этого типа. Неужели удивительно? И плевать на то, что он предложил самый крупный контакт за мою бытность во главе Гильдии. Может быть, малазане предложили Воркане еще больше, но только потому, что задание было непосильным даже для жуткой суки».
Впрочем, неприязнь Себы имела вполне очевидную для него самого причину: ужасные промахи при исполнении «заказа» Скромного Малого. Едва ли он может смотреть на этого типа, не видя множества ассасинов, перебитых при попытках (до сих пор не вполне удачных) убийства проклятых малазан. Эту мысль трудновато отогнать даже как бы случайным, небрежным взмахом пухлой руки Скромного Малого.
— Наши неудачи, разумеется, временные, — сказал Себа. — Не лучше ли решить дело к взаимному удовлетворению, прежде чем перейти к новому контракту?
— Я передумал насчет дела с К’руловым храмом — по крайней мере, сейчас, — ответил Скромный Малый. — Не бойтесь, я буду рад добавить к первоначальному счету награду за устранение двоих объектов. Если падут и остальные, вы, разумеется, будете немедленно вознаграждены. Однако я буду польщен, если вы сосредоточите усилия на новой цели.
Себа Крафар не умел долго выдерживать чужой взгляд. Он понимал, что почти все увидят в этом слабость или признак того, что ему нельзя доверять, и поэтому старался говорить напористо и четко. Такая грубая откровенность в сочетании с бегающими глазами выводила собеседников из равновесия, и Себа умел этим пользоваться.
Но сработает ли уловка с этим типом? — Новая цель, — начал он, — политик.
— Полагаю, это ваша специализация, — сказал Скромный Малый.
— Да, но нынче все невероятно запуталось. Благородные научились защищать себя. Убийства стали не такими легкими.
Брови Железоторговца взлетели: — Вы просите еще денег?
— Не совсем. Вот я о чем: Гильдия ранена. Мне пришлось возвысить пару дюжин «птенцов» на несколько месяцев раньше положенного. Они не готовы… о, убивать они умеют не хуже других, но еще мало чем отличаются от амбициозных негодяев. При обычных обстоятельствах я муштровал бы их беспощадно — но в данный момент не могу себе этого позволить.
— Полагаю, ваши привычные методы следует видоизменить.
— Уже начинаю. Пятнадцать погибших в «К’рул-баре» были из моих новых выдвиженцев. Те, кто выжил, потрясены. Ассасины без веры почти что бесполезны.
Скромный Малый поддакнул: — Планируйте верно, Мастер Крафар, исполняйте планы с точностью — и доверие вернется.
— Согласен. — Себа на миг замолчал. Он все еще потел, терзаясь беспокойством. — Прежде чем принять новый контракт, — сказал он, — я должен предложить вам хорошенько подумать. Есть другие, менее кровавые пути избрания в Совет. Кажется, деньги для вас не проблема, а потому…
Его остановил взмах руки.
В глазах Скромного Малого вдруг появилось новое, еще невиданное Себой выражение, и оно заставило его похолодеть. — Если бы я желал купить место в Совете, Мастер Крафар, я не призвал бы вас. Неужели это не очевидно?
— Да, полагаю…
— Но я ведь вас призвал, не так ли? Не следовало ли вам предположить, что мои цели гораздо сложнее простого кресла в Совете?
— Вы желаете смерти именно этого советника.
Скромный Малый признал истинность догадки, быстро закрыв глаза, что каким-то образом напоминало кивок — только без движения головы. — Мы не обсуждаем мои мотивы, ибо они не касаются вас, как и заданной вам работы. Итак, вы нападете на указанное имение, убьете советника и всех, кто там окажется, вплоть до судомойки и терьера, натасканного на крыс.
Себа Крафар отвел глаза (впрочем, он все время беседы только этим и занимался). — Как скажете. Кажется простым… но отнюдь не все так просто, как кажется.
— Вы намекаете, что не готовы?
— Нет, я говорю, что приучился думать, будто все непросто, и чем проще кажется дело, тем больше в нем возможно осложнений. Поэтому требуется тщательное планирование. Надеюсь, ваше вхождение в Совет не требует спешки? В любом случае есть необходимые шаги: подкуп или призыв к родственным узам, распределение финансов и так далее… — Он замолчал, ибо, метнув краткий взгляд на Скромного Малого, заметил поджатые губы. Себа прокашлялся и произнес: — Десять дней как минимум. Приемлемо?
— Приемлемо.
— Тогда мы закончили.
— Точно.
— Аргументы, представленные малазанским посольством, неприемлемы.
Советник Коль твердо взглянул в лицо Ханута Орра и не увидел ничего нового — только страх, презрение, уловки и откровенный обман, угнездившуюся злобу и ненависть. — Так вы утверждаете, — ответил он. — Но, как сами можете убедиться, встреча окончена. Я приложу все силы, чтобы дела Совета остались запертыми в этой комнате. Вы, Советник, слишком рьяно бросаетесь в политиканство.
— А я не просил советов.
— Нет, только союза. Ошиблись в запросе, Советник.
— Не думаю. Только союз имеет значение.
— Да, — улыбнулся Коль, — я достаточно хорошо вас понял. А теперь, если позволите…
— Объяснения, почему им нужно расширить посольство, нелепы — неужели вас так легко провести, Советник Коль? Или достаточно было набить монетами ваш кошель?
— Вы или хотите подкупить меня, советник Орр, или намекаете, что я уже подкуплен. Первое маловероятно, так что остается второе. Поскольку мы стоим в коридоре и нас могли услышать, мне придется потребовать цензуры.
Ханут Орр ощерился: — Цензура? Что это, трусливый способ избежать честной дуэли?
— Согласен, это процедура довольно редкая, и вы о ней не слышали. Что же, позвольте объяснить, дабы вы не оказались незащищенным.
Не менее дюжины советников собрались вокруг них и слушали, храня на лицах подобающе серьезное выражение.
Коль продолжил: — Итак, я принимаю ваши слова как формальное обвинение. Суть процедуры — в создании независимого следственного комитета. Разумеется, расследование будет весьма тщательным и затронет финансовые дела обеих сторон — да, и обвиненного и обвинителя. Такое расследование неизбежно станет…объектом интереса, так что всяческая персональная информация выйдет на свет. После сбора нужной информации мои адвокаты просмотрят ваше дело, решая, не следует ли выдвинуть встречное обвинение. Затем в дело вступит Юридический комитет.
Ханут Орр малость побледнел.
Коль глядел на него вскинув брови. — Так мне требовать цензуры, Советник?
— Я не намекал, что вы брали взятки, Советник Коль. Прошу прощения за небрежность, приведшую к недоразумению.
— Понимаю. Тогда вы предлагаете мне взятку сейчас?
— Ни в коем случае!
— Что же, полагаю, на этом политические игры окончены?
Ханут Орр состроил непроницаемое лицо и помчался прочь, словно вихрь. Шарден Лим мигом побежал за ним; вскоре в том же направлении отправился, с деланной небрежностью, и юный Горлас Видикас.
Коль наблюдал все это.
Эстрейсиан Д’Арле подошел ближе и, взяв его под руку, отвел в укромную нишу — они были специально предусмотрены для неформального политиканства. Двое слуг принесли охлажденное белое вино и быстро удалились.
— Почти, почти, — мурлыкнул Эстрейсиан.
— Он молод. И глуп. Семейная черта? Возможно…
— Так взятки не было?
Коль нахмурился: — Пока нет. Официальные объяснения действительно хлипкие, как и говорил Орр.
— Да. А к неофициальным он не допущен.
— Верно. Не тот комитет.
— Едва ли это случайность. Настырная троица получила места во всех самых бесполезных комитетах, которые мы только смогли вспомнить — но это не заняло все их время. Увы, они по-прежнему успевают ставить нам подножки.