[40] – тоже неплохо. «Один «Беллини» в руке стоит двух Беллини на стене!»[41] – как однажды сострил его отец, отказавшись покидать этот изумительный отель и тащиться по людным улицам Венеции то ли в музей, то ли в собор.
Но проблема в том, что тендерное предложение «Юникома» должно включать стандартные условия о необходимости приобрести контрольный пакет в кратчайшие сроки. Если он предложит свой пакет «Юникому», а те не смогут заключить сделку, Эбби все прознает и будет мстить ему всю оставшуюся жизнь. Так что мудрее было бы подождать и посмотреть, куда подует ветер. Он встречался с Когниченти раз или два – это был типичный человек-гриб [42] – и было бы очень рискованно вступать с ним в прямой контакт. Простейший способ узнать о том, как продвигаются дела у «Юникома», – подкатиться к Эбби в трудную для нее минуту и выразить возмущение по поводу вопиющего пиратства Когниченти, а главное, выведать, насколько тот близок к успеху. Да это же просто подарок судьбы – оказаться тем человеком, который бросил свой пакет акций на весы и склонил их чашу в нужную сторону, человеком, который уничтожил «Данбар-Траст»!
Шок, испытанный Уилсоном в связи с внезапным увольнением после сорока лет руководства юридическим отделом Данбара, можно сказать, был легким испугом по сравнению с тем ужасом, охватившим сейчас его, когда он уже не отвечал за юридическую защиту «Траста», против которого «Юником» развернул операцию по недружественному поглощению. Если раньше Уилсоном владели обида и неприязнь, то теперь их затмило искреннее сочувствие к старому другу, затянутому в водоворот битвы с враждебными силами, и это сочувствие лишь подкреплялось неотступным ощущением тревоги.
Чем он мог помочь Данбару? Он даже начал набрасывать список факторов, которые могли бы повлиять на исход битвы, но чем длиннее этот список становился, тем острее опытный юрист понимал, что не в силах ответить на основополагающий вопрос: для кого он составляет этот список? Флоренс и Генри не имели возможности применить его на практике, Эбигейл и Меган не должны были его получить, а юридическому отделу, который он возглавлял до недавних пор, было запрещено делиться с ним какой-либо информацией или посвящать его в текущие дела компании. В сущности, огромная компания утратила лидера: по сравнению с Данбаром все топ-менеджеры были самозванцами, но и сам Данбар теперь был по сути самозванцем, которого пугали, казалось бы, знакомые ему вещи и который лишился всех рычагов, некогда позволивших ему выстроить свою империю. Данбар всегда воспринимал свои эмоции как дочернюю компанию «Траста»: для него это было нечто, чем можно было управлять с помощью переговоров и материальных стимулов или наказаний и отставок. А теперь все перевернулось с ног на голову: он мог предложить бизнесу только эмоциональный хаос в своей душе. Единственным человеком, способным спасти бизнес, был он, сам нуждающийся в спасении. И все же совет директоров мог его поддержать – если только на завтрашнем собрании старику удастся более-менее сохранить убедительность доводов и связность мыслей. Его отречение от власти, его странные приступы безумия в Лондоне, его заточение в лечебнице и его бегство, похоже, вызвали в его душе революцию, которая в конечном итоге могла бы оказать благотворное воздействие на его сознание, но в условиях нынешнего кризиса обернулась бы катастрофой.
Уилсон продолжал составлять свой список, чтобы и себя успокоить, и нащупать возможные тактические ходы. Еще важную роль играло антимонопольное законодательство. Надо будет сразу же подать жалобу в Федеральную торговую комиссию[43] и в министерство юстиции с изложением потенциального ущерба для конкуренции на рынке, который возникнет, если крупная медиакомпания «Юником» поглотит такую же крупную медиакомпанию, как «Данбар». Он провел черту на желтой странице блокнота, обозначив очередной пункт, и написал одно слово: «Инсайдер». Это была маловероятная ошибка, но вряд ли стоит преуменьшать степень алчности и небрежности людей, торопящихся сорвать хороший куш. Может быть, есть кто-то в ближнем кругу Когниченти или какая-то нефтяная компания, которые могли приобрести пакет акций «Данбар-Траста» в надежде на резкий взлет их стоимости, который непременно последует после обнародования тендерного предложения? Этот вопрос естественным образом вел к двум следующим пунктам в списке, которые он записал: «Непреднамеренное публичное предложение»[44] и «Заинтересованная сторона». Что, если «Юником» в течение длительного периода тайно скупал акции или делал это через третьих лиц, чтобы сегодня выступить с ними единым фронтом?
Но сколько бы он ни размышлял над всеми возможностями, его уверенность подрывало незнание точной цели его усилий. Если Данбар и Флоренс не смогут отстоять «Траст», тогда единственный успешный вариант – это поддержать попытки Эбигейл и Меган заполучить власть в компании и полномочия по защите интересов сотрудников и активов «Данбар-Траста» от враждебного поглощения, чего Уилсон всеми силами стремился избежать. Он вел сражение на двух фронтах сразу, вынужденный смириться с тем, что, возможно, придется вступить в альянс с одним из врагов. В других обстоятельствах Уилсон был бы рад сыграть партию в живые шахматы, но вместо радости от ощущения ясности мысли и своей способности опережать противника на несколько ходов его вдруг охватило чувство грусти и утраты.
Он бросил ручку на блокнот и, откинувшись на спинку кресла, уставился на пучок засохших цветов в камине гостиничного люкса. Он вспомнил, как в первый раз встретился с Генри Данбаром в Игл-Роке, его старом доме в Бридл-Пате, где тот жил с первой женой. Уилсону тогда было всего двадцать девять. Старший партнер юридической фирмы, которая вела все дела Данбара, был тогда в отъезде и, дабы спасти свои личные планы на уикенд – как выяснилось позднее, это было ошибочное для него решение, – попросил Уилсона заменить его на встрече с важным клиентом. Горничная, отворившая ему дверь, провела его через весь дом на террасу, выходившую на лужайку сада. Данбар пытался организовать семейный бейсбольный матч. Эбби и Меган, тогда еще совсем девчонки, явно скучали, но повиновались отцу, а их мать, уже сильно подшофе, в ярко-желтых брючках и с зажженной сигаретой в руке, стоя у кромки импровизированного поля, громко отпускала насмешливые комментарии. Данбар заметил Уилсона, и не клеившаяся игра сразу прервалась, когда он зашагал через лужайку поприветствовать гостя, и Уилсон с первого взгляда понял, что Данбар обожает что-то организовывать, состязаться, проявлять инициативу, даже шутливо играя с дочками, вопреки их желанию, в выходной день. Он обладал феноменальной физической энергией, из-за чего любое общение с ним превращалось в неотложную и крайне рискованную авантюру. Данбара, которого в ту пору окружала аура нереализованных амбиций, больше впечатляло то, чего люди стремились добиться, нежели то, чего они уже достигли, и, проведя несколько часов с Уилсоном, он предложил тому бросить свою фирму и возглавить будущую команду юристов, которым предстояло вывести его компанию на биржу. Почему-то Данбар сразу же завоевал его полное доверие и вдохновил на ту степень преданности, которую он был готов проявлять потом даже в выходные дни. Уилсон рискнул уйти из фирмы и забрать их крупного клиента. Он понял, что с Данбаром его ожидают большие дела и он сможет добиться куда более внушительных успехов, чем медленно взбираясь по иерархической лестнице отделения «Стоун, Ракер и Уайт» в Торонто…
Уилсон взял ручку и взглянул на исписанную желтую страницу. Нельзя сдаваться! Если только Генри сможет собраться с силами для этой последней битвы, возможно, им удастся спасти дело всей его жизни от хищнического «Юникома».
Проведя страстную ночь с Хесусом, Меган в среду проспала до обеда. Изучая экран телефона, но еще не желая никому перезванивать, она поразилась числу пропущенных звонков от Эбби и буквально от всех высших руководителей компании. Были также звонки от банкиров, вовлеченных в операцию приобретения «Данбар-Траста» компанией «Игл-Рок». Что ж, им всем придется подождать. Перед каждым собранием совета директоров всегда было много суеты, но сейчас ей нужно мысленно сконцентрироваться и применить все свои актерские таланты для удачного исхода другого важного мероприятия – встречи с Кевином. Она хотела попросить Кевина избавить ее от Хеса. И чтобы не выглядеть чересчур капризной, ей придется изобрести для него убедительный повод для ликвидации его нового напарника. Она придумала, будто случайно выболтала Хесу важнейший корпоративный секрет, потенциально оцениваемый в сотни миллионов долларов, и теперь Хес якобы ее шантажирует угрозой продать эту информацию конкуренту – ясное дело, речь идет о «Юникоме».
А, вот и он! Она услышала гулкий звон дверного колокола и, надев маску взволнованно-трагической озабоченности и печали, стала его ждать.
Данбар точно знал, где находится: в столовой квартиры Флоренс в Нью-Йорке, где он пил чашку кофе после обеда. Флоренс беседовала по телефону с Уилсоном, его старым другом Уилсоном, перед которым ему предстоит еще извиниться за несправедливое увольнение. Комната была вся залита светом, – что даже немного его пугало, – струившимся сквозь застекленные двери широкой террасы. Только что он находился на краю безумия и смерти, он был вне себя от ужаса, что может умереть, так и не увидев Флоренс, и вот он в ее квартире. Пусть он еще далек от обыденности возврата к нормальному состоянию, но все же лучше так, чем еще совсем недавно. Впервые за многие недели он почувствовал, что его тело – цельная конструкция, а не состоит из отдельных частей, точно деревянный клоун на шарнирах, в тряпичной одежде, с ногами и руками на веревочках. Он много спал и ел, а те ядовитые таблетки, которыми его пичкали доктор Боб и доктор Харрис, вроде бы вымылись из организма благодаря тяжким испытаниям в горах Камбрии и уже не оказывали никакого действия на его сознание и настроение. Данбар всегда воспринимал свою крепкую физическую форму как данность и вспоминал о ней, лишь когда ее утрачивал. И только на мгновение он изумился, что она к нему вернулась – как удивился, лишившись ее. Ощущение было в равной мере знакомое и непривычное, как бывало в первый час после приезда в дом на озере в начале лета, когда он замечал тысячи знакомых мелочей, и начинало казаться, что они всегда оставались при нем.