И предчувствия Дефо не обманули. Спустя несколько месяцев, летом 1715-го, в стране вспыхнул якобитский мятеж – по существу, гражданская война, продолжавшаяся до конца следующего года. Сторонники Претендента выходят на улицу с криками «Долой огузок!». Поджигают дома, где живут сторонники короля, охотятся на них; многие виги, члены парламента, бегут за границу. Георга проклинают, пьют за здоровье Претендента, сжигают и громят молельные дома диссентеров – преследуют всех, кто был на стороне короля и его министров.
На стороне Претендента отнюдь не только простой люд – многие интеллектуалы также не скрывают своего недовольства. Свифт, к примеру.
«С приходом новой власти, – пишет он лорду Болингброку во Францию, – достается тем, кто в прежние времена действовал ради общей пользы в ущерб себе».
Намек на несправедливо «репрессированного» Гарли – очевиден.
Уличными беспорядками дело не ограничивается. В ноябре 1715 года происходит заключительное сражение якобитского восстания – битва при Престоне. Сторонники Якова Стюарта во главе со сквайром Томасом Форстером входят в Престон, город в графстве Ланкашир, и объявляют Претендента королем Англии, однако через пять дней, попав в окружение правительственных войск и не сумев привлечь на свою сторону горожан, бросают оружие и сдаются. Капитулировать Форстера убеждают полковник Генри Оксбург и знатный английский вельможа граф Дервентуотер. После капитуляции Форстеру удастся бежать во Францию. Оксбург и Дервентуотер попадают в плен и, обвиненные в государственной измене, будут безжалостно казнены.
Волнения не проходят для Дефо бесследно – он подвергается несомненной опасности; если попадет в руки бунтовщикам, ему несдобровать. Мало сказать, что он убежденный виг и диссентер, – он еще и автор сатирической поэмы «Гимн толпе» (по аналогии с «Гимном позорному столбу»), где есть такие строки:
Коль убедить таких людей нельзя,
Пусть в ход пойдут аресты и петля.
Думает – не может не думать – и о своей семье. О том, как он несправедлив, равнодушен к жене, с которой прожил более тридцати лет и которая родила ему семерых детей. И кому он за все эти годы слова доброго не сказал. Думает о том, что урожденная Мэри Таффли, оставшись одна с детьми, потеряла к нему интерес, ушла в себя, замкнулась.
Но ведь и жена, в свою очередь, не отдавала ему должное, считала, и не без оснований, незадачливым предпринимателем, не раз повторяла, что он витает в облаках, своей выгоды не чувствует, ее и детей не замечает. Правду сказать, к его сочинениям она относилась так же безразлично, как он к ней, к ее жизни, верила своему будущему зятю Генри Бейкеру, который не раз говорил своей невесте Софии – младшей дочери Дефо, единственному человеку в доме, кого Дефо любил по-настоящему, – что ее отец несет в себе крах и разрушение («деструктивен», сказали бы мы сегодня), и крах постигнет всех, с кем он имеет дело; что его слова ничего не значат, что он «любит прятаться в тумане». Что ж, может, Бейкер и прав, вот только «прятаться в тумане» получается далеко не всегда…
Думает и о детях. Сейчас-то они выросли, многие разъехались, но, пока были дома, всегда держали сторону матери, грубо, неуважительно с ним обходились, с ним не считались, его не слушали, сторонились. Да и он был не лучше: целыми днями молчит, не обращает на домочадцев никакого внимания, в те редкие дни и недели, которые проводит дома, никогда детьми не занимается, запрется у себя в кабинете и пишет или громко молится – по всему дому слышно. Не занимался их воспитанием, росли без отца, – вот и результат…
Тогда-то, в эти тяжелые, беспросветные дни весны – лета 1716 года, едва он окончательно оправился от удара, и приходит ему в голову идея «Семейного наставника» – назидательных рассуждений о том, какой должна быть добропорядочная, набожная английская семья, как строить отношения с женой и детьми, а также со слугами и друзьями. Обо всём, чем сам он все эти годы пренебрегал.
«Наставник», этот своеобразный учебник пуританского воспитания, «заслуженный укор» самому себе, он разделил на три части:
• «Наставления отцам и детям»;
• «Наставления хозяевам и слугам»;
• «Наставления мужьям и женам».
Задуман «Наставник» как свод рекомендаций и требований. Требований куда больше – на то он и наставник.
Членам семьи автор рекомендует читать это руководство вслух, небольшими порциями, один-два раза в неделю и даже по воскресеньям. И заодно штудировать богоугодные брошюры вроде «Об истинной набожности» или «Первейший долг каждого семьянина». Сам Дефо, по счастью, такие брошюры не пишет, но их читает и дает читать своим детям.
Как же в этом человеке сочетается несочетаемое – пуританство и просветительство! Автор «Эссе о проектах» и «Призыва к чести и справедливости» советует детям этот вздор!
Таковы рекомендации отца семейства. А вот требования. Во-первых, строжайшим образом запрещается играть в карты, выпивать (даже самую малость) и сквернословить, и касается это родителей точно так же, как и детей. Во-вторых, необходимо молиться каждое утро и каждый вечер. В-третьих, быть скромным в быту: в поведении, в беседе, в одежде, не носить «побрякушки» (trinkets). В-четвертых, не увлекаться глупыми и вредными книжонками, каковые следует безжалостно, на глазах у детей, сжечь. Такими, например, как «Мысли о воспитании» Джона Локка, где английский философ готовит молодого человека не к «молитве и посту», а к практически полезной деятельности, учит разбираться в людях и ругает богословскую схоластику. В-пятых, следить за своей речью, не сквернословить; в качестве примера исковерканного английского языка Дефо приводит речь своего молодого слуги-негра Тоби. В-шестых, по воскресеньям дети обязаны спуститься вниз не позже половины десятого, при этом должны быть опрятно и скромно одеты, говорить следует тихо и внятно. Интересно, учили ли всему этому в Ньюингтонской академии?
Начинается утро с молитвы – сначала дома, потом в церкви или в молельном доме. После церкви ни дети, ни слуги из дома больше не выходят. Вечером глава семьи собирает всех домочадцев у себя и читает им вслух добронравные, поучительные книги, после чего перед ужином все хором поют псалмы и снова молятся. За вечерней трапезой родители и дети предаются «благочестивым беседам». Если отец, читая, хочет, чтобы его чадо запомнило какое-то важное слово или мысль, он, чтобы привлечь внимание, нежно прикасается рукой к щеке ребенка. Даже если дети расшалились, распускать руки родители не имеют права. Рукоприкладство строго запрещено, следует научиться воспитывать детей без зуботычин, не выходя из себя, что позволяют себе иной раз подвыпившие родители, тем более если они не ладят между собой.
Строится эта пуританская идиллия (Джон Беньян или Джон Мильтон, прочитав «Наставник», были бы, надо полагать, довольны) как своеобразный катехизис. Вот несколько диалогов отца и дочери, взятые почти наугад:
ОТЕЦ. И не вздумай читать непотребные книги!
ДОЧЬ (с обидой в голосе). В чем в чем, а в этом меня не обвинишь. (В праведном гневе выходит из-за стола и выбегает из комнаты.)
Или:
ДОЧЬ. Я так много вынесла из этой пьесы, отец!
ОТЕЦ (с улыбкой). Из Священного Писания ты вынесла бы гораздо больше!
Что тут скажешь? Быть может, детям Даниеля Дефо повезло, что он уделял им так мало времени? Добавим к этим двум диалогам третий – от себя:
ДОЧЬ. Отец, почему тебя никогда не бывает дома?
ДЕФО. Мне не до вас. Я в Шотландии: дела и заботы государственной важности. Не всякому дано, как твоему отцу, быть агентом влияния.
Глава VI28 лет, 2 месяца, 19 дней
Действительно, в Шотландии, да и в юго-западных графствах Дефо не был, строго говоря, осведомителем, – он был скорее пропагандистом, агентом влияния. Но не чурался автор «Робинзона» и осведомительской деятельности – чего не сделаешь на благо государства, а Дефо во все времена был убежденным государственником.
В 1716 году, когда якобитские мятежи еще продолжались, тогдашний государственный секретарь лорд Таунсенд предложил Дефо вновь послужить отечеству. Но так, чтобы этого никто не знал; пусть все думают, что Дефо – в числе недовольных вигами. Его цель – перехватывать и не давать хода проторийским «клеветническим» публикациям, прежде чем они попадут в печать. Осведомителем Дефо был внедрен (чем не шпионский триллер?) во многие периодические издания, при этом свою связь с этими газетами и журналами он должен был скрывать и писать в них либо анонимно, либо под именем владельца газеты (так он на несколько лет стал мистером Эпплби), либо под чужими, фиктивными именами.
Впрочем, стиль Дефо был слишком хорошо известен, и анонимные публикации никого обмануть не могли. Одним из первых подобных изданий был уже упоминавшийся «Mercurius Politicus», где Дефо с 1716 по 1720 год вел колонку «Ежемесячные наблюдения о происходящем в Великобритании». Читателю было невдомек, какими «наблюдениями» в действительности занимался автор, скрывавшийся под именем Эпплби или мистер Эндрю Мортон.
Годом позже Дефо был таким же образом внедрен в редакцию проторийской газеты «Mist’s Weekly Journal» в отдел иностранных новостей. Владельцем «Еженедельника» был Натаниэль Мист, тайный якобит, сторонник Претендента, на чьи средства «Еженедельник» и издавался. Под видом сотрудника газеты, автора «иностранных новостей», своего рода передовиц, Дефо выступал в роли «двойного агента»: писал лояльные Претенденту статьи – и одновременно доносил лорду Сандерленду, вигу, сменившему в парламенте графа Оксфорда, что делается в редакции, что «Mist’s Weekly Journal» собирается публиковать и как газета трактует события в отечестве. Гранки еще не вышедших в свет «иностранных новостей» исправно ложились Сандерленду на стол.