Полоса земли, вся трава на которой была вытоптана, могла показаться следом стада бхедринов, если бы не две невероятно широкие колеи от утыканных шипами колес. Там и тут виднелись груды мусора; иногда попадались и полуразложившиеся трупы. Вороны и стервятники уже завели свои танцы среди мусора и падали.
Скиталец ссутулился в семиградском седле. Совсем рядом с его пегим мерином шагал длинноногий, тощий и злобный джагский жеребец, которого, по словам ведьмы Семар Дев, звали Ущербом. На его спине она казалась ребенком. Настоящий хозяин зверюги был где-то впереди — то ли шел по следам скатанди и чудовищной повозки Капитана, то ли уже поджидал их в засаде. Так или иначе, она была уверена, что столкновение неизбежно.
— Он не любит рабовладельцев, — сказала она вчера, словно это объясняло всё.
Итак, не демон, а Тоблакай истинной крови — эта деталь пронизала Скитальца судорогой сожаления и боли. Причины он предпочел скрыть; хотя ведьма, очевидно, прочитала что-то по его лицу, но не стала тревожить его нескромными расспросами. А может, боялась, что он раскроется: Семар Дев, как подозревал он, склонна падать в бездны сильных эмоций.
Она, в конце концов, странствовала по садкам, отыскивая следы того, кто оказался впереди них — а подобное предприятие не для слабаков. «Все это только чтобы вернуть коня?» Он был достаточно умен, чтобы не разузнавать подробнее, пусть причина и не оправдывает такие ее усилия. Киндару приняли ее объяснение, покивав с мудрым видом — они не увидели в нем ничего необычного. Конь был священным животным, джагом, братом их любимых горных лошадок. У племени есть легенды подобного сорта, и они потратили большую часть ночи, пересказывая многие из них — а теперь обрели новую. Владыка Волчьих Лошадей встретил женщину столь целеустремленную, что она кажется его отражением, и вместе они поскакали на север, миновав остатки последней стоянки киндару, объединились и собрали большую часть племени — сказание еще не завершено, но уже живет и будет жить, пока живы сами киндару.
Он заметил следы горя на усталом, иссушенном ветрами лице Семар Дев: киндару, сами того не ведая, нанесли ей новые раны, и боль медленно проникала вглубь, терзая сердце. Темное, неуправляемое сочувствие бурлило в ее взоре, хотя племя осталось далеко позади. Было до ужаса ясно, что и ей, и Скитальцу придется вплести в полотнища жизней своих новую перекрученную нить.
— Далеко ли до них? — спросила она.
— Не больше двух дней.
— Тогда он уже мог найти их, или они — его.
— Да, возможно. Если у этого Капитана есть армия… что же, даже Тоблакаи умирают.
— Знаю, — ответила она. Потом добавила: — Может быть.
— А нас с тобой всего двое, Семар Дев.
— Если ты решил свернуть, Скиталец, я пойму твое решение. Но я обязана его найти.
Он отвел глаза. — Да, да, конь…
— И еще кое-что.
Скиталец подумал. Оглядел широкий и неровный след. Тысяча, пять тысяч; когда люди шагают колонной, точно понять трудно. Однако пресловутая повозка стоит того, чтобы на нее поглядеть, да и след ведет в нужном ему направлении. Мысль свернуть в сторону оказалась непереносимой. — Если твой друг хитер, он не станет нападать открыто. Он затаится, насколько это возможно на равнине, выждет удобного момента — хотя какой момент может быть удобным, если их так много, не могу представить.
— Так ты пока остаешься со мной?
Он кивнул.
— Тогда… я должна рассказать тебе еще кое-что.
Они завели лошадей в середину следа и послали рысью.
Скиталец ждал, когда она разговорится.
Жаркое солнце напоминало ему о родине, саваннах Даль Хона — хотя насекомых тут меньше, а громадных стад скота и хищников, крадущихся за ними, вообще не видно. Здесь, на равнинах Ламатафа, встречаются бхедрины, мелкие группы антилоп, зайцы, волки, койоты, медведи и мало кто еще. Над головами много ястребов и соколов, это верно — но страна совсем не отвечает его прежним представлениям.
Неужели катастрофа в Морне истребила всё? Оставила выжженную пустошь, слишком медленно оправляющуюся, а немногие виды животных перекочевали с севера? Или К’чайн Че’малле были ненасытными охотниками, наслаждались бойней, пока их самих не перебили?
— Что ты знаешь об Императоре Тысячи Смертей?
Он поглядел на женщину: — Немного. Только что его нельзя убить.
— Верно.
Он ждал.
Саранча ползла по пыльному следу, отыскивая редкие пучки истоптанной травы и словно удивляясь, кто успел первым пожрать ее. Высоко вверху хищник издал пронзительный крик, намереваясь спугнуть паникующих птиц.
— Его меч был выкован при помощи силы Увечного Бога. Он был наделен слоями волшебства, овладеть которыми носитель меча мог, только умирая — сражаясь и умирая с оружием в руках. Император, несчастное истерзанное существо, Тисте Эдур, познал иллюзорность смерти. Он понимал — я уверена в этом — что проклят, ужасающе проклят. Меч свел его с ума.
Скиталец понимал, что такое оружие действительно способно свести носителя с ума. Он ощутил, как вспотели ладони, и взял поводья в правую руку, упершись левой в бедро. Во рту почему-то пересохло.
— Ему нужны были поборники. Иногда им удавалось его убить. Иным — несколько раз. Но он снова и снова возвращался, становясь сильнее, и каждый бросивший вызов погибал. Так продолжалось долго.
— Страшная участь, — пробормотал Скиталец.
— Пока не прибыл некий корабль. На его борту были новые поборники из отдаленных стран. Среди них — Карса Орлонг, Тоблакай. И я при нем.
— Хотелось бы услышать историю вашего партнерства.
— Возможно, расскажу позже. Там был еще один поборник. Его имя — Икарий.
Скиталец развернулся в седле, внимательно смотря на женщину. Мерин, уловив его настроение, дернулся и встал.
Джагский жеребец Семар Дев пробежал еще несколько шагов, пока Семар не развернула его. Она поглядела ему прямо в глаза. — Думаю, что если бы Икарий встретился с императором… умирание продолжалось бы долго, охватывая пожаром целый континент…
Он кивнул, не решившись заговорить.
— Однако, — продолжала Семар Дев, — первым поставили Карсу.
— И что случилось?
Улыбка ее вышла горькой. — Они сразились.
— Семар Дев, — сказал Скиталец, — это бессмыслица. Тоблакай еще жив.
— Карса убил императора. Конечной смертью.
— Как?
— Есть только подозрения. Думаю, он каким-то образом переговорил с Увечным Богом. Уверена, разговор был неприятным. Карса редко бывает приятным.
— Итак, Император Тысячи Смертей…
— Умер смертью окончательной. Мне хочется думать, что Рулад на последнем издыхании поблагодарил Карсу Орлонга.
«Если ей хочется так думать, милости прошу». — А меч? Тоблакай носит его как свой?
Она подобрала поводья и послала коня шагом. — Не знаю, — сказала она. — Еще одна причина его отыскать.
«В этом ты не одинока, женщина». — Он заключил сделку с Увечным. Занял место императора.
— Неужели?
Он тоже понудил мерина идти, снова оказавшись рядом с ней. — Существует иная возможность?
На это она вздохнула: — Ах, я знаю то, чего ты не знаешь. Скиталец, я знаю Карсу Орлонга.
— И что это должно означать?
— Видишь ли, излюбленная его игра — представляться… очевидным. Тупым, лишенным всякого изящества, всякого приличия. Простым дикарем. Очевидная возможность — единственная возможность, не так ли? Вот почему я не верю, что он так поступил.
— То есть не желаешь верить. Я скажу прямо, Семар Дев. Если твой Тоблакай несет меч Скованного Бога, ему придется либо отдать его мне, либо обнажить против меня. Подобное оружие следует уничтожить.
— Ты считаешь себя врагом Увечного Бога? Что же, в этом ты не уникален.
Скиталец нахмурился: — Я не заявлял себя его врагом и не намереваюсь заявлять. Однако он зашел слишком далеко.
— Кто ты, Скиталец?
— Когда-то я играл в игры цивилизованности, Семар Дев. Но в конце концов остался дикарем.
— Слишком многие заступали путь Карсе Орлонгу, — заявила она. — Только недолго удавалось им простоять. — Она помолчала. — Цивилизованный, дикарь — все это слова. Жестокий убийца волен рядиться в любые костюмы, способен выдумывать великие причины и неотложные необходимости. Боги подлые, как мне надоели дурацкие повадки мужчин! Во всем мире вы одинаковы!
Он ответил на ее вспышку молчанием, ибо давно был уверен: все именно так и обстоит. Никогда не изменится. Животные остаются животными, наделены они разумом или нет. Они дерутся, они убивают, они умирают. Жизнь — страдание, а когда она кончается… что тогда?
Конец. Должно быть так. Просто обязано.
Итак, между ними не осталось недоговоренностей. Им уже не нужно рассказывать байки и вспоминать о прошлых приключениях. Все, что важно обоим, находится впереди.
С Тоблакаем по имени Карса Орлонг.
В не таком уж далеком прошлом человек, известный под прозвищем Капитана, был чьим-то пленником. Когда он стал бесполезным, его бросили на равнине, приколотив за руки и ноги деревянными кольями к твердой земле — оставили поживой для хищников и падальщиков Ламатафа. Однако он не был готов умереть. Он сорвал руки с кольев, освободил ноги и полз на карачках половину лиги — к долине, по которой текла река, некогда широкая, на сегодня похожая скорее на окруженный тополями ручей.
Руки его были раздроблены. Ноги не держали вес тела. А еще он был убежден: заползшие в уши муравьи так и не вышли наружу, став пленниками тоннелей черепа, и построили в мозгах самое настоящее гнездо — он мог ощутить кислотные выделения на вспухшем, почерневшем языке.
Если легенды не врут, жуткие и давно всеми позабытые духи реки поднялись из грязи, что таится под трещинами берегов, и подобно червям сползлись к бредящему, содрогающемуся человеку. Дарить жизнь не в природе подобных существ; нет, это была сделка. Король кормит наследников, желая продолжить род, но и наследники кормят короля иллюзиями бессмертия. Рука просовывается сквозь прутья клетки, чтобы пожать руку, тянущуюся сквозь прутья соседней клетки. И они не просто касаются друг дружки…