Перенесемся, однако, из сверхъестественного мира в «естественный»; графа Оксфорда привидения, надо полагать, мало интересовали.
В Британском музее хранится письмо Даниеля Дефо Роберту Гарли, где автор письма под именем мистера Кристофера Харта уведомляет своего патрона и работодателя, что он, Харт, должен «по личным делам» отлучиться из Лондона на два месяца, а то и на более длительный срок. И обращается с просьбой выдать ему удостоверение личности на имя Харта, чтобы его не задержали в пути. Письмо кончается словами: «Жду от вас ответа на имя…» Явочных имен у Дефо в разное время было несколько, не только Харт, но и Александр Голдсмит, и Клод Гийо, а позже – еще и мистер Эндрю Мортон.
В первую «командировку» Дефо отправляется не в Шотландию, а в юго-западные графства – подготовить электорат, чтобы на выборах в парламент избиратели «правильно» проголосовали. Едет «мистер Харт» верхом, и не один, а в сопровождении «приятеля» и слуги приятеля, то есть, надо понимать, людей Гарли – для страховки: мало ли что выкинет по пути этот диссентер? Он же никак еще пока себя не проявил, ничем себя не зарекомендовал, за ним нужен глаз да глаз. Наказ Гарли: лишить тори инициативы, при этом придерживаться мира и согласия, в конфликты по возможности не вступать.
Легко сказать. Встречен Дефо был, прямо скажем, не с распростертыми объятиями: юго-западные графства – традиционная вотчина тори и Высокой церкви. От Дефо потребовались всё его мужество, гибкость, сговорчивость и уверенность в себе. Мэр Веймута во всеуслышание заявил, что Дефо замышляет заговор, подбивает людей бунтовать. В Эксетере дела складываются еще хуже: Дефо объявлен в розыск, он, заявляют городские власти, действует против курса ее величества на мир и согласие. Это он-то, всегдашний сторонник золотой середины?!
Вдобавок его и здесь преследуют кредиторы, приходится уносить ноги, ему вслед шлют письма с угрозами, в «Обозрении», которое он не перестает писать в пути (какова работоспособность!), он пытается своих гонителей образумить:
«Право же, джентльмены, жалкий, презренный автор сей газетенки не стоит всех ваших попыток направить его на путь истинный. Не станете же вы угрожать застенком, наручниками и виселицей бедному, униженному автору, с которым правительство давно уже поступило по справедливости».
Унижение паче гордости.
Несмотря на эту не слишком гостеприимную встречу, Дефо ходит без охраны, безоружный, только с палкой, которой, как он говорит, «и собаку не проучишь».
«Что до обороны, – пишет он в очередном номере «Обозрения», – ночевать я предпочитаю не в седле, а под крышей и за закрытой дверью; днем же надеваю под кафтан панцирь, хотя убежден, что эти головорезы не нападут на меня при свете дня».
Не нападали, потому что боялись. Прошел слух, что заезжий пропагандист якшается с нечистой силой, что у него вместо ног копыта, а на голове под париком рога. Что ж, заезжий пропагандист и впрямь «якшался» с нечистой силой; якшался в том смысле, что много и увлеченно о ней писал.
Одним словом, поездка – Дефо проехал в седле в общей сложности больше тысячи миль – оказалась непростой. И всё же этот «дьявол во плоти» своего добился: тори потерпели на выборах поражение, и Гарли после возвращения Дефо в Лондон его к себе приблизил, стал доверять, опекать, с ним считаться и даже порой советоваться. Турне по юго-западным графствам не пропало даром.
На север, в Шотландию, Дефо выезжает за счет Гарли, сам бы не смог даже лошадь и сбрую приобрести, а ведь когда едешь не только по платным, но и по королевским дорогам, приходится вдобавок платить пошлину за проезд, причем на каждой заставе. Пока доедешь до Эдинбурга, кошелек, даже туго набитый, опустеет. Осенью 1706 года, перед тем как пуститься в далекий путь, тайный осведомитель Роберта Гарли вновь на мели: во второй раз объявляется банкротом и оставляет на попечение всесильного благодетеля многодетную семью. Ближайшие годы, вплоть до смерти королевы Анны и заката звезды графа Оксфорда, он, предварительно обзаведясь, как и полагается осведомителю, а лучше сказать, пропагандисту и агенту влияния, явочными именами, проведет в седле, прекрасно понимая, чего от него ждут в Лондоне.
«Во-первых, – четко формулирует сам Дефо свои обязанности, – быть в курсе всего, что предпринимается различными группировками против Унии Англии и Шотландии. Во-вторых, беседовать с шотландцами и всячески склонять их к единению. В-третьих, опровергать, оспаривать в печати всякую публикацию, порочащую идею союза. И в-четвертых, устранять всевозможные подозрения относительно каких-то тайных происков, направленных против шотландской церкви».
Свои обязанности Дефо сознает в полной мере, но об истинных причинах первой поездки в Шотландию не распространяется, темнит, как, собственно, осведомителю и положено: «Это некоторое почетное, но тайное деяние по указанию ее величества». Смысл шотландского турне, однако, предельно ясен: подготовить почву для давно назревшего (так, по крайней мере, считают в Лондоне) объединения шотландского и английского парламентов, чему и посвящен памфлет Дефо «Об устранении национальных предрассудков против Унии».
Устранить же эти «национальные» (понимай шотландские) предрассудки было ох как непросто. Шотландцы в большинстве своем воспринимали Унию как поглощение (каковым она, собственно, и была) и Унии противились, в чем их активно поддерживали английские якобиты. Ну и французы, естественно, тоже: «Война за испанское наследство» в самом разгаре.
Проехав верхом семьсот миль до Эдинбурга, Дефо попадает из огня да в полымя. На улицах города в кареты юнионистов, таких, как герцог Куинсберри, летели камни, в их домах били стекла, сторонников Унии могли при случае обругать, облить грязью, даже избить; сторонников же независимой Шотландии, таких как герцог Гамильтон, напротив, носили на руках. Эдинбург, по сути, находился во власти взбешенных националистов, справиться с беспорядками без регулярных войск было невозможно. Дефо приходилось скрываться.
«Чернь повсюду разбивает фонари, – пишет он из Эдинбурга своему лондонскому другу Джону Франшему, – это чтобы не видно было их злодеяний. Стоило автору этого письма высунуться из окна, как он с трудом увернулся от пущенного в него огромного камня».
И тем не менее Дефо исправно выполняет возложенную на него миссию. Пишет, выступает, встречается с членами шотландского парламента, вступает в споры, убеждает, уговаривает, повторяет: что плохо для Англии, то плохо и для Шотландии. И регулярно, как было велено, докладывает «в ставку»:
«Поручиться за успех я еще не могу, но, надеюсь, самый образ моих действий не заставит Вас пожалеть, что Вы поручили мне это дело и облекли своим доверием… Никто меня в английских связях не подозревает, держусь я крайне осмотрительно, ничем себя не выдаю… В Эдинбурге у меня появились верные люди, с которыми неизменно советуюсь… С каждым говорю на подобающем языке: с бунтовщиками-матросами я прожженный морской волк, с абердинцами – шерстянщик…»
Отчитывается и за потраченные деньги – ничего, мол, лишнего себе не позволяю:
«Верьте мне, никаких излишеств не допускаю, выданными средствами не сорю, даже если меня к этому принуждают обстоятельства, – пишет он Гарли; и походя, как бы невзначай, жалуется покровителю на тяжкие семейные обстоятельства: – Жена моя уже дней десять как без денег, однако оставляю это на волю Провидения».
Кого автор письма считает Провидением, догадаться несложно.
Где лестью («Каледония: поэма в честь Шотландии и шотландского народа»), где силой убеждения («Голос с юга») Дефо своего добился: 30 октября 1706 года шотландский парламент проголосовал «как надо», за Унию 116 голосов, против – 83.
Гарли остался доволен, его секретный агент не подкачал и на этот раз. Доволен настолько, что добился для него аудиенции у королевы, уже второй. Ее величество удостоила Дефо кислой улыбки, короткой церемонной беседы и даже на прощанье протянула ему руку для поцелуя.
И было за что. Дефо не только выполнил задание Гарли, но и перевыполнил его: за время своего отсутствия в Лондоне набросал схему по организации секретной службы, дабы власти предержащие исправно получали достоверную информацию о том, что думает народ, за какую партию видные подданные ее величества готовы отдать свой голос, не замышляют ли они чего…
Проходит год – и Дефо опять в Эдинбурге. Французская эскадра под командованием адмирала Клода де Форбена в марте 1708 года берет курс на север, к берегам Шотландии, и агенту влияния предстоит выяснить, во-первых, дерзнут ли французы высадиться в британских (они же теперь – британские!) водах; во-вторых, может ли Лондон рассчитывать на поддержку местного населения. И в-третьих, понять, как относятся шотландцы к претенденту на английскую корону Джеймсу Стюарту, сыну низложенного Якова II, который в ожидании своего часа отсиживается во Франции. Задание, в сущности, не поменялось: прощупать общественное мнение и, в случае необходимости, на него повлиять.
Море и на этот раз выручило «островных» англичан. В свое время шторм разметал испанскую Непобедимую армаду – вот и теперь, спустя 120 лет, французские войска из-за волнения на море высадиться у берегов Шотландии не сумели и, потеряв 4000 человек, вернулись в Дюнкерк ни с чем. Вернулся в Лондон в марте 1708 года и Дефо. Правда, ненадолго: из Эдинбурга его отозвали в связи с приближающимися выборами в парламент, а затем еще на несколько месяцев отправили обратно.
Вторая поездка в Шотландию в 1708 году была на руку и самому Дефо – он преследует не только государственные интересы, но и свои собственные: за тридевять земель и на несколько месяцев он едет, чтобы скрыться от кредиторов, а заодно завязать деловые отношения; коммерцией он занимается по-прежнему – в свободное, так сказать, от литературной и осведомительской работы время.